— Вполне возможно, что старый муж сгодится для того, чтобы оценить достоинства нового мужа, — заметил Симеон.

Исидора натянуто улыбнулась.

— О чем вы толкуете, не пойму?

— Я видел такое в Смирне, — ответил он.

— Где это?

— На Средиземном море, в Анатолийской империи, — принялся объяснять Симеон. — Путешествуя по тем местам, я познакомился с визирем и его братом, которые направлялись к одному шейху, чтобы предстать перед ним в качестве претендентов на руку его дочери. Решающий фактор? Состояние краника.

— Его размер?

— Размер и длина, — ответил Симеон. — Шейх пригласил на это… состязание весь свой гарем. Ну и меня тоже.

— Выходит, шейх приглашал туда кого попало? Нет, я не хочу сказать, что он не должен был предлагать этого вам, но вы же женатый человек, — заметила она.

— Да шейха не интересуют английские браки, — объяснил Симеон. — Для того чтобы попасть на состязание, надо было предложить шейху тигровый рубин. Так уж получилось, что у меня есть нечто вроде коллекции таких рубинов. Мне кажется, что некоторые из джентльменов и не надеялись получить руку принцессы, однако они были счастливы предложить правителю свои тигровые рубины.

— И все из-за гарема? — предположила Исидора, приподнимая брови.

— Там были прекрасные женщины, — сказал Симеон. — Прекрасные и изысканные.

— Замечательно! — промолвила Исидора таким кислым тоном, от которого могло бы свернуться молоко. — И как же вам удалось устоять перед искушением?

Симеон усмехнулся:

— У меня же были вы.

— Ха! Да вы даже не…

— У меня есть вы, — перебил он Исидору. — Впрочем, вы правы. Давайте скажем так: у меня не было вас. Тогда. Но вы стоите целого гарема и тигрового рубина.

Исидоре пришло на ум множество язвительных замечаний, которые она могла бы сделать в ответ на эти слова, например, сравнить себя с той самой наседкой, однако она сдержалась.

— А как выглядят тигровые рубины? — спросила она. — Никогда о таких не слышала.

— Они великолепны! Представьте себе рубины с тонкой желтой прожилкой. Это очень-очень редкие камни. В конце концов шейху удалось набрать все со лишь восемь таких рубинов — и это несмотря на красивых девушек из гарема.

— Но как вы об этом узнали? Вы были на свадьбе?

— Разумеется, — кивнул Симеон. — Победил визирь Такла Хейманот, и после восьми дней празднеств (ему был необходим отдых после состязания), он женился на дочери шейха. Ну а потом я купил у шейха восемь рубинов, и мы все были счастливы.

— Покажете мне один из них?

— Только не сейчас, — ответил Симеон. — Они в банке.

— В банке?! История каждого такого камня весьма сомнительна.

— Сомнительна? Да их покупают для удовольствия!

— Сомневаюсь, что наложницы из гарема испытывают удовольствие.

— Даже если это и так, они очень старательно его изображают, — проговорил Симеон. — Видите ли, им пришлось выбирать.

Исидора опять почувствовала, что ее щеки горят, однако его рассказ заворожил ее.

— Им пришлось выбирать? — переспросила она.

— Вы должны понять: именно у этого шейха в гареме было двести тринадцать жен. А сам шейх был уже немолод. Так что у юных леди из гарема было совсем немного развлечений. На руку дочери шейха было восемь претендентов — из них наложницам и позволили выбирать. Кстати, это еще одна сторона состязания: если ни одна из наложниц не захотела бы лечь в постель с кем-то из женихов, то он выбывал из списка претендентов.

— О! — только и смогла выдохнуть Исидора.

— А вы бы прелестно смотрелись в вуали, какие носят наложницы.

Если она будет вынуждена как-то подтвердить их брак, то появится перед ним только в вуали, и вот тогда-то Симеон пожалеет о том, что задумал аннулировать брак. Об этом стоит подумать.

— А мне нравится, как шейх все устроил, — заметила Исидора.

— Правда?

— Хотя если бы я была принцессой, то попросила бы его изменить кое-что в состязании, — заявила она.

— Что же именно?

— Мне кажется, было бы очень интересно, если бы и у принцессы была возможность выбирать своего будущего супруга — так же, как это делали наложницы из гарема. Полагаю, джентльмены, о которых шла речь, были не одеты?

Симеон был крайне удивлен ее вопросом, и она испытала удовлетворение от этого. Пусть не думает, что он — единственный, кто может разговаривать на весьма скользкие темы.

Карета остановилась, и Исидора принялась натягивать перчатки.

Симеон наклонился к ней и забрал у нее одну из них.

— Что?..

Он снял с ее руки вторую перчатку. А когда дверь кареты распахнулась, он выбросил перчатки прямо на дорогу. Они пролетели перед лицом оторопевшего кучера. Тот вскрикнул, попятился и упал.

— Вы невыносимы! — воскликнула Исидора, наклоняясь вперед и выглядывая на улицу. — Не могу же я пойти на встречу без перчаток. — Ее голубые перчатки валялись в дождевой луже.

— Ты же их ненавидишь, — промолвил Симеон, выходя из кареты и протягивая ей руку — тоже без перчатки.

Исидора заскрежетала зубами, но вложила свою руку в его.

Она ничем не могла объяснить тот шок, который испытала, когда ощутила исходящее от него тепло.

Блэкфраерс-стрит, 65

27 февраля 1784 года

Они остановились перед рядом домов в той части Лондона, которой Симеон совсем не знал. Правда, он вообще мало знал этот город.

— Разве у твоей портнихи нет мастерской? — спросил он.

Кучер стоял перед дверью маленького дома.

— Мы приехали в студию синьоры Анджелико, Козуэй, — сказала Исидора. — Это большая честь, которую она оказывает только своим землякам, так что, пожалуйста, ведите себя прилично.

— Ты не могла бы называть меня на ты и по имени? — спросил он.

— Это невежливо, — заявила Исидора.

Козуэй проигнорировал ее слова.

— Меня зовут Симеон. Это хорошее, достойное имя, и я благодарю Бога, что меня не нарекли, к примеру, Годфри, как моего беднягу брата.

— Мы не должны называть друг друга по именам, — заметила она.

— Но я уже называю тебя Исидорой.

— Кстати, я не давала вам на это разрешения!

— Каждый раз, когда ты называешь меня Козуэем, это звучит для меня как «петушок», — задумчиво произнес он. — Хотя, возможно, это не так уж плохо. Может, тебе стоит и дальше именовать меня Козуэем, а я просто…

Исидора рассмеялась.

— Отлично! — воскликнула она. — Симеон!

Синьора Анджелико работала в большой просторной комнате на первом этаже. Симеону бросились в глаза открытые полки вдоль стен. Рулоны тканей — шелк, атлас, тафта — занимали все их пространство до самого верха. Это напомнило Симеону марокканские базары. Из краев рулонов робко выглядывали их цвета: темно-красный шелк, сиреневый с серебристым отливом, чистый желтый цвет лютиков, расцветающих ранней весной. Под тканями стояли коробки, битком набитые принадлежностями для шитья: нитками, пуговицами, бесконечными ярдами лент. И повсюду были кружева. Кружева свисали с деревянных столбов и лежали кучами на полу; тонкие ручьи и полноводные реки кружев текли по столам, которыми была заставлена комната.

Исидора сразу прошла в комнату, а Симеон задержался в дверях. И теперь Исидора приседала в глубоком реверансе перед немолодой дамой с удивительно женственной фигурой. Модистка энергично поцеловала Исидору в обе щеки и назвала ее bella — красавица.

Потом они обе повернулись и посмотрели на Симеона.

Он прошел вперед и отвесил поклон.

— Герцог, — промолвила Исидора, — могу я представить вам синьору Анджелико?

— Onorato di conoscerla, signora. [2]

Исидора приподняла брови.

— Понятия не имела, что ты говоришь по-итальянски, — сказала она.

— Вообще-то не говорю, зато знаю португальский, так что с трудом, но могу составить предложение. — Симеон повернулся к синьоре Анджелико, которая заговорила о том, как рада наконец познакомиться с мужем маленькой дорогой герцогинюшки, которую она от души полюбила в тот же миг, когда впервые увидела ее.