Все это имело целью свести ее с ума, вскружить ей голову, и каким-то дальним уголком сознания Тейт была благодарна Джейсу за это, за то, что он так холодно и расчетливо контролировал ситуацию. Несмотря на то что он буквально терзал ее, разжигая неутоленное желание, абсолютный и явный эротизм того, что он делал, заставлял ее так сосредоточиться на своем физическом ответе, что в голове уже не было места для какого-либо беспокойства и сомнений.

К тому времени, когда на руках он отнес ее в ванную и опустил во всю длину на туалетную скамью так, что ее длинные черные волосы свесились до самого пола, Тейт уже не могла дышать, почти не могла пошевелиться, не могла ничего другого, кроме как зачарованно смотреть в эти гипнотически завораживающие голубые глаза, ощущать эти сильные, уверенно и нежно касающиеся ее обнаженного тела руки.

При виде ее, лежащей на белом мраморе точно жертва на алтаре, Джейс почувствовал, что у него нет больше сил сдерживаться, что не он ее, как было задумано, а она его начинает соблазнять. Он расстегнул рубашку, взялся уже и за ремень джинсов, но пересилил себя и, чтобы сохранить самоконтроль, сосредоточился на превращении янтарно-желтого шампуня в ароматную мыльную пену.

— Я одену тебя ею с головы до ног, — сказал он. — А потом ты заново родишься, как Афродита из морской пены.

Набирая полные пригоршни пены, он точно хлопьями теплого снега покрывал ее тело. Мириады белоснежных пузырьков усеяли ее плечи, легли поверх грудей, затем спустились вниз до живота.

— Джейс… — позвала она легким шепотом, и он призвал на помощь всю свою волю, чтобы сию же секунду не поддаться на ее зов.

Покрытая, точно причудливым кружевом, этой белоснежной мерцающей пеной, Тейт была скрыта под нею целиком, но тем ощутимей сделались для его ладоней все нежные изгибы ее податливого тела, все потайные его места. Руки Джейса продолжали свое дразнящее мыльное путешествие к ее бедрам, и, не в силах больше сдерживаться, она со стоном изогнулась, вцепившись в его запястья, чтобы остановить эту сладкую пытку.

— О, Джейс… Иди ко мне… — Ее шепот стал мольбой, и он вынужден был стиснуть зубы, чтобы все-таки устоять.

Он наклонил голову к ней, решив, что, целуя ее, сможет немного ослабить напряженность, но это тут же было опровергнуто ее маленьким ведьминским язычком, проникшим, словно юркая ящерка, ему в рот. Какое-то долгое цепенящее мгновение он позволил себе утонуть в ее обольстительном поцелуе, пока внутренняя потребность легких в кислороде не вырвала его наконец из притяжения этого колдовства.

— Постой, цыганка, еще не все!.. — Он взял душ с гибким шлангом и, включив приятную теплую воду, направил сноп сверкающих струй на нее. Пышная пена под ударами их опадала и голубоватым потоком стекала с ее тела, с ее смуглой и гладкой кожи, блестящей от воды. Брызги разлетались во все стороны и падали на него самого. Да, именно это он и представлял себе в парикмахерской — Тейт и вправду словно Афродита рождалась из пены, и это зрелище наполнило его восторгом.

Плавными медленными движениями душа он удалял остатки пены с ее груди, и обнажившиеся лоснящиеся соски заставили его вновь сцепить зубы со стоном… Ее лицо с блаженной полуулыбкой… ее полузакрытые глаза… ее чувственно полуоткрытый рот… Ничего прекраснее он не видел; никогда он не видел еще столь явного и страстного желания на ее опьяненном страстью лице.

— О, Джейс! Пожалуйста! — взмолилась она. — Не надо больше мыла! Иди ко мне!

— Никакого мыла, цыганка, — хриплым голосом откликнулся он. — Я ненавижу вкус мыла.

И, быстро сбросив с себя намокшую одежду, он слил свое сухое мускулистое тело с ее влажным, нежным и восхитительно живым…

Уютно устроившись в теплых объятиях Джейса, Тейт наблюдала, как рассвет постепенно освещал комнату. Возможно, часть ночи она провела в дремоте, но еще более долгие часы она провела, задумчиво глядя в темноту. Поток бессвязных мыслей и воспоминаний в мозгу и взбудораженные чувства, которые как вулкан бурлили внутри нее, мешали ей уснуть.

Под одеялом она согнула правую ногу и потянулась, чтобы пощупать изящную золотую цепочку, украшавшую ее лодыжку. Но не оттого, что эта хрупкая легкая вещица была из золота, она столь много весила в ее глазах. Со вздохом вспоминала она слова Джейса, сказанные ночью перед тем, как он подарил это ей…

— Обычно я дарю тебе что-то практичное, — сказал он в перерыве между поцелуями. — Но, думаю, у каждой цыганки должно быть нечто подобное. — И, достав браслет из кармана, он нежно застегнул его вокруг ее лодыжки. — Счастливого дня рождения, Тейт.

— О, Джейс! Это… это чудесно… Спасибо тебе.

Улыбка, с которой он обнял ее, растопила ей сердце своей задушевностью.

— Нет, цыганка, — прошептал он. — Спасибо тебе…

И вот каким-то образом этот браслет более прочно приковывал Тейт к нему, чем те поддельные обручальные кольца, которые они сняли, когда вышли из парикмахерской.

А теперь настало утро. Утро, которым начинался двадцать пятый год ее жизни. Утро после ночи, когда Джейс Бентон не только надел цепочку ей на ногу, но и приковал, чего она так боялась, ее сердце к себе на грядущие годы. Но вместе с тем этим утром она ощутимо уловила звяканье цепей, приковавших ее к прошлому.

Тейт не хотела, пусть даже и мысленно, облекать в слова то, что она чувствовала к Джейсу: сделать это значило вызвать печаль. Было бы глупо предполагать, что ржавые якорные цепи ее прошлого окажутся слабее, чем этот мягкий желтый металл, украшавший лодыжку. А Татум была не глупа, и будущее рисовалось ей, в общем-то, ясно.

Каждый день их с Джейсом отношений она будет принимать как должно и наслаждаться ими столько, сколько сможет. Джейс — ее настоящее, но, увы, не будущее, и, значит, она не может позволить себе стать слишком зависимой от своей любви к нему. В любую минуту она должна быть готова спокойно отправить все в прошлое. За все двадцать четыре года своей жизни она ни разу не позволила себе слишком размечтаться о своем будущем и ради собственного же блага не может позволить себе этого и сейчас.

Всю следующую неделю у них в офисе было много работы, и Джейс не мог решить, хорошо это или нет. С одной стороны, в течение рабочих часов отношения их с Тейт оставались строго профессиональными, но с другой… К черту! Это-то и трудно было перенести: целый день с утра и до вечера он был вынужден эти строго профессиональные отношения терпеть.

К счастью, у него имелась возможность поменять расписание работы так, чтобы они с Тейт могли провести иногда целую ночь у него, и по большей части такое положение вещей его устраивало. Но в пятницу произошло нечто, помешавшее им с Тейт вместе отправиться домой.

Прошлым вечером они встретились в десять тридцать и провели четыре славных часа в постели, а пятый — споря о том, может или нет она остаться у него на всю ночь. В конце концов он завел машину и отвез ее к родителям где-то около четырех утра, а сам вернулся к себе. Он не понимал, почему оказаться дома у его родителей просто для того, чтобы переодеться утром перед тем как идти в офис, было так важно для Тейт. Неужели она и в само деле не могла позволить себе прийти на работу в одном и том же платье два дня подряд? Вечером в пятницу он твердо рассчитывал, что она останется у него, и уже планировал спокойный романтический вечер и ясное субботнее утро, которое они проведут у него дома, но срочная работа отправила эти планы к чертовой матери.

— Пожалуй, это даже кстати, — сказала ему Тейт, услышав об этом. Я обещала Брайену, что помогу ему в молодежном клубе сегодня вечером.

Джейсон нахмурился.

— Но ты не упоминала об этом.

Она устало пожала плечами.

— А ты и не спрашивал.

Ему и в голову не приходило, что следовало это сделать, но он счел за лучшее промолчать.

— Какие планы на завтра?

Она усмехнулась.

— Поспать! Я зевала весь день по твоей милости.