— Если за три месяца я ничего не наскребу, то потеряю работу.

Несмотря на недоразумения между ними, Фрэнку Эспарса нравился. Из всех людей, с кем ему довелось работать в Мексике, Эспарса походил на человека, который действительно хочет положить конец feminicidios. Потому-то Фрэнк и решил начать игру, сообщив ему, кто, по его мнению, убивает женщин в Хуаресе.

Люди называют это интуицией, особым даром, шестым чувством, даже гениальностью. У Фрэнка же названия этому не было.

В октябре 1977 года он вошел в полную трупов комнату, попробовал представить, как выглядела одна из умерших женщин, и открыл в себе талант к тому, чего не мог предполагать даже в самых смелых мечтах. Действительно, более невероятную вещь трудно представить. До того момента он строил карьеру, основанную практически полностью на создании образов совершенства — обнаженные формы женщин и реклама для глянцевых журналов. А здесь оказался перед лицом насильственной смерти, разложившимися, гниющими трупами и грязными скелетами, и его попросили представить их живыми и здоровыми людьми.

Сопоставление красоты и жизни с гниением и смертью никогда не казалось ему чем-то необычным. То, что начиналось как вызов в связи с делом номер 5233, быстро стало чем-то, что он хотел делать и в чем нуждался. Только позднее он осознал, что судебная скульптура удовлетворяла его внутреннюю потребность: он ваял ради правосудия, помогал раскрыть преступление, но в первую очередь он творил искусство, у которого была цель.

Попутно он придумывал правила там, где их не было. Те же немногие из существовавших установок — касались ли они толщины тканей или расстояния, на которое выступают глазные яблоки, — Фрэнк использовал лишь частично. Остальное шло откуда-то изнутри — инстинкт, подсказки печени, некий первобытный нюх, — и оно столько раз оказывалось верным, что люди стали подыскивать ему название.

Вероятно, это было тогда неизбежным, что те же необъяснимые качества, которые он вызывал из глубины своего существа, чтобы представить лицо жертвы убийства, Фрэнк начал использовать, чтобы представить лицо самого убийцы. В какой-то степени это происходило автоматически. К тому времени как он заканчивал очередной бюст — проработав в одиночестве дни напролет в своей студии, сосредоточив внимание единственно на жертве, — он думал о том, каков этот человек был при жизни, и просчитывал бессчетное количество сценариев того, как он или она могли умереть.

Во время обедов с Флейшером и Уолтером он начал использовать возможность обсудить свои идеи и послушать о тех делах, над которыми работали они. Это был как раз тот вид обмена информацией, теоретизирования и бесед по криминалистике, который побудил их создать общество «Видок».

Четырнадцать лет прошло со дня основания общества, которое взялось за ряд крупных дел: отдел собственно Фрэнка — девушка из колодца и Йон-Бенет Рамсей — до Принсес До, даже мальчика в коробке и дела 1957 года, которым занимался Уилтон Крогмэн, привлекшего в свое время пристальное внимание всей страны. Из сотни с лишним нераскрытых убийств, которыми занималось общество, в каждом пятом случае убийцу находили.

Что касается Фрэнка, то выслушивание в течение многих лет свидетельств десятков полицейских и людей, представлявших «висяки», а также предположений, догадок, сценариев и гипотез, выдвигавшихся бесчисленными судебными экспертами, было своего рода ускоренным курсом постижения детективной работы. Это оттачивало его чутье. Если он чувствовал запах крысы, то говорил об этом.

В какой-то момент он дошел до того, что обвинил своего знакомого в том, что тот замешан в смерти своей подруги. Тело женщины нашли с огнестрельной раной головы. Мужчина рассказал Фрэнку об этом деле, попросив, чтобы в нем поучаствовал «Видок», однако Фрэнк постепенно уверился, что человек как-то связан со смертью женщины и хочет использовать Фрэнка и общество, чтобы отвести внимание от своей персоны. Это дело так и не раскрыли.

Иногда Фрэнк промахивался, задавая на заседаниях «Видок» вопросы, казавшиеся не только не относящимися к делу, но звучавшие так, словно исходили от любителя, случайно затесавшегося между профессионалами («Вы принимали во внимание полицейского?», «Вы обратили внимание, что трава вокруг орудия преступления примята под углом в сорок пять градусов?»). Но иногда он бывал прав. Могли его мысли показаться глупыми и безумными или нет, но он никогда не боялся высказаться по поводу того, кто, по его мнению, нажал на курок.

Эспарса ожидал, когда Фрэнк заговорит.

— Это может показаться безумием… — начал Фрэнк.

— Нет, давайте расскажите мне. Кого вы подозреваете?

Появлялось все больше версий насчет того, кто убивал женщин в Хуаресе, одна причудливее другой. В недавнем отчете, опубликованном в «Виллидж войс», были приведены б о льшая часть из них, за исключением, казалось бы, страшной идеи о фильмах с реальными убийствами, снимавшихся на потребу азиатских рынков.

«Это может быть, — заявляла газета, — международная сеть поставки органов, сатанисты, организованная преступность, серийные убийцы, приехавшие из Соединенных Штатов, группа местных серийных убийц, правительство Мексики или полиция штата».

Фрэнк считал, что здесь замешан зловещий альянс организованных преступных группировок и полиции штата, из-за чего это было особенно трудно высказать Эспарсе, который сам принадлежал к местной полиции. Фрэнк объяснил, как пришел к такому заключению.

— Думаю, полицейские насилуют и убивают женщин, чтобы добиться доверия наркокартеля, — сказал он. — Таким образом они показывают свою преданность. Давайте посмотрим правде в глаза… картель не станет использовать полицейского, если тот не будет у него на крючке.

Эспарса помолчал несколько секунд, затем заговорщицки перегнулся через стол.

— Это крайне конфиденциальная информация, — прошептал он, — но мы арестовали нескольких полицейских, которые регулярно разъезжали между Хуаресом и Чиуауа, по подозрению в насильственных действиях в отношении женщин в пустыне. Но они их никогда не убивали.

Во время других следственных мероприятий, когда полиция вела слежку, то случайно наткнулась на офицера полиции, участвующего в секс-вечеринке. Офицер просил Эспарсу не предавать инцидент гласности и забыть о нем.

— В то время я от этого отмахнулся. Он просто наш коллега, которого застукали с женщинами. Но теперь, когда думаю об этом и о людях, с которыми он тогда был, похоже, вы правы. — Он помолчал. — Но мы не можем об этом никому рассказывать.

Эспарса пообещал переговорить с Энджи, но предупредил, что не стоит докладывать генеральному прокурору.

После обеда по пути в бывшую полицейскую академию Эспарса проезжал мимо нескольких maquilas. Даже ночью громадные, безликие фабрики, казалось, отбрасывали черную тень на все вокруг. Женщина одиноко шагала вдоль стены.

— Вот так их похищают, — произнес Эспарса вслух.

Он притормозил, чтобы убедиться, что она дошла до автобусной остановки, и подождал, пока подойдет автобус. Пока они сидели в машине, Фрэнк спросил Эспарсу, нет ли еще чего нового по пяти черепам.

— Нет, — ответил он.

Фрэнку было по-прежнему любопытно, почему держится в тайне девушка из Чиуауа; он был убежден, что к настоящему времени у общественности появилось больше информации о ней. Ответ Эспарсы оказался для него полной неожиданностью.

— О, мы ее нашли, — сказал он. — Она жива.

— Вы нашли ее? — переспросил Фрэнк. — Но ведь я работал с ее черепом. Как она может быть живой?

Эспарса пожал плечами. В эту минуту подъехал автобус и забрал ожидающую его женщину, поэтому Эспарса завел машину.

— Тогда кто та девушка, над которой работал я? — спросил Фрэнк.

Эспарса покачал головой.

Волнение, которое Фрэнк ощутил всего несколько минут назад, когда Эспарса согласился с тем, что его версия об убийцах может быть верной, вдруг исчезло. Еще никогда за все время работы над головами жертв убийств ему не встречался человек, который оказывался живым после того, как ему передавали его череп. Все его сомнения и подозрения насчет Мексики возродились с новой силой — это место невозможно понять.