Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Герасимов получил голову по почте и позволил открыть ящик одному из ассистентов. На дне, в конверте, который он не стал открывать и положил в сейф, была фотография Косовой.

Изучив череп, антрополог определил, что он принадлежит женщине лет двадцати пяти. Поскольку отсутствовала нижняя челюсть, Герасимов отправился искать похожую голову. Осмотрев более трех сотен образцов в антропологической коллекции Российской Академии наук, он нашел один «с нужной общей шириной трохлеи, расположением зубов, массой и формой нижней челюсти». Образец не был идеальным, но это было лучшее, что имелось в распоряжении Герасимова.

Завершив реконструкцию, он достал из сейфа фотографию. Снимок сделали, когда Косовой было примерно шестнадцать лет, но бюст явно ему соответствовал. Два свидетельства, похоже, подтверждали это: возраст костей и заявления нескольких подруг, что на одном из верхних передних зубов у нее была золотая коронка — она была обнаружена и у черепа.

Получив такую информацию, следователь вновь допросил мужа Косовой, и тот в конце концов признался, что убил ее.

Герасимов участвовал более чем в сотне судебных дел, вернув лицо неизвестным. Но основное время он посвятил реконструкции лиц очень известных личностей.

Однажды к нему обратился коллега, который хотел доказать, что имеющийся у него череп принадлежит матери Федора Достоевского, Марии. Герасимов доказал. В скором времени власти воспользовались талантом Герасимова, чтобы дать лица давно почившим известным русским деятелям. Одной из первых работ по этому заказу была реконструкция головы Тамерлана, великого и безжалостного воителя XV века, потомка Чингисхана и основателя империи Тимуридов.

В 1941 году могилу Тамерлана, где он покоился с несколькими сыновьями и внуками, вскрыли, и Герасимов был назначен руководить снятием надгробных плит, извлечением тканей и костных фрагментов, а также их консервацией. И он должен был сделать портреты знаменитых воинов.

Готовясь к столь ответственной работе, Герасимов прочел о Тамерлане все, что мог найти, — не только ради информации, например, о старых ранах, чтобы подтвердить, что скелет принадлежит именно этому человеку, но и любых упоминаний о его возможной внешности (с которыми он впоследствии будет сверять окончательный вариант бюста).

Легенду о завоевателе Центральной Азии знают все. И хотя во многих материалах говорится о его богатстве и о том, что он был известен от Китая до Европы, его внешность упоминается лишь мельком, к тому же тексты противоречат друг другу. Когда бюст был готов, перед скульптором предстал человек, сочетающий в себе все вообразимые качества — порочный, с окладистой рыжей бородой, с устрашающим выражением на лице.

Спустя двенадцать лет Герасимов должен был вылепить лицо русского самодержца с еще более страшным именем — Ивана Грозного, похороненного в Архангельском соборе Кремля.

Герасимов прочел многочисленные документы, в которых говорилось, что Иван был сложной натурой, «выдающейся и значительной», и при этом кровавым и жестоким деспотом, однако он не хотел, чтобы многочисленные литературные и художественные описания царя были помехой для реалистической реконструкции. По этой причине, как и в случаях со многими другими бюстами, он сначала вылепил одну половину лица, чтобы по другой половине черепа можно было судить, как у него получилось.

Бюст Ивана Грозного, как и в случае с Тамерланом, казалось, подтвердил бытовавшее мнение о царе, и только Герасимову было известно, какую важную роль сыграло художественное допущение. Он сам в книге «Искатель лиц» признался, что был столько же художником, сколько ученым. «Лицо было жестким, властным, несомненно умным, но жестоким и неприятным из-за вислого носа и тяжелого подбородка, — писал он. — Нижняя губа выпячена, показывая неправильный прикус зубов, черты лица подчеркивались мощной шеей и массивным торсом».

В 1950-х годах Герасимова сделали руководителем вновь созданной Лаборатории пластической реконструкции в Российском этнографическом институте в Москве. В течение многих лет студенты непрерывно задавали ему два вопроса. Первый: «Можно ли воссоздать из лица череп?» «Никогда, — отвечал он, — поскольку череп предоставляет намного больше информации, чем лицо». И второй: «Возможно ли, глядя на череп, представить себе лицо?» «Да, — отвечал он, — но это приходит с опытом».

— Обычно считают, что все черепа более или менее похожи, — говорил он им. — Но это не так. Абсолютно одинаковых черепов нет и не может быть.

Стена из черепов

1980 год

Анны Дюваль хватило, чтобы Фрэнка заметили. Из полицейских управлений нескольких штатов начали звонить с просьбой помочь, хотя это было проще сказать, чем сделать. Или скорее ему было проще сказать, чем заполучить головы.

Лишь немногие полицейские управления имели право и возможность отделить голову от туловища и очистить ее от тканей, прежде чем отправить по почте Фрэнку. Филлинджер сказал, что в офисе судмедэксперта Филадельфии могли бы время от времени подготавливать для него черепа, но кто-то все же должен сначала отрезать голову. Столкнувшись с таким препятствием, многие полицейские управления оставили свои попытки.

Джон Дюрант, детектив из графства Монтгомери, который ездил вместе с Фрэнком и Филлинджером к Крогмэну, прислал голову человека, чей разложившийся труп был найден висящим на дереве в городе Уайтмарш, штат Пенсильвания. Из полиции Белль-Глэйда, штат Флорида, он получил череп мужчины, убитого и брошенного на берегу канала.

Филлинджер продолжал всячески поддерживать Фрэнка и прислал ему третью работу — первую после сожженного мальчика. Подозревали, что утопленник, обнаруженный в реке Делавэр, был с русского судна «Коринф», которое затонуло после вспыхнувшего на нем пожара. Российские власти не особо сотрудничали с офисом судмедэксперта, поэтому там не знали, числится пропавшим кто-то из моряков или нет, и если так, то какова их расовая принадлежность. Человек, в котором подозревали русского, был монголоидом или азиатом. Поскольку Фрэнк никогда не работал ни над кем, кроме кавказцев, он отправился за подсказками в музей Мюттера.

Этот маленький музей располагался в Филадельфийском медицинском колледже. В XIX веке город был известным центром медицины с больницами, медицинскими школами с патологической и анатомической коллекциями, которые называли кабинетами. Один из них принадлежал Томасу Денту Мюттеру. Уйдя на покой в 1856 году с должности профессора хирургии, Мюттер подарил свою солидную подборку медицинских экспонатов колледжу.

Большинство людей посещали музей, чтобы увидеть диковинки, человеческие уродство и ненормальность: знаменитых сиамских близнецов Чанга и Энга, зародышей в бутылях, желудок размером с двигатель автомобиля и мыльную даму — женщину, умершую в 1792 году, чье тело не разложилось, а законсервировалось жировоском благодаря процессу гидролиза жира в сырой почве, который, подобно мылу, обволок ее тело. Фрэнка же интересовали только черепа.

Он проходил через мраморное фойе Дома изящных искусств и направлялся мимо главной лестницы и обшитой деревянными панелями библиотеки в заднюю его часть — именно там располагался музей. Не обращая внимания на экспозицию жертв убийств и акушерских инструментов — хирургических щипцов, зеркальных расширителей и маточных колец, — шел к восточной стене мезонина. Почти половина ее была уставлена черепами числом сто тридцать девять.

Собранные венским анатомом Джозефом Хиртлем по всей Центральной и Восточной Европе, эти черепа принадлежали проституткам, солдатам, детям, кальвинистам, словакам, ворам. Описание каждого экземпляра было коротким. Из Моравии, семнадцатилетний помощник башмачника. Из Пармы, четырнадцатилетний подросток, умерший после небрежной ампутации. Из Неаполя, рыбак. Из Далмации, идиот.

Для тех, кто знаком с анатомической терминологией, здесь порой попадалось больше информации: «Поперечное углубление от расположенного наискось правого надглазничного отверстия. Дефекты зубной эмали. Умеренное почернение. Маленький череп, короткое лицо», — но для большинства людей черепа были всего лишь упырями, которые оставили свои лица в могилах.

15
{"b":"149836","o":1}