Но дело было вовсе не в ее недавнем прошлом. Вдвоем мы все преодолеем. Нет, гораздо больше меня волновало ее реальное прошлое. А в принадлежащих ей вещах я не нашел ни единой подсказки. Что откровенно пугало.

Даже на видеокассетах были только дилерские наклейки.

Единственным ключом к разгадке оставалась Сьюзен Джеремайя.

Тогда я достал журналы и, сев на краешек латунной кровати, принялся их внимательно изучать.

Ну, тут ничего не скажешь: женщина действительно незаурядная. Родилась на ранчо в Техасе, посещала школу в Далласе, затем — в Лос-Анджелесе. В десять лет начала снимать фильмы любительской видеокамерой. В юношеском возрасте работала на телестанции в Далласе. Ее фильм «Конец игры» был особо отмечен на Каннском кинофестивале как пронзительный, динамичный и философский. Фильм снимался где-то на островах в Греции и рассказывал о банде юных техасцев, занимающихся контрабандой наркотиков. Киноманы говорили о портативных камерах, о преемственности традиций Орсона Уэллса, о Новой волне, о философском подходе и так далее, и тому подобное. Статья не слишком-то подробная, тем более что в ней было отведено место и другой женщине-режиссеру, уже из Нью-Йорка.

Заметка в «Ньюсуик» оказалась не намного лучше. Основное внимание здесь уделялось апрельской телепремьере фильма «Горькая погоня», причем акцент делался на «эстетику, которой, как правило, недостает телефильмам». Джеремайя собиралась выпустить еще два фильма для «Юнайтед театрикалз», но решительно не желала, чтобы на ней ставили штамп режиссера исключительно телевизионных фильмов. Лестные отзывы в адрес звезды фильма — девчонки из Далласа Сэнди Миллер, которая играла и в «претендующем на художественность» и так и не вышедшем на экраны в нашей стране эротическом фильме «Конец игры». И как ни странно, единственной фотографией, помещенной в статье, стал снимок самой Джеремайя. Полагаю, что авторов подкупил техасский колорит и открытое тонкое лицо женщины-режиссера. Да, не повезло Сэнди Миллер!

Я сидел, полностью сбитый с толку, и чувствовал себя виноватым.

У меня возникло непреодолимое желание взять видеокассеты и посмотреть у себя в кабинете. Там дверь запирается на замок, и если Белинда неожиданно вернется…

Боже, но простит ли она меня, если вдруг обнаружит, что я сделал?! А может, как бы мимоходом упомянуть о кассетах в разговоре? И тогда она мне все объяснит. А может, забыть о кассетах, поскольку вполне вероятно, что они никак не связаны с ее прошлым.

На часах было без четверти одиннадцать. Пора собираться.

Дэн подъехал только к полудню. Я извинился, что оторвал его от ланча.

— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Клиент всегда прав.

— Что за спешка? Убил кого? — усевшись за стол напротив меня, хмыкнул Энди. — Есть хочешь? Собираюсь заказать пару сэндвичей.

— Нет, спасибо. Я спешу. Мне надо, чтобы ты провел небольшое расследование.

— Ты шутишь!

— Причем тебе придется заняться всем лично, не привлекая людей из детективного агентства. Работа в основном на телефоне, но, если возникнет необходимость в поездках, я заплачу.

— Ты хоть представляешь, во что тебе это обойдется?

— Не имеет значения. Ты должен нарыть для меня кое-какую информацию.

— Какую?

— Необходимо установить личность девушки, — ответил я и протянул Дэну фотографии Белинды.

Дэн взял снимки и принялся молча их рассматривать.

— Все строго конфиденциально, — произнес я. — Никто не должен знать заказчика.

— Продолжай! — нетерпеливо кивнул Дэн. — Введи меня в курс дела. Что именно надо искать?

— Ей шестнадцать, — сказал я.

— О-го-го! — присвистнул Дэн.

— Еще два дня назад она болталась на улице. Говорит, что зовут Белиндой. Может, так, а может, и нет. По ее словам; объездила всю Европу, выросла в Мадриде, бывала в Риме, в Париже. Нынешней зимой посещала Нью-Йорк. Я точно знаю. Но понятия не имею, когда появилась в Сан-Франциско. — Я рассказал о театральных программках, о билетах на лучшие места. — Рост, возможно, пять футов четыре дюйма. Не больше. Вес сто фунтов или около того. Ну, лицо, волосы — сам видишь. Физически вполне зрелая. Пышная грудь. Взрослый голос, очень взрослый, но без акцента, не считая непонятного легкого налета. Хотя не знаю, пригодится ли тебе данная информация.

— Но какое ты имеешь к ней отношение?

— Я с ней живу.

— Ты что?!

— Не желаю ничего слышать! Я только хочу узнать, кто она такая и откуда приехала.

— Не желаешь ничего слышать? Ей всего шестнадцать, а ты не желаешь ничего слышать!

— Но мне необходимо знать больше. Почему она сбежала, что с ней произошло. Уверен на все сто, что дело в деньгах. Она слишком хорошо образована, у нее слишком хороший вкус. Должно быть, из очень обеспеченной семьи. Хотя это ни о чем не говорит. Но как-то странно. Поэтому мне и необходимо знать все, что ты сумеешь…

— Джереми, ты сошел с ума!

— Помолчи, Дэн! Я еще не закончил.

— А ты знаешь, чем все может кончиться, если тебя застукают с малолеткой?

— Меня интересует, как она оказалась в подобном положении. От кого скрывается. Скажу тебе очень странную вещь. Я перерыл все ее пожитки и не обнаружил ни единой зацепки, способной помочь идентифицировать ее.

— Ты полоумный сукин сын! Ты представляешь, чем это тебе грозит. Джереми, ты помнишь историю Романа Полански?

— Помню.

А ведь я, наивный, считал, будто скандалы теперь никого не волнуют, и даже спорил по этому поводу с Алексом Клементайном. А он ответил что-то насчет стирки грязного белья на людях. Ну, в моем случае грязное белье на людях уж точно стирать не стоит.

— Полански прихватили за один вшивый день, проведенный с несовершеннолетней. А ты вроде говорил, что живешь с ней?

И тогда я спокойно объяснил своему другу насчет адреса на Пейдж-стрит, полиции, того, что копы записали мои координаты и данные несуществующей Линды Мерит.

— Не повезло, что тот коп меня узнал!

— Посади ее на самолет, вылетающий в Катманду. Причем не откладывая. Ты полный кретин! Тебе надо срочно выставить ее из дома!

— Дэн, пожалуйста, выясни, кто она такая. Сколько бы это ни стоило. Деньги — не вопрос. Пусть все будет строго между нами. Но наверняка есть люди, которых можно расспросить, не выкладывая карты на стол, и можно найти способ навести справки там, на улице. Я уверен, что ее кто-нибудь ищет.

— Я тоже, — взяв в руки фотографию Белинды, пробурчал Дэн. — Европа, деньги, хорошее образование. Господи Иисусе!

— Но запомни, я должен знать все. Кто ее родители, что плохого они ей сделали, почему она убежала из дому.

— Предположим, они ничего плохого ей не сделали, а она просто богатая сучка, которой захотелось острых ощущений.

— Об этом не может быть и речи. Ты не стал бы так говорить, если б хоть раз пообщался с ней. Смешно, но для богатой она слишком самостоятельна, хотя, скорее всего, деньги у нее есть.

— Я что-то не совсем понимаю.

— Богатые дети, как правило, тепличные. Изнеженные. Немного наивные, даже если и созрели раньше времени. А эта девочка весьма сдержанная, можно сказать, жесткая. Она напоминает мне бедных девчонок, которых я видел в детстве. К шестнадцати у них на пальце уже красовалось брильянтовое обручальное кольцо, а к двадцати они имели полный набор из двух ребятишек и мужа, занимающегося перевозками роялей. Тебе знаком подобный тип девушек. Она едва умеет читать и писать, но может по пять часов стоять за кассовым аппаратом в круглосуточном магазине и при этом умудриться не сломать ни единого наманикюренного ноготка. Понимаешь, в этой девочке есть такая же затаенная печаль и колючесть, я сказал бы, недетская взрослость. Но она слишком рафинирована, слишком хорошо образована, а потому не вполне вписывается в схему.

Дэн продолжал изучать фотографии, время от времени бросая на меня сердитые взгляды.

— Где-то я уже видел твою девочку.

— Давеча у Энди на выставке, — сказал я. — Она приходила со мной.