— Да, знаю, — сказал Аль-Маджнун, кивая.

Мехди продолжил свой рассказ, надеясь, что Аль-Маджнун похвалит его за работу.

— Этот мальчишка отвечал правильно. Не лгал. Думаю, это лучшая проверка. Одна ложь тянет за собой множество других. Но этот говорил правду.

— Да, знаю, — повторил ливанец. На этот раз Мехди осознал, что речь идет именно о молодом физике, которого привозили сегодня. — Я хочу убедиться в том, что работа по делу этого мальчика ведется… аккуратно.

— Я держу его на контроле, генерал. Я жду, когда он солжет. Но я открываю и другие дела, одно за другим. Ведь такова наша работа. Следует подозревать всех. Мы должны быть внимательны и ждать, когда дело исчерпает само себя, иначе мы останемся ни с чем. Это правильно?

Аль-Маджнун не ответил на вопрос Мехди Исфахани. Он водрузил солнечные очки на свой рукотворный нос, встал со стула и вышел.

Вашингтон

В начале августа Гарри Паппасу позвонил начальник отдела информационных операций. Он руководил работой с открытым веб-сайтом Управления и был в числе допущенных к информации о докторе Али. Паппас был с женой и дочерью в Бетани-Бич. Он взял отпуск на пару дней, чтобы забыть обо всей бестолковой суете, окружающей его на работе. Вечером, гуляя по пляжу, он слышал в звуке прибоя голос сына. Словно воображаемый шум, который доносится из приложенной к уху раковины. Впрочем, сейчас это радовало его. Иногда он боялся, что забудет, как звучал голос Алекса.

— Судя по всему, ваш иранский друг вернулся, — сказал начальник отдела информационных операций.

— Вот как? — затаив дыхание, переспросил Паппас.

— Только что пришло еще одно письмо из Ирана. Мы отследили маршрут. Отправлено с завода металлоконструкций в Ширазе, через сервер в Турции, но это все для отвода глаз. Сообщение более объемное, но ключевые данные похожи. Это парень что надо.

— Здорово, — ответил Гарри. — Аллах акбар!

Он боялся, что доктор Али погиб. Он не вышел на связь через пятнадцать дней, как ему рекомендовал в письме Паппас, и молчал еще месяц. Гарри был на взводе, как отец, который ждет, когда же ребенок вернется домой. Что случилось? Они спугнули ВП. Ошиблись, даже не поняв в чем. Ответное письмо напугало его. Или, что еще хуже, подставило. Но он вернулся…

— Что нужно от меня?

— Спрячьте его прямо сейчас. Подчистите все. Вечером буду в Вашингтоне.

— Что за спешка? Я думал, вы в отпуске.

— У нас не будет другого шанса. Если это наш человек, мы должны раскрутить его как можно скорее.

Днем Паппас сел в свой «чероки» и поехал в Вашингтон, предварительно извинившись перед женой. Но она, похоже, вздохнула с облегчением. Когда они оказывались наедине, она чувствовала, что муж все равно не с ней. В две тысячи четвертом он отправился в Багдад и отсутствовал целый год! Но сейчас его не было рядом даже тогда, когда он находился дома. У нее сложилась своя собственная жизнь. Она преподавала в начальной школе в Фэйрфаксе, целыми днями возясь с детьми. Это помогало ей забыть о погибшем сыне. Ходила на йогу и в женский клуб, где разведенные женщины пили вино и разговаривали о своей сексуальной жизни после развода. Наконец, у нее оставалась дочь Луиза, Лулу. Правда, после смерти брата девочка отдалилась от родителей, будто винила их в происшедшем.

Гарри сказал, что к уик-энду вернется, чтобы забрать ее. Андреа ответила, что это будет чудесно, но заранее знала, что ехать домой ей придется с друзьями.

Паппас направился прямо на работу. Он пролетел через главный вход, мимо охранников, сквозь электронные турникеты. В коридоре С висел предупредительный знак: «Иностранные сотрудники». Он разглядел группу невысоких худощавых людей в черных костюмах, по всей вероятности малазийцев или индонезийцев. Стремительно промчавшись мимо них, он вошел в помещение своего отдела. Секретарша уже куда-то ушла, и его встретило лишь светящееся херувимоподобное лицо имама Хусейна. Войдя в свой кабинет, Гарри закрыл дверь и поспешно включил защищенный рабочий компьютер.

Когда на экране появилось новое сообщение, Паппас проглотил его разом, как стопку виски. Письмо было написано на английском, в деловом стиле, так, будто адресат обсуждал с ним вопросы коммерции. Начиналось оно с извинений.

Далее было несколько фраз на фарси. Паппас показал их сотруднице отдела, иранке по происхождению, имеющей допуск к этому делу. Прочитав их, она сказала, что это стихи Фирдоуси, пожалуй, самого известного поэта во всей истории Ирана.

Кроме того, в письме был большой технический отчет. Вот главная цель. Вот то, что меняет все.

Гарри вызвал Тони Рэдду и Адама Шварца, чтобы они проанализировали подробности технической части. Они сели за небольшой столик посреди герметичного кабинета Паппаса, разглядывая распечатки и перебрасываясь непонятными терминами. Гарри попытался отвлечься и принялся читать сообщения с резидентуры в Дубае, но никак не мог сосредоточиться. Наконец Шварц обратился к нему:

— Это серьезная штука. В самом деле, если это то, что мы думаем, то это очень серьезная штука.

— Точнее, черт побери. Не надо играть со мной в слова, мальчики.

— Вы представляете, что такое нейтронный генератор? — спросил Рэдду.

— Что-то, что создает нейтроны, — раздраженно ответил Гарри. — В смысле, нет, я не знаю, что это такое.

— Нейтронный генератор — один из вариантов детонатора ядерного оружия.

— Матерь божья! Так это именно о нем?

Консультанты кивнули.

— Это отчет о лабораторных испытаниях, — сказал Шварц, блестящий выпускник Массачусетского технологического института, работающий под началом Артура Фокса. — Здесь данные об экспериментах, в ходе которых исследователи пытались добиться от нейтронного генератора производительности, достаточной для начала цепной реакции в ядерной бомбе. Но он не сработал.

— Не сработал?

— Нет. Этот генератор — что-то вроде искровой свечи зажигания. Во времена Манхэттенского проекта его предшественника называли «зиппер», молния. Даже не спрашивайте почему. Это было достаточно сложное устройство. Заряд обычного взрывчатого вещества нагревает и ионизирует тяжелую воду. Ионы дейтерия бомбардируют тритиевую мишень, вызывая интенсивную генерацию нейтронов. Этот поток нейтронов, в свою очередь, попадает в плутониевый заряд ядерной бомбы и провоцирует неуправляемую цепную реакцию. Бабах! Примерно поняли, о чем я?

— Ни черта я не понял, ну и ладно. Я вижу главное. Если эта штуковина заработает, она сможет служить детонатором ядерного взрыва.