Я заворачиваю его в кухонное полотенце и засовываю во внутренний карман плаща под любопытным взглядом наблюдательных глаз Дон.

— Серьезно, я тебе никогда не расскажу, что происходит, — говорю я ей. — Если я не вернусь, я хочу, чтобы закусочной управляла ты.

— Я понятия не имею, как управлять закусочной, Элли. Меня этому не учили.

— У тебя получится. У меня же получилось. — Я целую ее в щеку и возвращаюсь в зал, где количество охотников уменьшилось. Они все сжимают клочки бумаги.

— Мы сказали им, куда идти. Твое сообщение было немного неясным, — говорит Райан.

Он долго смотрит на меня, как будто хочет сказать что-то еще, но затем уходит.

Рокси хватает меня за руку:

— Пойдем. Мы поедем на микроавтобусе.

Я напоследок окидываю взглядом помещение, диковинные образчики искусства на стенах (Дон убедила меня, что они хороши). Это какой-то местный художник, рисовавший деревья в стиле Боба Росса[21], замечательные деревца. Эти картины не очень сочетаются с декором в стиле пятидесятых годов, который предпочитала Салли, но делают людей счастливыми. И меня тоже.

Эта закусочная делает меня счастливой. Я очень надеюсь, что увижу ее снова, что безумие Аманды не разрушит мою жизнь, не убьет меня.

Я очень-очень-очень не хочу умирать сегодня.

Прошло два часа, и я ощущаю, что мы приближаемся. Я чувствую запах Атлантики, соли, рыбы и гнили.

Подъездная дорога к дому Аманды длинная и извилистая, хотя дом ее родителей стоит не так далеко от дороги. Это классический макособняк[22], построенный из соображений показного блеска, не для практичности. Им приходится вставлять новые окна и менять ковры каждый раз, когда случается ураган и дом затапливает.

Райан открывает заднюю дверь микроавтобуса, и до нас доносится запах хлорки. Бассейн рядом с океаном. Это так по-декадентски. И я совсем не тот человек, которым была шесть лет назад, потому что шесть лет назад я считала, что океан — это вульгарно, а вот бассейны — это для богачей. Теперь я скорее пойду искупаюсь в океане, коснусь песка, чем полезу в огромную бетонную емкость с хлоркой.

Повсюду тихо. Мне не хочется говорить «слишком тихо», но это так и есть. Мне следовало бы слышать океан. Мне следовало слышать самолеты, пролетающие над головой. Чаек, слишком громко включенный телевизор в домике у бассейна, катера, рассекающие темную воду и невидимые за симпатичным белым забором, окружающим нас и бассейн. Ничего.

Сегодня я была в Аду, и теперь я в ужасе. Я не знаю, о чем думает Райан. Имею в виду буквально — я ничего не слышала с тех пор, как последовала за Нарнией, чтобы призвать охотников. Может, я выгорела.

Райан не смотрит на меня, и уверена, он думает об Аманде — об Аманде, которую он знает шесть лет и с которой, наверное, ни разу не переспал, об Аманде, которую я знаю с тех пор, как мне исполнилось два года. Я сжимаю свое оружие и думаю, увижу ли я еще Аманду живой.

Окна домика у бассейна будто смотрят на меня. Человек в бейсболке, несущий что-то под мышкой, поднимает руку, и мы все останавливаемся. Это Оуэн. Он все еще в форме. Он призывно машет нам с противоположной стороны бассейна; его группа, по-видимому, собирается делать что-то непонятное, но выглядит это как размахивание руками а-ля пропеллер. Не понимаю эти сумасшедшую военную жестикуляцию. Однако остальные понимают, потому что некоторые охотники кивают, а остальные начинают перемещаться.

Позади я слышу цоканье каблуков. На миг я думаю, что это Аманда, но это всего лишь Нарния.

Райан слышит ее цоканье и морщится. Нарния делает гримасу, увидев, что я смотрю на нее. Не могу поверить, что она до сих пор в Баленсиаге.

Но она снимает сапоги — на самом деле она крошечная, когда не на шпильках, — и, разумеется, на ней чулки, которые она скатывает и убирает в сапоги. Затем она расстегивает жакет, снимает блузку, юбку и оказывается обнаженной. У нее великолепное тело. Ни одного шрама, в отличие от меня.

Некоторые охотники пялятся на нее. Рокси тоже. Райан — нет. Райан наблюдает за домиком, не обращая внимания на нас.

Я смотрю на Нарнию, наблюдаю, как она обнаженная спускается в бассейн, и я должна признать, что она набирает очки. Я знаю, что случалось в этом бассейне; я делала компрометирующие фотографии на этих вечеринках.

Мне нет дела до людей, которые на нее пялятся. Райан так очевидно не обращает внимания, что я начинаю чувствовать себя ничтожной. Иисусе! Обнаженная Нарния в бассейне, полном бог знает чего, собирается делать что-то загадочно-колдовское, чтобы спасти мою подругу (и, ладно, может быть, заодно и весь мир), и все, о чем я могу думать, — это:

«Выкуси, сука, он мой, а не твой».

Наверное, я хуже, чем следовало быть.

Когда Нарния по-собачьи подплывает к середине бассейна, половина группы Оуэна сдвигается к забору справа, другая половина уже перебралась через забор и, по всей видимости, направляется к фасаду дома. Я думаю о Доме, как будто касаюсь нёба языком, чтобы проверить, что там болит, но ничего. Он не… неплохой, в отличие от домика у бассейна. Но он мог быть, полагаю. Он мог стать таким.

Группа Райана направляется вдоль левой стороны забора, ближе к бассейну. Мы все занимаем свои места. Я держусь неподалеку от Нарнии, наблюдая за происходящим.

Райан и Оуэн, во главе своих групп, обмениваются долгим взглядом. Кивают и оба двигаются, чтобы открыть входную дверь пляжного домика. По пути сюда много говорилось о магической защите, входах-ловушках и тому подобном. Каждый принес что-то с собой, но особенно отличился Райан, с солью и железными пулями, и Оуэн, с — я не шучу — выбеленным лошадиным черепом, обвязанным цветными ленточками. Вот это он принес с собой. Как он умудрился провезти эту штуку в электричке? Наверное, сказал, что это реквизит для современной интерпретации «Сна в летнюю ночь». Может, кто-то из федор сказал, что это потому, что Оуэн иностранец. Может, они все оборачивались и громко шептались:

«Думаете, это странно? Тот парень считает, что у него волшебное ружье».

Жаль, что Стэна больше нет. Я изложила бы ему свои предположения, а он хихикал бы над охотниками, их костями и пистолетами. Жаль, что Аманда не в безопасности где-то на другом конце телефона, стервозная и привычная, Я даже жалею, что Дон не здесь, вот только она на самом деле не замешана в это и, вполне вероятно, могла погибнуть.

Жаль, что мои мечты полны кошмаров. Это дает мне повод для беспокойства о моем будущем психическом здоровье.

Я ничего не слышу из головы Райана, но от Оуэна доносится шепот. Он укачивает лошадиный череп:

— Agorwchydrysau, gadewchinichwarae, tae’noerynyreira…

Это не по-английски.

Рокси мысленно напевает колыбельную. Шестнадцатилетняя охотница-панк с металлическими скобками на зубах размышляет, не следовало ли ей написать то письмо Нилу Гейману[23]. Парень постарше, где-то позади меня, жалеет, что не позвонил матери. Думаю, у каждого есть своя история.

Что касается меня, я умолкаю, освобождаю голову. Надеваю очки на нос. В руке у меня Стальной Дэн, на шее — Печать Соломона, вокруг пояса — железная цепь. Я была в Аду. Во мне серебро. Я готова к делу.

Фасад пляжного домика взрывается.

Райан и Оуэн, находившиеся ближе всего к Двери, отброшены дальше всех — коняшка Оуэна улетает в бассейн, обрез Райана падает на землю и от удара стреляет в воздух, потому что, знаете ли, в присутствии Двери надо быть готовым стрелять немедленно, а не беспокоиться о безопасности. Если мы выживем, я его замучу поддразниваниями. Если…

Остальные либо упали на землю, либо стоят на коленях — это был не взрыв, это было что-то. Я тянусь туда.

— Я знаю тебя, — говорю я Двери.