— Я уже отметил, что Перслоу вчера были отправлены деньги — за четыре парика, купленных для моего отца десять лет назад. Платить ему отказались, сославшись на то, что парики старомодные.

Дворецкий счел за лучшее промолчать. Но герцог едва заметно улыбнулся.

— Насколько я понимаю, мой отец был похоронен в одном из этих старомодных париков? — спросил он.

— Полагаю, сэр, что где-то здесь должно быть письмо от мистера Уэстби, мастера по изготовлению париков, который и сделал покойному герцогу парик для похорон. Это был его любимый парик.

Улыбка на лице Симеона погасла, и он со вздохом посмотрел на папку.

— Я не нашел письма Уэстби, Хонейдью, — сказал он. — Но в какой-то момент мне захотелось вздремнуть, и я обнаружил, что вместо сломанной ножки под диван подложена целая стопка писем. Когда у вас будет минутка, пожалуйста, попросите слуг унести отсюда этот диван. Его уже не починить.

Только сейчас дворецкий заметил, что обитый бархатом диван с ножками в виде когтистых лап, завалился набок, лишившись одной ножки. Более того, под ним валялся клок соломы, а это свидетельствовало о том, что внутренности дивана тоже начали высыпаться. Хонейдью смутился.

— Прошу прощения, сэр, но ваш отец не стал…

Герцог остановил его, подняв руку.

— Не нужно извиняться, — устало промолвил он. — Честно вам скажу: читаю я письмо за письмом, и с каждым из них я все больше убеждаюсь в упрямстве отца, поэтому мне остается лишь восхищаться тем, что вы не оставили своей должности. Я велел Киннэрду удвоить вам жалованье, учитывая, сколько трудностей вам пришлось перенести.

Хонейдью приосанился.

— Благодарю вас, ваша светлость. — Перед его глазами заплясали радостные картинки его будущего: он наконец уйдет на покой и поселится в маленьком коттедже. Однако он тут же вернулся к насущным делам. Ему казалось весьма странным, что герцог и герцогиня вроде бы и женаты, но в то же время еще не женаты. И это не говоря уже о том, что они, без сомнения, спят в разных комнатах.

Стало быть, необходимо сделать все, чтобы они сошлись.

— Ее светлость попросила подать ужин во вдовий дом, — сообщил Хонейдью. — Я поставлю прибор и для вас.

Герцог кивнул. Но потом, когда дворецкий уже выходил из комнаты, он оторвался от своих бумаг и сказал:

— Только не забудьте пригласить и Годфри.

Годфри? Приглашать тринадцатилетнего подростка на интимный ужин супругов, которых связывает столь странный брак? Такого Хонейдью одобрить был не в состоянии.

— Сначала я выясню, сможет ли молодой господин присоединиться к вам, — промолвил дворецкий, который был готов поклясться в том, что Годфри будет очень занят.

— Да нет, конечно, я свободен, — раздался звонкий голос паренька из другого конца комнаты.

— Лорд Годфри?

Над затерявшимся в полутьме диваном показались каштановые кудри подростка.

— Я ведь даже еще не познакомился с герцогиней, — сказал он.

— А я и не знал, что ты здесь, — с улыбкой глядя на брата, промолвил Симеон. — Еще часок — и я вытащу тебя на пробежку по местным дорогам, Годфри.

Потерпев поражение, Хонейдью поклонился и ушел.

Вдовий дом

29 февраля 1784 года

Исидора тщательно готовила свой коттедж к приему гостей. Небольшая армия горничных отмывала его от пола до потолка. Потом Исидора отправила двух наиболее надежных из них в большой дом — поискать что-нибудь из мебели.

Ко второй половине дня кукольный домик стал немного удобнее. Повсюду в комнате горели свечи.

Вместо любимых покойной вдовствующей герцогиней громоздких кресел в коттедже поставили стулья с мягкой обивкой. На столе появилась ваза с цветами, которые Исидора срезала в саду, а постель (достаточно широкая, чтобы на ней уместились двое) была застелена белоснежным бельем и завалена подушками.

Конечно, это все еще был кукольный домик, но уже до блеска отмытый и уже благоухающий сиренью (благодаря очень дорогим духам), так что здесь появилось ощущение комфорта.

И еще дом вполне годился для обольщения.

Лакеи принесли маленький обеденный стол, и Исидора заставила их несколько раз передвинуть его, прежде чем решила, что самое подходящее для него место — угол гостиной, где они с Симеоном смогут поужинать в таинственном интимном полумраке.

Она отправила Хонейдью предполагаемое меню ужина, включающее в себя и специи для горячего винного напитка, который собиралась сама приготовить на огне.

Она уже представляла, как это будет: герцог появится в распахнутом камзоле, с рассыпавшимися по плечам волосами, а она предстанет перед ним в образе безупречной, тонкой и желанной жены. Если он мечтает, чтобы его жена была покорной, изысканной англичанкой, она станет именно такой.

Все это напоминало Исидоре одну из ее любимых пьес, которую она любила перечитывать и в которой вот-вот сыграет свою роль. Укрощение дикаря…

Опустившись в ванну с горячей водой, Исидора немного переиначила историю, и теперь ее действующими персонажами стали трепещущая невинная невеста и дикий король пиратов.

Наверное, такое должно понравиться Симеону. И ему наверняка захочется поверить во все это. Вспомнить хотя бы, как он отреагировал, узнав, что она никогда не занималась самоудовлетворением.

Исидора почувствовала, что улыбается. Похоже, все будет замечательно. Она придумывала фразы, которые обязательно произнесет при нем: «Боже мой, какой он огромный!» Или лучше сказать: «Какой ты огромный!»

Каковы же правила этикета для таких вещей?.. А может, ей стоит вздрогнуть, закрыть глаза рукой и застонать: «Нет, нет, нет!»?

Само собой, дикий пират быстро преодолеет сопротивление нежного цветка. А суть в том, чтобы сделать вид, что ей это не доставляет удовольствия.

Или лучше притвориться испуганной?

Симеон не сумасшедший. К тому же она почему-то верит в то, что в постели он и в самом деле не оплошает. Он странно одевается. Но на вид он настоящий мужчина. Признаться, представляя его без одежды, Исидора не боялась, а как раз наоборот.

Выйдя из ванны, она взяла полотенце, которое при готовила для нее Люсиль. Все, что нужно, — это лишь слегка пофлиртовать с ним, пока он не почувствует себя свободнее. Ну а потом она запустит в дело свою версию о хрупкой английской розе, и, надеялась Исидора, в этот момент Симеон превратится в необузданного пирата и все ее проблемы будут решены.

Гор-Хаус, Кенсингтон

Лондонская резиденция герцога Бомона

29 февраля 1784 года

— Чем ты хочешь заняться сегодня вечером? — спросила Джемма, глядя через стол на своего мужа. — Нас пригласили к леди Феддрингтон на суаре в честь визита прусского принца, герцога Фердинанда Брунсвика. Можем отправиться и на музыкальный вечер, который устраивает леди Колмондели. Разумеется, есть еще и спектакль «Как вам это нравится», который мы обсуждали на прошлой неделе. Все женские роли там играют мальчики.

Отложив салфетку, Элайджа встал и, обойдя вокруг стола, подошел к Джемме. Она вопросительно смотрела на него. После обеда он стал выглядеть немного лучше, однако для его возраста он слишком изможден и худ.

— У меня нет настроения смотреть на мальчиков, которые будут скакать по сцене, — промолвил он и, взяв Джемму за руку, помог ей встать, — но я буду счастлив сопроводить тебя на любой из вечеров.

Джемма недоуменно заморгала. Она была абсолютно уверена в том, что он откажется, сославшись на работу. На необходимость читать те документы, которые он вечно читает, даже за обеденным столом.

— Ты хочешь сказать?.. — нерешительно спросила она.

Бомон протянул ей руку.

— Я решил не работать по вечерам, — заявил Элайджа. — Так что я в полном вашем распоряжении, герцогиня.

— О! — только и смогла выдохнуть Джемма, правда, весьма неуверенно.