Моррис согласился, словно опустившись с небес на землю. Провел руками по своим брюкам. Кожу начинало жечь. Его тошнило.

— Нужно достать внутривенные электролиты, — сказал он.

Это были день и вечер лихорадочной деятельности. Закончилась разгрузка контейнера, но тюки с мусором больше не открывали. Здоровые мальчишки, наконец узнавшие о случившемся, пребывали в полном оцепенении, некоторые из них плакали, утешая друг друга. Вместе с пятью облученными ребятами Моррис вырыл в дальнем углу двора глубокую яму, стенки и дно которой обложили разного рода хламом. Туда они поместили цилиндр со смертоносным порошком, засыпали сверху, затем огородили этот квадрат земли и поставили табличку с предупреждением. Жозуэ и Мелисандра отправились в больницу и раздобыли капельницу, необходимую для водоснабжения организмов семи заразившихся, которые к вечеру уже страдали как от болей в желудке и рвоты, так и от ожогов на коже. Мелисандра взяла на себя заботу о переоборудовании одной из комнат под лазарет. Благодаря консультациям Морриса и медсестре, подруге Энграсии, пациентам была поставлена первая капельница.

Ни боли, ни тошнота оказались не в силах остановить размышления Энграсии. Лежа на кровати, она, словно загипнотизированная, смотрела на капли жидкости, скользящие по пластиковой трубке к катетеру на ее руке.

В окне солнечный свет начинал тускнеть на верхушках пальм. Ей захотелось расплакаться, она испытала ностальгию по вечерам, по своим глазам, наблюдавшим за изменением красок дня, по глазам, которые в скором времени даже не смогут больше открыться. Заскучала по своей матери. Если она так и останется здесь, проводя время в тупом ожидании, она в конце концов разрыдается, подумала Энграсия. У нее, должно быть, размякнут кости. Лучший способ не чувствовать боли — это умереть как можно скорее, умереть, прежде чем она превратиться в нечто иное — в дряблое, дряхлое, жалкое существо. Она не будет умирать на постели, подумала Энграсия. Ни она, ни ее ребята не будут умирать такой смертью. Если какую пользу и можно было извлечь из знания, что твои дни сочтены, то заключалась она в том, чтобы перестать заботиться о жизни и посмотреть на вещи в другом свете, без страха. Невнимательность, несчастный случай, судьба — в этом направлении предпочла она думать и преисполнилась героизма. Нельзя было оставить без внимания возможность героической смерти. Раз не жизнь, так смерть должна послужить во благо. Этого шанса упустить нельзя. Если бы облучения не произошло, такая мысль никогда не пришла бы ей в голову, призналась она. Ей не пришло бы в голову рисковать ни своей жизнью, ни жизнью своих мальчишек столь безрассудно. Но идея покончить с Эспада преследовала ее задолго до этого. Она отклоняла ее, но та снова всплывала с назойливым постоянством. Наедине с собой она представляла сотни раз, что произошло бы, какой развернулся бы сценарий, если бы Эспада исчезли и страна избавилась бы от ненасытной и пагубной алчности братьев. Моррис, должно быть, не согласится, подумала она. Он сочтет этот поступок достойным порицания, убийством, преступлением. Нет, она не думала, что Эспада были абсолютными виновниками бедствий ее страны. Но несомненным было то, что они питались войной и ее подпитывали. Они вскармливали монстра. Жили, чтобы вскармливать его. Когда их не станет, некому станет подбрасывать дров в огонь. Распалась бы их армия, свергли бы правительство, которое не больше чем марионетка для претворения в жизнь их замыслов, маленькие войска разбежались бы во всеобщей суматохе, и окреп бы коммунитаристский режим. Возможно, к тому моменту Мелисандра и Рафаэль уже доберутся до Васлалы. Открытие Васлалы утвердило бы философию, которая ободрила бы народ. Но, пока существуют Эспада, она была в этом убеждена, никто не сможет попасть в Васлалу. Они мастаки вносить разлад во все. В эти часы, вне всякого сомнения, по всей стране уже расставлены капканы для Мелисандры и Рафаэля. Капканы будут действовать с точностью швейцарских часов, так что никто их не обнаружит, даже не признает их за таковые. В своих снах она видела, как разлетается на куски казарма Эспада, взрыв, пожар. Теперь она понимала, что это были вещие сны, а не просто фантазии. Возможно, ей придется исключить Морриса. Но нет, сказала она себе. Она не могла покинуть его. Он сам должен дать ей ответ. Энграсия терпеливо дождалась, пока мешочек с прозрачной жидкостью весь съежился и последняя капля повисла, раскачиваясь, в маленьком резервуаре. Она позвала медсестру и попросила ее вытащить иголку. У нее были дела поважнее, сказала она ей, чем просто валяться на этой кровати.

Меньше чем за двадцать четыре часа Моррис должен был не только обмозговать идею собственного исчезновения, но еще и заставить остальных умереть не своей смертью. Это было уже слишком, и он не мог вести длинные дискуссии.

Откинувшись на спинку дивана, Энграсия пыталась делать вид, что пребывает в своем привычном состоянии духа, и старалась не показывать нетерпеливости, возбуждения, которое завладело ею с того самого момента, когда ей в голову пришла эта идея. Она поняла, что время сейчас работает не в ее пользу, разрушая ее тело, и, если они не будут действовать быстро, ни у кого уже не останется сил, чтобы довести ее план до конца.

Моррис с беспокойством смотрел на нее. Глаза ее были красными, а губы, слегка фиолетового оттенка, поблескивали бледным и тусклым блеском. Оба разговаривали, почти не двигаясь, время от времени прикрывая веки, когда их настигали боль в желудке и тошнота.

— Не надо разводить дискуссий, — сказала Энграсия, — выбор остается за тобой. Иногда в жизни человека случаются такие моменты, когда ему приходится играть в Бога. С тобой это уже произошло. Разве не ты решил вот так разом прошлой ночью лишить себя жизни? Жизнь — не абсолютный дар. Если с жизнью одного человеческого существа были связаны смерти многих, тогда оправдывают людей, которые расправляются с Божьим даром, защищая собственные жизни. Закон считает приемлемой расправу с убийцей, прежде чем тот успеет убить тебя. Общество тоже имеет право на защиту. Чуть позже, если Мелисандра и Рафаэль найдут Васлалу, возможно, все переменится, и благородство будет править бал. Но, пока Эспада живы, никому не удастся открыть Васлалу, даже Мелисандре. В эти часы Эспада наверняка уже расставили ловушки вдоль всего их пути.

— Это нерационально. Ты пытаешься оправдать иррациональное! — сказал Моррис, проводя рукой по волосам.

— Напротив, — настаивала она.

Это было самым рациональным, что за долгое время приходило ей в голову. Она чувствовала себя ответственной за тех, кто остается жить. Эспада в мгновение ока разрушат все, что она с таким трудом нарабатывала годами. Нет, не из-за тщеславия она считала себя незаменимой, когда речь идет о коммунитаризме. Даже в партиях союзников, функционирующих совсем неплохо, у Эспада есть свои люди. Ей постоянно приходилось гасить попытки стычек между лидерами, которых Эспада ухитрялись настроить друг против друга. Она не обманывала себя, полагая, что это ее рост — физический и моральный, — позволял ей выступать посредником и находить какой-то маломальский консенсус. Дело было в достигнутом ею за эти годы контроле над мусором, в независимости, наделявшей ее авторитетом. Когда она исчезнет и мусор останется в руках Эспада, а это, несомненно, произойдет, с коммунитаризмом будет покончено. Единственная надежда Фагуаса на свое возрождение разлетится на куски.

— В Фагуасе жили в Средние века, — сказала Энграсия. И то, что она предлагала, было рыцарским турниром, крестовым походом, операцией с Призраками из Вивили.

— Точно! Точно! — внезапно вскрикнула она, вскакивая с дивана, словно в нее вселился дух Архимеда с его знаменитым «Эврика!». — Это будет магическим актом, — тараторила она, комкая слова, не успевающие за быстрым течением ее мысли.

Никто не знал, что они светятся в темноте, и любой, кто их увидел бы, принял бы их за привидения, за существа из потустороннего мира. Они могли бы еще больше раскраситься, сказала она, разрисовать все тело и, сверкая в темноте, на глазах у всех и к всеобщему их испугу, проникли бы в казарму Эспада, словно кортеж из загробного мира, посольство фантасмагорических эмиссаров, им никто не осмелился бы преградить дорогу. Они попросили бы аудиенции, и, запершись с братьями Эспада, она сделала бы то, что не раз рисовала в своем воображении: привела бы в действие взрывное устройство.