И тут же улыбкой и каким-то легким шутливым замечанием она поблагодарила официанта, который появился с другой бутылкой вина. Это полностью лишило Тейт дара речи. Ведь это естественное поведение Лулу было таким… таким в ее положении неестественным! Как могла она шутить и говорить так, как если бы все было нормально, в то время как сама Тейт чувствовала, будто на нее повеяло дыханием смерти? Дважды она пыталась заговорить и не могла выдавить ни слова. Отбросив всякую сдержанность, которой ее всегда учила Лулу, она схватила бокал и одним духом осушила его.

— Ты бы лучше оценила вино, если бы выпила по глоточку, — пожурила ее Лулу.

— Оцен… Лу, как ты можешь быть такой спокойной? И действовать так… так невозмутимо?

Лулу чуть удивленно подняла бровь.

— Я уже прошла паническую, истерическую стадии и стадию отрицания, Тейт. Я сейчас нахожусь в стадии «приведения своего дома в порядок». Вот почему, — продолжила она, — мне нужно было найти тебя. Я составляю завещание и хочу…

— О, мне ничего не нужно, Лулу!

— Я хочу, — с нажимом повторила она, — назначить тебя законной опекуншей моей дочери.

— Что? — выдохнула Тейт. — Твоей дочери?!.

Послышалось ей это или нет, но Тейт не могла своим ушам поверить. У Лулу есть дочь? Не шутит ли она все-таки?..

— У меня, — сказала Лулу, — есть четырехлетняя дочь. Ее зовут Алира-Джейн. И когда я умру, я хочу, чтобы ты воспитывала ее.

— Нет. — В душе Тейт боролись паника и сочувствие. — Я… я не могу. И не хочу. Ты не можешь требовать этого.

— Я прошу тебя, Тейт. Я умираю, а больше никого подходящего у меня нет.

Уставившись в потолок спальни, Тейт страстно желала, чтобы прошедший вечер оказался сном. А учитывая ее душевное состояние, отсутствие Джейса и беспокойство из-за грядущей лапароскопии, кошмарный сон был бы вполне вероятным.

Джейса не было рядом, и она чувствовала себя одинокой. Но даже сознание, что он вернется через пару дней, не приносило утешения, ибо рано или поздно он исчезнет из ее жизни навсегда. Конечно, она могла бы притвориться, что не думает об этом, но правда заключалась в том, что думала; изредка, когда он был рядом с ней, и постоянно, когда его не было.

Все более и более становилось очевидным, что Джейс склоняется к тому, чтобы повторить нормальный образ жизни своих родителей, типичных представителей среднего класса, то есть жениться и завести детей. Это проявлялось и в страстном желании взять на несколько дней Латашу, и в том, что, когда они проезжали мимо какого-нибудь дома, предназначенного для продажи, он тут же начинал рассуждать, насколько он удобен для семьи и как заманчиво было бы вложить в его покупку деньги на будущее. «Скажешь мне об этом, когда у меня будет мой первый миллион», — саркастически отвечала в таких случаях Тейт, но могла бы сказать и другое: «Дома эти предназначены для людей с детьми, а у меня очень мало шансов заиметь хотя бы одного». Проблема, которая, если позволить себе помечтать, могла быть, в общем-то, решена с помощью Лулу, желавшей оставить ей своего ребенка.

О, да, прошедший вечер вполне мог присниться ей, только сном это не было.

— Господи, что ты делаешь со мной? — простонала Тейт вслух. — Зачем?..

Она не была религиозным человеком, ведь все духовное руководство со стороны Фэнтези ограничилось тем, что та просто окрестила Тейт. Поэтому к Богу она обращалась только тогда, когда нужно было попросить о невозможном или возложить на кого-то ответственность за то, что находилось вне ее контроля. А сейчас все находилось вне ее контроля!

Слова Лулу отдавались эхом в ее сознании.

— Я хочу назначить тебя законной опекуншей своей дочери… Я умираю, и больше никого у меня нет.

И вот сейчас, ранним утром, в одиночестве своей спальни, Тейт позволила себе горькую усмешку.

— Это лишь показывает, как же ты неразумна, Лу! Бог решил, что я настолько не подхожу на роль матери, что даже не дал мне соответствующих органов для этого. А ты хотела оставить мне дочь…

Поднявшись с постели, она прошла обнаженная в ванную и, до отказа отвернув оба крана душа, вступила под тугие струи горячей воды. Так у нее появилась возможность считать, что это вода стекает по ее мокрым щекам — вода, а не слезы.

Стоя в дверях своего кабинета, Джейс ожидал, когда Тейт возьмет трубку, но настойчивой трели телефона на своем столе она совершенно не замечала. Уставившись в пространство и сдвинув озабоченно брови, она глубоко задумалась о чем-то, закусив нижнюю губу. Ему хотелось надеяться, что ее озабоченность связана с тем, что купить ему на Рождество, и будь его воля, у Татум не было бы других проблем в жизни, кроме таких. Но, к сожалению, не в его силах упростить ей жизнь до такой степени.

— Если ты возьмешь трубку, телефон перестанет трезвонить, — сказал он, и Тейт автоматически сделала это. В ту же секунду она пришла в себя и деловым, но одновременно приятным голосом начала разговор со звонившим.

Джейс подошел к кофеварке и налил две чашки, ей и себе. Со времени ее визита к гинекологу он по крайней мере раз десять пытался заговорить с ней, но всякий раз безуспешно. А впрочем, нет, поправил он сам себя, не совсем так. В первый раз, когда он спросил ее об этом, Тейт отделалась лишь кратким сообщением: «Назначили лапароскопию в январе. Не Бог весть какое важное дело, просто обследование, чтобы выяснить, как протекает процесс внутри». А в следующий раз удивленно округлила глаза: «Джейс, честное слово! Прекрати об этом говорить! У тебя нет никакой причины для беспокойства. Я-то не беспокоюсь!»

Но, черт побери, он все равно беспокоился. И злился. Потому что знал, что она сама беспокоится. Несмотря на показное безразличие, ее явно снедала какая-то тревога. Но, что хуже всего, она не доверяла ему и не желала разделить с ним эту тревогу.

Он не слишком много знал о женских болезнях вообще, однако достаточно, чтобы понять, что Тейт столкнулась с чем-то ужасным. Его мать сказала, что единственное, чем он может ей помочь, это быть ей опорой, поддержкой, дать ей понять, что он будет рядом, что бы с ней ни случилось. Но как он может сделать это, если она замыкается в себе? Не физически, но эмоционально, душевно.

Раньше ему даже нравилось иметь связи с женщинами, которые устраивали его в постели, а в остальное время не обременяли своими личными проблемами. Но на этот раз было совсем не то! С Тейт ему хотелось разделить все: ее радости и печали, ее заботы и развлечения, ее страх, ее душу… ее будущее, наконец. Но, черт возьми, за целый месяц разговоров он не добился от нее ничего. Даже определенного ответа, возьмут ли они Латашу на Рождество или нет.

Когда Тейт положила трубку, он прошел к ее столу и оставил чашку кофе перед ней. Но не дал сбить себя с толку той беззаботной улыбкой, с которой она обернулась к нему.

— О'кей, цыганка. В чем дело?

— Что? Ни в чем! — Ее глаза расширились от наигранного удивления. — Что ты имеешь в виду?

Он недоверчиво покачал головой.

— Меня не проведешь, Тейт. С тех пор как я вернулся из Аделаиды, ты стала рассеянной и раздражительной, вернее неровной. То вся сияешь, а в следующую минуту…

— Не выдумывай, Джейс. Если не считать того факта, что Рождество пробило брешь в моем автомобильном бюджете…

— Тут дело посерьезнее, Тейт. Даже Таг это заметил.

Она выпрямилась на стуле.

— Таг что-то сказал обо мне?

— Не о тебе конкретно. Он спросил, нет ли у нас каких-то проблем.

— И что ты ответил?

— Я сказал, что в общем-то нет, если не считать твоих колебаний насчет того, чтобы взять Латашу…

Она вскочила на ноги.

— Господи, да перестанешь ли ты наконец о ней? Всякий раз, когда ты открываешь рот, я только о ней и слышу. Латаша то, Латаша, се! Что мы купим для Латаши?

— Тейт, я…

— Мне наплевать, что ты ей купишь! Купи ей хоть целый «Боинг-747», мне и дела нет! Все ваше дурацкое семейство Бентонов думает, что Рождество принадлежит только ей!