— Этого разговора не было. Если меня кто-то спросит о нем, я отвечу, что не понимаю, о чем речь.

— Это означает, что я действую сам по себе, — сказал Гарри.

— Ага. Именно так. Но так было и раньше.

Сунув в рот сигару, Хоффман вышел за дверь и с наслаждением закурил, глубоко затянувшись вредным, но ароматным дымом.

Вашингтон

Гарри предложил Андреа поужинать в пятницу вечером в «Инн эт литл Вашингтон», роскошном ресторане в часе пути от их дома в Ристоне. Жена подумала, что тут что-то не так. Обычно они ходили туда по большим праздникам, до того, как Алекс погиб и счастливые дни их жизни закончились. Она предложила выбрать более дешевое заведение где-нибудь по соседству, но Гарри отказался, ответив, что им надо поговорить в каком-нибудь месте, где они будут одни, и не рядом с домом. Это обеспокоило ее еще больше. Была ли у этого та же причина, которая заставила его не спать всю ночь и покинуть их старое супружеское ложе?

Андреа посетила салон красоты, а потом отправилась в небольшой вьетнамский салон на Седьмом шоссе и сделала педикюр. Она хотела хорошо выглядеть в его глазах, что бы там ни случилось в будущем.

Андреа стала для Гарри женщиной его мечты, «ударом молнии», как обычно говорят в таких случаях французы. Они встретились в середине семидесятых. Она была решительной и сообразительной, но также и женственной, в том стиле, от которого женщины в те времена всеми силами старались избавиться. Когда она училась в педагогическом колледже в Уолтеме, за ней ухаживали студенты-юристы, и медики, и даже интерны из Центральной больницы Массачусетса. Сейчас эти ребята, которые тогда заглядывались на ее короткие юбки и облегающие блузки, стали мультимиллионерами, и в принципе она не имела ничего против того, чтобы выйти замуж за юриста или врача. Но она встретила Гарри.

Их познакомили родители. Гарри служил в армии. Он окончил училище рейнджеров и готовился получить звание капитана. Он пропадал в заграничных командировках, о которых ничего не рассказывал, поэтому для Андреа в нем было что-то загадочное. А еще он был настоящим интеллигентом. Не начитавшимся книжек умником, как студенты-медики, а действительно умным парнем. Он знал жизнь простых людей, но, похоже, сам не осознавал того, что является отнюдь не простым человеком. Это полное отсутствие претенциозности тоже привлекало Андреа. Он был огромным и надежным, и когда во время их второго свидания он обнял ее, Андреа поняла, что ей не нужно других объятий. А еще он оказался весельчаком, всегда готовым выдать остроту, от которой лопалось, как мыльный пузырь, самодовольство других уроженцев Массачусетса, их сверстников. В те дни, когда все было смешным и веселым, когда они не знали, что такое боль утраты, он постоянно смешил ее.

Гарри заказал коктейли и бутылку вина. Он задумчиво пил, отхлебывая виски большими глотками и поглядывая на опустевший стакан. Затем они принялись за вино. Гарри вел себя так, будто хотел поскорее напиться. Хотя, судя по всему, ему просто надо было развязать себе язык. «Что случилось?» — подумала Андреа. Происходящее начинало пугать ее.

И тут она поняла, лицо ее помрачнело. Очевидно, он будет просить у нее развода. Последние пару месяцев он постоянно куда-то ездил, даже не считая необходимым объяснять, куда и зачем. Как она сразу не догадалась? Он же не знает, как это — быть неверным, у него это просто не получится. Но она решила позволить ему довести дело до конца, куда бы оно ни вело. Пусть даже напиться в слишком дорогом ресторане, пока он не скажет ей, в чем дело. «Что же ответить? — задумалась Андреа. — Может, расплакаться, сказать, что не знает, как жить без него?» Мужчины все еще флиртовали с ней, и найти нового супруга не будет большой проблемой. Она не станет жить с мужчиной, если он ее разлюбил. Гордости у нее не меньше, чем у него.

Гарри сидел напротив, глядя на фужер с вином. Он пытался подобрать правильные слова, оформить в них ту задачу, которую он пытался разрешить. Он взял жену за руку, но Андреа отодвинулась.

— Даже не знаю, как начать, Андреа. Возможно, это прозвучит безумно. Но я сейчас пытаюсь понять, что для меня значит сохранять верность. И нам надо поговорить об этом.

— Так говори, Гарри, — ответила она. — Но не пытайся играть в игры. Верность — это очень просто. Надо быть правдивым по отношению к людям, которые для тебя что-то значат.

Гарри снова отхлебнул вина. Она настроена более жестко, чем он ожидал, но винить ее не в чем. О таком очень трудно говорить.

— Но что делать, если ты запутался в вопросах верности? И ты связался не с теми людьми.

У Андреа задрожали руки, и она убрала их под стол, чтобы Гарри не видел этого.

— Ты должен быть честен с самим собой, Гарри. И по отношению к своим идеалам. Вот и все. Если не можешь, что ж…

Она не закончила фразы.

— Я думаю именно об этом. Но не могу понять, что это значит на самом деле.

Слеза скатилась по щеке Андреа. Она смахнула ее. Очень не хотелось просто расплакаться.

— О боже, Гарри. Что случилось? Просто скажи мне.

— Не могу, — ответил он, снова глянув на фужер.

Он настолько погрузился в свои собственные проблемы, что просто не понял, какой смысл она видит в его словах.

Но тут, подняв взгляд, он увидел, что у Андреа дрожат губы, а ее глаза наполнились слезами.

Неожиданно Гарри расхохотался. Он сделал это не специально, просто не смог сдержаться. Глаза Андреа сверкнули, а потом ее взгляд стал мягче.

— Господи, Андреа! Это не касается нас с тобой, — сказал он, снова беря ее за руку.

— Не касается? — спросила она, вытирая слезы платком.

— Ради бога, нет. Это насчет работы. Боже упаси! Прости меня. Я, должно быть, чертовски напугал тебя.

— Я думала, ты хочешь развестись.

— С тобой? Ты — все, что у меня осталось.

Андреа вздохнула и посмотрела на свои ногти. Они были огненно-красными.

— Тогда налей мне, Гарри, и обсудим твои проблемы.

Так они и сделали. Паппас рассказал все, кроме того, что не следовало из соображений секретности. Он снял пиджак и ослабил галстук. Гарри продолжил пить, и вскоре у него раскраснелись щеки и он заговорил, жестикулируя и строя гримасы, точно так, как в те далекие годы, когда они только начали встречаться.

— Я лоялен. Всегда любил Управление, с тех пор как пришел туда. Я сохранил это отношение, когда мне перестали отвечать взаимностью.

— Я хорошо знаю это, Гарри.

— Я делал то, что от меня требовалось, даже понимая, что это неправильно. В тот год, когда я очутился в Багдаде, я понял, что все летит кувырком. Посылал телеграмму за телеграммой. Меня не слушали. Я отправлял новые депеши. Но я всегда выполнял то, что от меня требовали. Ведь я был обязан вести себя так, поступив на эту работу.

Замолчав, Паппас отвел взгляд.

— Но потом что-то в тебе сломалось, — сказала Андреа, обхватив ладонями его сжатый кулак.

— Когда Алекс погиб. Я больше не мог оставаться хорошим солдатом. Сама знаешь, дело не только в нашем сыне. Все эти мальчишки и девчонки… Мы знали, что ничего не получится. Знали, будь мы прокляты. Все мы понимали, но позволили этому случиться. В Управлении мне сделали поблажку и дали эту работу с Ираном, назначив начальником отдела. Они считали, что в глубине души я все такой же хороший солдат. Но это не так. И я не позволю, чтобы это произошло снова.

— О чем ты говоришь, милый?

Посмотрев ей прямо в глаза, Гарри принял решение. Хватит споров с самим собой. Выбор сделан, и надо лишь защитить ее от последствий.

— Думаю, ты догадалась, в чем дело.

Андреа кивнула.

— Иран.

Она понимала его куда лучше, чем он думал.

— Есть люди, которые хотят развязать новую войну. Им нужно, чтобы я помог им в этом. Но я больше не сделаю такого.

Андреа поглядела на соседние столики. К их разговору никто не прислушивался.