Иранский ученый встал позже всех. Его глаза посветлели, на лице не осталось и следа от напряжения вчерашнего дня. Кожа стала цвета меда в стеклянной банке. На завтрак он попросил бутербродов с мясом и сыром на ржаном хлебе, как в юности, когда он учился в Гейдельберге. Эта простая немецкая пища олицетворяла для него вкус свободы.

Паппас пришел к нему, когда тот позавтракал. От разговора с Каримом зависел успех всей операции.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он.

— Конечно, сэр, я же обещал вам вчера, что помогу.

— Да, помню, но это было вчера. Все усложнилось. У меня есть план чрезвычайной важности, касающийся не только меня и тебя, но и, возможно, всего мира. И если ты откажешься, я пойму.

— Как бы то ни было, я готов, — ответил Молави.

«Не моргнув глазом, — подумал Гарри. — Храбрец, но ведь он не знает, что поставлено на карту». Времени на то, чтобы подсластить пилюлю, у Паппаса не было.

— Это опасно, и для этого тебе придется вернуться в Иран.

Карим отвел взгляд. Это было единственное, чего он не хотел делать ни при каких обстоятельствах. Потом снова посмотрел на Гарри.

— Если я вернусь, меня убьют. Теперь я, как вы сказали, «враг народа». Я очень рад тому, что выбрался оттуда. Вы просите очень многого.

— Знаю. Не стал бы просить, не будь это столь важно. Важнее всего.

— Это касается Мешхеда?

— Ты с легкостью разгадываешь мои загадки. Да, правильно, Мешхед. Надо провести операцию по саботажу находящегося там оборудования, чтобы не осталось исправных приборов.

Карим продолжал смотреть на Паппаса, молодой и невинный.

— Что же мне делать? Я в сомнении. Как правильно поступить?

Теперь отвел взгляд Гарри. Это был худший вопрос из всех, которые мог задать иранец. И самый тяжелый. Но Гарри знал, что делать. Годы работы в разведке подсказали ему правильный ответ на вопрос, единственный рычаг, на который следовало нажать, чтобы добиться желаемого. У Гарри начало жечь в желудке и заболело сердце от одной мысли об этом. Просто выполнять свою работу — еще не все. Тебе приходится вести за собой других. Заставлять их делать вещи, которые, как ты чувствуешь и умом, и сердцем, делать не следует. Ужасно, что он прекрасно понимает, как именно надо манипулировать этим мальчишкой.

— Что бы сказал на это твой отец? — тихо спросил Гарри. — Подумай об этом и решай.

От его слов Карим вздрогнул, склонил голову и закрыл лицо руками. Когда он снова поглядел на Паппаса, в его глазах стояли слезы, которые он поспешно вытер.

— Отец сказал бы, что надо вернуться и исполнить свой долг. Он был отважным человеком. Во всем.

Паппас прикусил губу. Вот и все. Сейчас он сделает так, что этот мальчик пойдет по бревну с завязанными глазами.

— Твой отец мог бы гордиться тобой, — дрожащим голосом сказал он. — Мог бы сказать, что ты достоин быть его сыном.

Гарри извинился и отлучился в туалет. Закрыв дверь, он присел и ждал, пока утихнет дрожь в руках. Снова, снова он сделал это. Самое худшее, то, за что нет прощения, а он опять это сделал. Говорят, что самые страшные ошибки в жизни мы совершаем с широко открытыми глазами, прекрасно видя, как мы поступаем, и все равно не останавливаясь. Но даже если это такая ошибка, у него не было выбора.

— Как же мы сделаем это? — спросил Карим.

Его взгляд стал пронзительным, то ли от страха, то ли в предвкушении больших приключений.

— Мы сумеем привезти тебя обратно. Это самое легкое. Все уже спланировано. Но на твою долю выпадает нелегкая задача. Если мы доставим тебя в Мешхед, как ты думаешь, ты сможешь обратиться к своему другу Резе и войти на территорию центра, туда, где ты когда-то работал?

Карим на мгновение задумался. Он не хотел ответить слишком быстро и самоуверенно, а потом не справиться с заданием.

— Думаю, да. У меня с собой все пропуска, в том числе и тот, по которому я проходил в здание, когда был в Мешхеде. Я взял все. Охранники должны помнить меня в лицо, а Реза встретит меня на входе.

— Реза не сочтет странным то, что ты приехал в Мешхед и решил побывать в лаборатории?

Карим пожал плечами.

— Иранцы считают странным и все, и ничего. Вот если бы я оказался в Мешхеде и не зашел к нему, это бы сильно удивило его. Что мне надо сделать, когда я проникну туда?

— Ничего. Просто пронесешь на территорию в кармане вот это, — сказал Гарри, давая Кариму в руки коробку размером с ладонь.

— Что это? — спросил иранец.

Гарри понимал, что Кариму лучше бы и не знать, что это такое, но он устал лгать.

— Это прибор, влияющий на работу компьютера. Он создает мощные электромагнитные импульсы, которые выводят из строя некоторые микросхемы. Принцип тот же, что у шокера. Очень точно настроенная штука. Когда твой друг Реза будет включать компьютер, тебе надо быть поблизости. Положи пиджак так, чтобы он был рядом с системным блоком. Это самое сложное. Тебе придется находиться там где-то час, пока устройство не сделает свое дело. Источник питания будет снаружи. Как думаешь, у тебя получится?

— Наверное. Реза тщеславен. Он захочет похвастаться тем, чем сейчас занимается. Если я подколю его, сказав, что всю важную работу делаем мы в «Тохид», он постарается произвести на меня впечатление. Это слабость всех ученых, сэр. Мы всегда пытаемся блеснуть умом перед коллегами.

У Карима в «палм пайлоте» был записан номер телефона Резы, и они начали обсуждать, когда следует позвонить ему, чтобы предупредить о визите. Гарри считал это излишним риском, но Джереми, сотрудник резидентуры Секретной разведывательной службы в Ашхабаде, объяснил, что можно обмануть ретранслятор мобильной сети и все будет выглядеть так, будто звонок сделан с территории Ирана. Они пришли к выводу, что лучше позвонить. Нет никакого смысла устраивать операцию по заброске Карима в Иран, рискуя его и своими жизнями, а потом выяснить, что нужного человека просто нет на месте.

Карим сидел вместе с Гарри и Эдрианом в комнате, оборудованной в качестве оперативного центра. Атван не показывался на глаза молодому ученому. На этом настоял Паппас. Он считал, что иранец может испугаться, увидев перед собой консервативного араба-миллиардера и подумав, что это угроза секретности операции. Техники настроили необходимую для переадресации аппаратуру, и Карим набрал номер со своего мобильного с карточкой иранского оператора связи. Раздался гудок, второй, третий. После десятого включился автоответчик. Голос произнес на фарси, а потом и на английском, чтобы абонент оставил сообщение после сигнала.

Гарри покачал головой. Никаких сообщений.

— Подожди минут пять и набери снова. Может, он просто отошел куда-нибудь.

Через пять минут Карим перезвонил, и снова безрезультатно. В комнате повисла гробовая тишина.

— Ждем полчаса, — сказал Паппас.

Они попытались отвлечься, разглядывая карту Мешхеда и прикидывая, где можно остановиться, если придется ночевать в городе. Карим сжимал телефон в руке. Гарри глянул на часы и кивнул. Последняя попытка.

После третьего гудка Реза ответил. По номеру он сразу понял, что звонит Карим, и очень обрадовался, услышав голос старого друга. Даже через крохотный динамик телефона были слышны его восторженные возгласы. Карим сказал, что приезжает, чтобы повидаться с родственниками, двоюродным братом и его семьей, у которых он жил, когда работал в исследовательском центре «Ардебиль». Будет в Мешхеде завтра. Можно ли им встретиться на работе, в лаборатории?

— Раст миги? — переспросил Реза.

«Ты серьезно?»

— Да, — ответил Карим. — Я в пути. Приеду завтра днем.

Они договорились увидеться в «Ардебиле» в два часа дня.

— Ман хастам! — ответил Реза. «Буду на месте». — В Мешхеде так скучно. Старые друзья разъехались. Только паспорт не забудь. Я предупрежу охрану.

Вечером Эдриан обсудил детали операции с группой. «Отправляемся завтра на рассвете», — сказал он. Хаким будет находиться поблизости от лаборатории и установит внешний источник питания, который обеспечит энергией «шокер». Блок должен быть не дальше полукилометра от прибора, но, судя по данным спутниковой съемки, сделать это будет несложно. Внешний периметр охраны всего в трехстах метрах от лаборатории. Далее они принялись решать, как им быть с Каримом и, что самое сложное, с его иранским другом Резой.