Это была ее месть за то, что он выяснил подноготную того культуриста, с которым она одно время встречалась. Хотя Джейсу и не удалось добыть что-либо существенное против самого этого молодца, он узнал достаточно много криминального об одном из его приятелей и посоветовал Тейт бросить его. Его совет буквально взбесил ее. Этими карточками она и давала ему понять, что, если он собирается мешать ее личной жизни, она найдет способ и ему досадить.

Другой случай подобного рода произошел, когда он вмешался в слишком уж интимную беседу между ней и еще одним парнем на вечеринке у Кейли. Джеймс уже и позабыл об этом эпизоде, когда однажды вечером в комнату, где он уединился с миловидной блондинкой, Тейт явилась с шумом, какой не произвел бы и целый отряд полиции нравов. Она предстала в виде натурально рыдающей истеричной девчонки и, засунув для полноты сходства подушку себе под футболку, раскричалась, что, если он не хочет посещать с ней предродовые курсы, она ни за что не будет больше с ним жить!

В конце концов он сумел объяснить своей изумленной гостье, в чем дело и что это за спектакль, но вечер был безнадежно испорчен.

Спустя годы он уже видел и смешную сторону происшедшего, мог оценить и выдумку, и смелость, которые Тейт вложила в свою месть, но тогда он разозлился на не шутку, а ей только того и надо было. Но если она думает, что это умышленное ее уклонение от встречи с ним станет для него своего рода медленной пыткой, то ее ждет жестокое разочарование. Раз так, то они увидятся лишь тогда, когда она сама возьмет на себя инициативу.

И он снова засмеялся. Было что-то приятное в сознании, что она не изменилась.

Шутя, Джейс всегда говорил, что в работе по выходным есть одна хорошая сторона — утро понедельника кажется тогда ничем не хуже любого другого. Но, когда, явившись на работу после на редкость полного отдыха в выходные, он счел, что готов к любым неожиданностям, то выяснилось, что он очень сильно ошибался. Он просто лишился дара речи, когда Таг с порога сказал ему, что нанял Татум взамен Дон!

Поначалу Джейс надеялся, что ослышался, но его партнер продолжал говорить невозможные вещи.

— Поскольку Дон не будет сегодня утром, я сказал Тейт, чтобы она не приходила в офис до ланча. Но в остальные дни они обе будут начинать в восемь, так что Дон успеет ввести ее в курс дела. Тейт довольно много работала временной секретаршей за рубежом, так что кое-какой опыт у нее имеется. А когда она привыкнет к нашей специфике, у нее и вовсе пойдет прекрасно. Конечно…

— Ты что, с ума сошел! Заткнись, Таг! Или хотя бы скажи, что ты наглотался наркотиков!

Тот удивленно поднял брови в ответ.

— А я-то думал, ты скажешь спасибо, будешь рад, узнав, как быстро я решил эту нашу проблему. Странно, честное слово. Не ожидал…

— Еще чего! Если ты думаешь, что я соглашусь на это… на это сумасшествие, то ты полный дурак! Я ни за что ее допущу, чтобы Тейт работала здесь! Ни в коем случае!

— А почему?

— Ты еще спрашиваешь? Черт побери, Таг! Ты знаешь, каким опасным может быть наше дело…

— Ее нанимают в качестве секретаря, а не тайного агента! Дон подвергалась куда большей опасности, когда сидела дома, чем за все время службы у нас в офисе.

— Татум — это тебе не Дон. И к тому же она очень далека от того, чтобы быть хорошей секретаршей. Ей далеко даже до любого из тех пятисот соискателей, с которыми я беседовал и которых отверг на прошлой неделе!

— Да, кстати, — сказал Таг, кивая, как если бы Джейс напомнил ему что-то важное. — Кстати, обо всех этих собеседованиях… Если ты помнишь, в пятницу ты оставил хлопоты по подбору нового секретаря исключительно на мое усмотрение. Вот твои собственные слова: «Ну, с меня хватит. Отныне все собеседования проводи ты. И если найдешь человека, хотя бы наполовину отвечающего нашим требованиям, я закажу обед на двоих в «Хилтоне».

Джейс хмуро глядел в потолок, пока друг приводил его слова ему на память.

— Так вот, в соответствии с твоими словами, Джейс, я и решил, что Тейт подходит нам больше, чем наполовину. Но раз ты сомневаешься, я готов отложить обед до тех пор, пока ты в этом не убедишься.

— В таком случае нас никогда больше не увидят в «Хилтоне».

— Дай ей шанс. Ей нужна работа. И в конце концов, что может случиться в худшем случае?

Джейс злыми глазами посмотрел на него.

— Что случиться? Один из нас кончит тем, что убьет другого. Сделай одолжение… Если найдешь меня на столе с размозженным затылком с предсмертной запиской в руке, не принимай автоматически версию, что это самоубийство.

Таг весело засмеялся.

— Не беспокойся, Джейс. Наша страховка оплачена надолго вперед.

— Большое спасибо, — пробормотал Джейс и вдруг спросил в упор почти обвиняющим тоном: Откуда она узнала, что мы ищем секретаря?

Таг слегка скривил губы.

— Я мимоходом упомянул об этом, когда мы обедали с ней позавчера.

— Так ты успел уже и отобедать с ней?

— Спросил, есть ли у нее планы на вечер, и, когда она сказала, что нет, пригласил ее к обеду. Совершенно неправдоподобно, верно?..

Все утро Джейс не мог сосредоточиться на работе.

В офисе, где всегда слышался ставший уже привычным гул голосов, без конца трезвонили телефоны, стучала машинка, а Дон поминутно отвечала на звонки, воцарилась необычная тишина, напоминавшая ему затишье перед бурей.

Он встал и прошел от своего кресла к кофеварке, но по дороге кофе пить расхотел. Снял со стены часы, потому что не мог не замечать их, и положил на стол циферблатом вниз. Потом вынул из них еще и батарейку, обнаружив, что считает каждый «тик» и каждый «так».

Дверь его кабинета была открыта, что позволяло следить за входной дверью в офис. Со стесненным от волнения дыханием и со стуком крови в висках, он смотрел туда и ждал, когда эта невозможная, эта неистовая Тейт снова ворвется в его спокойную размеренную жизнь.

Абсолютно пустая крышка стола ясно показала Тейт, что секретарши в офисе еще нет, хотя она и так знала, что та появится только часа через полтора. Тейт пришла рано. Очень рано. Но она не могла больше терпеть. Все выходные она ждала этого момента, а ночью, лежа в постели до самого утра, так и не сомкнула глаз. Все, о чем она мечтала, это чтобы побыстрее настало утро. Она чувствовала себя маленькой девочкой накануне Рождества, отчаянно желающей уснуть, чтобы утро наступило поскорее, но лежащей с открытыми глазами в радостном предвкушении и одновременно с гложущим тревожным сомнением, а вдруг Санта-Клаус не придет или утро вообще не настанет.

Теперь же, когда долгожданный момент наступил, она ощутила вдруг неожиданное стремление сбежать, отдалить его и уже повернулась к выходу, когда увидела Джейса. Он стоял у открытой двери в кабинет, справа от стола секретарши, и каким-то странным взглядом внимательно смотрел на нее.

Ни время, ни расстояние не ослабили обаяния этих ярко-синих глаз; они все так же неотразимо действовали на нее. А лихорадочное биение пульса и ощутимая слабость в коленях еще больше подтверждали ей это. Джейс выглядел старше, солиднее, но при этом еще красивее, чем раньше. Он казался таким же самоуверенным, сильным, надежным, как и прежде, и в то же время каким-то другим.

Только несколько метров ковра разделяли их, но подошвы ее словно бы приросли к полу, и преодолеть эти метры у нее недоставало сил. Если бы на его месте были Джуди, Брайен или даже Таг, она без колебаний бросилась бы в их объятия, но сейчас, когда перед ней был именно тот, кого ей больше всего хотелось обнять, она почему-то не могла этого сделать. Следовало бы поприветствовать его, но спазм в горле и сильное биение сердца не давали возможности произнести что-либо, даже если бы она и смогла подыскать нужные слова. «Привет» или что-нибудь в этом роде прозвучало бы слишком банально, учитывая волнение, снедавшее ее.

И Джейс ни слова не произнес. Он был поражен, насколько Татум стала красивей, насколько выглядела старше и взрослей. Хотя слово «красивая» едва ли могло исчерпывающе охарактеризовать женщину, стоявшую перед ним. Эта гладкая, смуглая кожа, эти классически правильные черты лица, эти густые блестящие волны волос, доходившие до плеч, придавали ей естественную земную красоту. Но глубокий взгляд бархатисто-темных глаз и та невинная чувственность, которая проявлялась, когда она опускала ресницы и неуверенно покусывала нижнюю губу, возвышали ее до чего-то большего. Божественная, неземная — вот что казалось ему подходящим сейчас.