Я не знаю, что получает Аманда или Стэн. Я просто знаю, что сейчас я счастливее, чем была до того, как появились Дверь и Райан в моей жизни. Это мало что говорит о моей жизни до Двери, а ведь, возможно, смерть в одном шаге от меня.
Не то чтобы я хотела открыть еще одну Дверь или открыла бы эту, если бы знала то, что знаю сейчас. Райан говорит, что Двери вроде нашей ведут в девять Адов, или адских измерений, или просто измерений, это зависит от того, кто говорит и сколько он выпил. Я не говорила, что Адов может быть больше девяти, или меньше, или вообще неопределенное количество? И когда Дверь открыта, сквозь нее пытаются прорваться демоны.
По другую сторону ждут охотники.
Хотя иногда — нет. Они здесь, когда демон проходит сквозь Дверь, которую они охраняют, но они не могут быть повсюду.
Сейчас — это значит, что, когда кто-то стучит по решетке, я просыпаюсь. Обычно стучат в четыре или пять утра либо сразу после того, как я ложусь спать, либо перед тем, как мне вставать. Я всегда думаю, что это демон стучит в дверь моей спальни, но обычно это Стэн, который хочет выспаться, или Аманда, желающая спереть у меня подушки и мороженое и пожаловаться на родителей. И никогда не приходит кто-то, чтобы сказать мне, что я выиграла миллион долларов.
Кто это сегодня — Райан? В последний раз, когда я его видела, он пожелал мне спокойной ночи, спускаясь в подвал. Сейчас Райан машет мне своим стетсоном с улицы. Я открываю окно и высовываюсь наружу.
— Что ты делаешь? Четыре утра! — ору я, не заботясь о соседях.
— Есть проблема с животным! — орет он в ответ.
В его голосе есть приятная вибрация, которая вызывает приятную вибрацию у меня в животе. Я вздыхаю. «Проблема с животным» — это кодовая фраза, обозначающая оборотня.
— Ну так разберись с ним! — говорю ему я.
— Впусти меня, Элли!
— Нет, пока у нас проблема с животным.
— Немедленно! — Он ударяет стетсоном по бедру.
Я не вижу его лица — луна неполная, а он стоит на маленьком участке в тени между фонарями, — но, если бы мне надо было побиться об заклад, я поставила бы на то, что он раздражен. И, откровенно говоря, если он продолжит вопить, соседи вызовут копов. Опять. Так что я натягиваю платье и тащусь вниз по лестнице, чтобы впустить его через боковую дверь.
— Рай, — я приветствую его зевком, — что случилось с твоим ключом?
Он не обращает внимания на мои слова.
— Дверь, должно быть, открыта, потому что я наткнулся на оборотня по пути сюда, — говорит он и проходит мимо меня в заднюю часть закусочной, плащ хлопает и все такое.
— Конечно открыта, — говорю я двери, закрывая ее. — И я счастлива, что мне надо приготовить кофе, и оставаться на ногах остаток ночи, и не выспаться, и все делать, и везде ходить, и…
— Кончай ныть. Я думал, что лучше тебя обучил. А ты позволила оборотню вырваться из Двери.
Когда я приближаюсь к нему, он смотрит на дорожку из соли, насыпанную перед дверью в подвал. Хотя он не найдет в ней ни одного разрыва — я зарабатываю на жизнь, имея дело с продуктами, в жестоком мире, я осторожна.
Погоди-ка секунду.
— Откуда мне было знать, что ты ушел? — Я скрещиваю руки на груди. — Разве не ты должен был дать мне знать, что мне надо охранять Дверь? Когда могучий охотник должен отправиться в странствие по бескрайним прериям в поисках геля для бритья…
— Тихо, — говорит он и извлекает обрез из волшебного кармана своего плаща.
Обрез сияет, хотя ему миллион лет. Он стреляет не обычной дробью, а каменной солью и железной картечью. Около месяца назад мы потратили весь день, сидя в кабинке у окна, начиняя гильзы и рассказывая неприличные анекдоты. Он казался счастливым, и я думаю, что это делало счастливой и меня. Ну вы знаете. Если бы мне было до этого дело.
Сейчас он не выглядит счастливым.
Он медленно открывает дверь в подвал и переступает через соль, держа обрез наготове. Входит в дверь и исчезает во мраке, и тут я слышу резкий вдох, за которым следует поток тихой речи на языке, который я не могу даже определить.
— Элли, — зовет Райан изнутри, — что, черт побери, ты наделала?!
Это не вопрос, и меня он нисколечко не успокаивает. Я бросаю взгляд украдкой и перепрыгиваю через соль, готовясь услышать звук открывающейся Двери.
— Она не может говорить с тобой. — Райан прислонился к стене, небрежно держа обрез в руке.
Я прихожу к выводу, что мне не суждено умереть из-за демонов в эту секунду. И — ух ты! — он здорово выглядит, прислонившись к стене.
Пока в моем отупевшем от сонливости мозгу крутились неподобающие мысли, он договаривает:
— Потому что ее тут нет.
Мне требуется секунда, чтобы сосредоточиться на его словах, и тогда…
Нет. Бесполезно. Я осматриваюсь. Здесь запасы еды на неделю, и большое пятно, и еще царапины в форме апеннинского сапожка. Проволочные вешалки, ящики с бутылками и резиновый коврик с канистрами с содовой водой для сифона. Походная раскладушка Райана, прислоненная к бетонной стене. И прямо рядом с раскладушкой, окруженная еще одним полукругом из соли и заляпанная странными пятнами… просто подвальная дверь.
Райан за моей спиной выходит за дверь, хотя я не сразу это замечаю. Секунду я думаю, что он вышел наружу по какой-то надобности, какие случаются у охотников за демонами, когда внезапно оказывается, что им не надо охранять Дверь, и у меня перехватывает дыхание — но он сидит в ближайшем к кухне отделении, положив ноги на сдвинутые вместе зеленые виниловые стулья. Его глаза закрыты, на одной щеке какое-то пятно. Похоже на синяк, но, когда я подхожу ближе, понимаю, что это кровь. Темная засохшая кровь.
— Эй, — тихо говорю я, но он не отзывается.
Либо спит, либо задумался. Следует ли ему спать, если Дверь исчезла? Я надеюсь, что он все-таки спит, потому что вид у него изможденный. Веки — темные пятна на лице, длинная щетина, практически борода, и от него пахнет кровью, но не человеческой кровью. Вовсе нет.
У человеческой крови особый запах. Она пахнет как монетка, если положить ее в рот. Когда у тебя в подвале Дверь, ты довольно быстро узнаешь, как пахнет человеческая кровь, потому что, как правило, она разбрызгана по всему полу.
Закусочной «У Салли», названной так по имени хозяйки-старушки, до сих пор везло. Никто из тех, кто здесь умер, не поднимал шума, так что копы сюда ни разу не заглядывали.
До сих пор.
Я готовлю кофе. Наливаю себе чашку, ставлю ее на прилавок и отношу ему чашку и графин. Я ставлю их прямо перед ним, но стоило ли? Разбудит ли это его? Черт! Я делаю шаг назад, но не успеваю отойти, как его рука взлетает, хватает чашку, ставит перед собой и берет графин — все это с закрытыми глазами. Я впечатлена, хотя чуть не пролила на него воду. А он этого заслуживает за то, что застал меня врасплох. Полагаю, это значит, что мне не надо беспокоиться и будить его. Я возвращаюсь к прилавку за своей чашкой и сажусь напротив него в ожидании.
В свете, льющемся из кухни, он выглядит юным; хотя ему уже почти тридцать, он немного старше меня (ладно, тсс, мне почти тридцать). Райан не говорит об этом, но я начала задумываться о том, что значит возраст для охотника за демонами. Я видела, как он вытворяет такое, что не под силу и борцу, не то что какому-нибудь стареющему ветерану.
Я повидала много охотников за демонами. Обычно им чуть больше двадцати лет. Охота за демонами не та профессия, которая предусматривает медицинскую страховку или пенсию. Эти парни недолго выдерживают — большинство из них. Я видала тех, кто постарше, и тех, кто помоложе. Райан по возрасту ближе к тем, кто старше.
Большинство из тех, кто старше, — в отставке; они сидят тут и рассказывают о былых славных днях, они — кладезь знаний о потусторонней дряни, но больше не сражаются. У них не хватает глаз, рук, ног. У одного нет сердца в буквальном смысле слова, и он продолжает жить благодаря какой-то диковинной магии вуду, о которой я понятия не имею и о которой он не рассказывает.
