Скала довольно гладкая, и тут нет мокриц, ничего такого. Лишь синий свет от Двери, заставляющий все вокруг светиться. Моя кожа кажется полупрозрачной.

— Поздоровайся с Дверью, Элли. — Рокси садится на корточки рядом со мной и протягивает нож.

Я качаю головой.

— Мне это не надо, — говорю я ей и перекатываюсь на живот лицом к Двери.

Рядом с Дверью все остальное кажется маленьким. Это наверняка Дверь-небоскреб. Она похожа на дверь у подножия ущелья, хотя эти камни и скалы напоминают что-то из «Властелина колец».

Теперь Вигго Мортенсен. Он ставит меня вертикально.

(Кого я обманываю? Райан куда круче Вигго Мортенсена, клянусь.)

Я сдираю корочку с одной из старых ран и провожу пальцем прямо перед порогом Двери.

«Ты знаешь меня, ты знаешь меня, ты знаешь меня…»

Ты так устала, Элли, — говорит Дверь. — Я могу исправить это. Я могу помочь тебе.

«Я не хочу твоей помощи».

Ложь. Ты лжешь, лжешь, лжешь, — поет она. — Лжешь, лжешь, лжешь.

«Ты можешь помочь Стэну?» — спрашиваю я.

Ничто ему теперь не поможет!

Клянусь, Дверь даже хихикает.

«Тогда заткнись!» — говорю я и мысленно отталкиваю, отодвигаю Дверь от себя прочь. Ее голос стихает. Слава богу.

— Элли, нарисуй круг. — Райан протягивает мне другой карандаш.

Я беру его, он совершенно новый, цвета «макароны с сыром». Я поднимаю брови в адрес Райана — я же говорила, что намного лучше научилась общаться с помощью бровей, серьезно!

И он пожимает плечами:

— Он настолько близок к телесному, насколько мне удалось найти.

Так круто. Я рисую круг, для гарантии роняю каплю крови в месте соединения и затем достаю соль.

— Соль? — Рокси сидит рядом со Стэном, но не так близко, чтобы он мог коснуться ее.

Кристиан сидит по другую сторону круга, как можно дальше от Двери, и Райан стоит посредине, глядя на меня.

— Эта Дверь заставляет меня нервничать.

— Это говорит Элли Заклинательница Дверей? Это… нехорошо. — Райан качает головой. — Соль.

— Соль, — соглашаюсь я и вытряхиваю немного из фляжки.

Соль пенится, попадая на мою кровь, и это, знаете ли, странно. Для пущей уверенности я сыплю чуть-чуть на ссадину на тыльной части ладони. Не пенится, только щиплет. Я шиплю сквозь зубы, но ничего не говорю.

Пределы человеческой выносливости и всякое такое.

Мы все укладываемся немножко вздремнуть. Кроме Райана — он сидит спиной к нам, уставившись в пропасть. Трудно держать глаза закрытыми: свет Двери обжигающе яркий, ярче, чем когда глаза открыты.

Наплевать, что говорит Райан, — я измучена, и это на самом деле.

Я скучаю по закусочной. Очень скучаю. Я оставила записку Дон с просьбой открывать и закрывать закусочную и уверена, что она будет это делать. Не то чтобы я беспокоилась на этот счет — нет, я ужасно беспокоюсь.

Я провела три года под руководством Салли, учась управлять закусочной. На второй день моей работы она заявила, что, как только я вошла, она сразу поняла: либо я приму управление закусочной, когда она уйдет на пенсию, либо буду несчастной неудачницей.

Теперь, когда я знаю то, что знаю о Дверях и о том, что они дают тебе то, что ты хочешь… что ж, мне интересно, как было на самом деле. Временами я много размышляю об этом. Неделями эти мысли не приходят мне в голову, но каждый раз, когда я делаю ошибку, каждый раз, когда касса не сходится, каждый раз, когда я готовлю заказ и выполняю его неправильно, я задумываюсь. Думаю, действительно ли Салли хотела оставить мне закусочную? Думаю, действительно ли она хотела перебраться во Флориду? Закусочная мне не принадлежит — она принадлежит Салли. Полагаю, я что-то вроде исполняющего обязанности, на случай если она когда-нибудь вернется.

Или на случай, если я когда-нибудь смогу купить ее у Салли. Я коплю на это деньги уже четыре года. И у меня больше денег, чем следовало бы быть, правда, и я думаю, что это опять Дверь.

Кто-то похлопывает меня по плечу и говорит:

— Эй!

Я перекатываюсь и сажусь спиной к Двери. Мне неуютно от этого, но я хочу сидеть лицом к Райану и знаю, что, если из Двери что-то вырвется, Райан управится с этим лучше, чем я.

Не то чтобы что-то выходило из Дверей в потусторонних мирах, но осторожность не повредит.

Райан присел рядом со мной, его женщины — позади него. Они жутковато улыбаются. Он усаживается, скрестив ноги. Иштар сидит рядом со мной, а львица сворачивается клубком так, чтобы касаться одновременно и Райана, и меня.

Он ведет себя так, будто не замечает, что они делают; он лишь снимает шляпу и проводит рукой по волосам; они немного торчат, прямо на задней части шеи, и, если бы он сел поближе, я бы их ему пригладила.

Мой взгляд привлекает Исида, она приглаживает полосы на загривке Райана, но, поскольку она бестелесна, волосы продолжают торчать. Тем не менее я ценю сентиментальность.

— Можно было слышать твои мысли, пока мы избирались сюда, — говорит он.

— Ты мог слышать меня? — неверяще переспрашиваю я. — Это становится сильнее?

— Нет, я хотел сказать… — Он делает гримасу. — Прости. Фигура речи. Не самая хорошая идея в этих краях.

— Боже, спасибо тебе, — говорю я. Хотя я ненавижу напоминать ему о вещах, в которых он разбирается лучше меня… — Разве тебе не следует присматривать за демонами и тому подобным?

Он тычет пальцем за плечо. Позади него Рокси сидит на краю утеса. Она потирает колено.

— Ей нравится нести вахту, — спокойно объясняет он.

Я опираюсь головой на руку.

— Я думала о закусочной, — признаюсь я. — Я знаю, что мне следовало думать о чем-то более важном…

Райан кивает:

— Важно помнить о том, что мы в игре. Но также важно помнить, почему мы все это делаем. Ради чего. Сохранять связь с реальным миром.

— Вы, ребята, этого не делаете. — Я машу рукой в сторону Рокси и Кристиана. — Вы ненавидите мир.

— Мы не ненавидим мир. — Он хмурится. Иштар вздыхает. — Мы не ненавидим людей. Ты говорила уже, что мы не уважаем людей, которых защищаем. Это неправда. Ты не найдешь людей, более сосредоточенных на сохранении мира простых смертных в безопасности. Но… такие люди, как мы, какими нам приходится быть… это не работа с девяти до пяти. Мы охранники, и дальнобойщики, и синие воротнички. И многие непосвященные думают, что это нормально — обращаться с рабочим народом так, как…

— Как с дерьмом, — говорю я.

Это правда. Полагаю, это зависит от того, каким путем ты идешь.

— Почему ты занимаешься этим? — спрашиваю я Райана.

Он ничего не отвечает. Но кончики его пальцев касаются волос за моим левым ухом. Совсем чуть-чуть. Он касается моих волос.

— Разве я мог не делать этого? — говорит он. — Я знаю, что приходит в ночи. Как ты думаешь, я ввязался в это? Никто не врывался и не спасал меня в критический момент. — Его прикосновение исчезает. — Никто не спас остальных.

Остальных?

— Остальных? — спрашиваю я.

Райан долго молчит, и я думаю, что он больше ничего не скажет. Думаю, сказал бы он, если бы я не открыла рот?

Я слышу голос Иштар, когда он продолжает:

— Когда я был моложе, зимой я, бывало, подрабатывал, рубя елки для отправки на юг. Многие из нас это делали — это были легкие деньги, всего лишь несколько выходных работы. Парни, нанимавшие нас, везли нас большую часть дороги, а потом мы брели сквозь снега к деревьям. Недалеко. — Он делает паузу, потом: — Я рубил дерево, когда это произошло. Парни, которые были со мной, все погибли. Я выжил.

Я почти боюсь сказать что-нибудь, но я должна знать:

— Что это было?

— Хайдбихайнд. Один из тех демонов, которые могут являться без Дверей. Они быстро двигаются и не любят, чтобы их видели; поэтому их так назвали[17]. Но они наблюдают, и ждут, и похищают лесорубов, когда никто не видит. — Он издает короткий смешок — смешок человека, рассказывающего что-то ужасное или грустное, но вовсе не смешок человека, которому действительно весело. — Я был последним, и единственная причина, почему меня не утащили тоже, — я работал бензопилой. Только у меня была в руках масса металла, которую можно было крутить вокруг себя, и именно я смог снести голову этому существу, до того как оно успело снова оказаться у меня за спиной.