Лицо Бет приняло каменное выражение. Она засунула платок обратно в сумку, не глядя на меня.

— А другой путь? — спросила она наконец. — Я присоединюсь к Церкви ангелов?

— Да, но… это не принесет тебе ничего хорошего. Ты заболеешь или вроде того, и…

— Заболею?

— Ну, ты будешь все время чувствовать усталость. Опустошение. Ты…

— Но это сделает меня счастливой? Если я пойду туда? — Бет наклонилась ко мне, ее лицо было сосредоточено, она буравила меня глазами.

— Думаю, да, — неохотно согласилась я. — Я толком не поняла, все было очень запутано, но ты вроде бы встретишь своего ангела, а потом появятся и другие ангелы. Люди в Церкви примут тебя. И ты впервые почувствуешь, что твоя жизнь наполнилась смыслом, но…

Глаза Бет засияли.

— Уиллоу, это прекрасно! — выдохнула она. — Это именно то, что я хотела узнать! Значит, это не будет ошибкой…

— Нет, будет! — резко сказала я. Это прозвучало как удар хлыстом. Брови Бет взлетели вверх. — Поверь мне, это неправильный выбор. На этом пути все казалось… ледяным.

Мое сердце заколотилось, когда я вспомнила скользкие, будто грязные серые облака. Все слова вдруг показались неправильными, неподходящими.

Бет сидела неподвижно, глядя на меня в упор. Я слышала звуки телевизора, доносившиеся из соседней комнаты, и тихий голос сиделки, говорящей что-то маме. Наконец Бет откашлялась.

— Что значит ледяным? Ты хочешь сказать, ты видела… смерть?

Я нервно провела рукой по волосам.

— Я не знаю! Я видела смерть раньше, и она выглядит иначе. Я не знаю, что это, но это точно что-то дурное.

Бет глубоко задумалась, в ее глазах читалась тревога. В конце концов она тряхнула головой.

— Я… я не знаю, как быть. То, что ты говоришь, противоречит моим собственным чувствам. Я знаю, что ангел делает мне добро. Я это чувствую, прямо здесь! — Она прижала руку к груди. — Не знаю, что ты увидела, но…

— Но какая-то часть тебя все еще сомневается, иначе ты бы не пришла ко мне, — отчаянно возразила я.

Бет испуганно подняла глаза.

— А как же твоя усталость, Бет? Это началось, когда ты встретила ангела, разве нет? Тебе ведь и сейчас плохо! Твои мышцы ноют, и ты чувствуешь себя измученной, опустошенной, и…

Бет залилась краской. Не глядя на меня, она отпихнула стул и вскочила, перекидывая сумку через плечо.

— Спасибо, что помогла мне, Уиллоу, — резко сказала она. — Сколько я тебе должна?

Я вскочила.

— Постой! Подумай серьезно, прошу тебя… Если это и правда принесет тебе добро, разве тебе должно быть так плохо? — Я судорожно вцепилась в спинку стула, мой голос звучал умоляюще.

— Я не знаю, о чем ты, — сказала Бет, глядя в пол. — У меня все хорошо. Вот, возьми, этого достаточно?

Достав из сумки кожаный кошелек, она протянула мне двадцатку. Я отдернула руку, и Бет подсунула деньги под сахарницу, стоявшую на столе.

— Я пойду, мне уже пора.

— Нет! — я стиснула ее руку. — Бет, умоляю, поверь, это существо убивает тебя!

Глаза Бет сверкнули, она выдернула руку. Я покорно отступила, у меня внутри все опустилось. Я зашла слишком далеко и оттолкнула ее от себя. Черт. Черт!

— Спасибо, — еще раз проговорила Бет равнодушным голосом. — Это было интересно. Не стоит меня провожать, я найду дорогу.

Она раздвинула створчатые двери и исчезла в глубине коридора. Через минуту я услышала громкий хлопок входной двери — пожалуй, даже слишком громкий.

Я опустила голову на стол, словно погружаясь в бескрайний океан отчаяния. Что я сделала не так? Если бы я использовала другие слова, более удачные, может, мне бы удалось ее остановить? Теперь она приняла решение, я видела это по ее глазам, оно так и читалось в них. Она направлялась прямо навстречу ангелу.

А этот ангел — что это за существо? Я попыталась вспомнить увиденное, осмыслить его заново. Но ничего нового мне в голову не пришло: это было некое сверхъестественное существо, которое толкало Бет на путь, грозивший ей гибелью.

Но ведь это не могло быть правдой… или могло? Что же я увидела на самом деле?

Откинувшись на спинку кресла, я невидящим взором уставилась на картину с грустным клоуном, висящую над буфетом. В руках у клоуна был увядший нарцисс, а на его щеке была нарисована большая блестящая слеза. Тетя Джо купила эту картину на распродаже в чьем-то дворе пару лет назад.

— Отличная сделка, не правда ли? — сказала она тогда, гордо вешая клоуна на стену. — Всего за двадцатку!

Двадцатка. Мой взгляд упал на деньги, по-прежнему лежавшие под сахарницей. Я достала их, подержала в руках и сунула обратно под сахарницу, обхватывая голову руками.

— Посмотри, Миранда, какая красота! — воскликнула тетя Джо, глядя в телеэкран.

Дело происходило тем же вечером, после ужина, который пришлось готовить мне — потому что я не люблю полуфабрикаты, а тетушка Джо, напротив, убеждена, что если на упаковке не написано «Готово за 5 минут!», то это нельзя брать в рот. Так что я сварила для нас троих кастрюлю спагетти — их можно приготовить без особых изысков. К тому же меня успокаивает процесс нарезки овощей и помешивания бурлящего соуса, а именно сейчас я нуждалась в спокойствии как никогда. Я никак не могла перестать думать о Бет.

Тетя Джо не умолкала целый вечер: она снова и снова рассказывала о женщине с работы, которая ее раздражала. Какой сюрприз — вообще-то, ее раздражали практически все. Я не отрывала взгляд от тарелки, накручивая спагетти на вилку и в подходящие моменты вставляя:

— Ммм.

Мама, конечно, не обращала на тетю никакого внимания. Она задумчиво возила вилкой по тарелке, время от времени отправляя в рот пару макаронин. Иногда я ей завидовала. Ей не нужно даже притворяться, что она слушает тетушку Джо.

Теперь мы все сидели в гостиной, и тетя Джо настойчиво пыталась «наладить контакт» с мамой, как это называл доктор. Это значило заставить маму обратить на тебя внимание, вернуть ее на секунду из мира ее собственных грез на нашу планету. Иногда я не понимаю, зачем мы это делаем. Честно говоря, я думаю, мама счастлива в своем мире.

— Миранда! — снова позвала тетя Джо, наклоняясь к маме и настойчиво дергая ее за рукав. — Ты слышишь меня? Посмотри на экран. Разве этот тропический пляж не прекрасен?

Она говорила громко и медленно, как будто обращалась к трехлетнему ребенку. Мама не отвечала. Она сидела в своем любимом мягком кресле, уставившись в пустоту. Мы с мамой очень похожи, по-моему. У нее такие же волнистые светлые волосы, как у меня, только она носит стрижку боб, потому что за ней легче ухаживать. И она невысокого роста, как я, правда, худенькой ее теперь не назовешь. Она слишком долго просидела вот так, погруженная в собственные мысли, и со временем приобрела бледность и округлые, мягкие очертания.

Но она все еще красива. Она всегда такой останется. Я посмотрела в ее большие зеленые глаза. Цвета горошин в стручке, как она сама говорила.

Она не всегда была такой: раньше она разговаривала — по крайней мере, со мной. Когда я была маленькой, мы играли вместе, и она смеялась. Хотя уже тогда она была немного странной и такой застенчивой, что к пяти-шести годам я уже научилась защищать ее, зная, что она не может справиться с некоторыми вещами, а я могу. Иногда ее будто накрывало облаком и уносило куда-то далеко, прочь от меня. Она сидела вот так, как сейчас, и ни криком, ни слезами невозможно было вернуть ее обратно, пока она сама не возвращалась. Мне пришлось научиться готовить, причесываться, и я уже тогда понимала, что не могу никому об этом рассказать — иначе бы маму забрали у меня навсегда.

Но со временем то, чего я так боялась, произошло. Мама как бы… ускользала от меня, уходила все дальше и дальше в мир своих грез и однажды просто перестала возвращаться оттуда.

— Миранда! — не унималась тетя Джо, теребя маму за руку. — Разве тебе не хочется на такой красивый пляж?

Мама вздохнула, глядя на что-то, чего мы не видели.