Он снова контролирует себя.

Когда на следующий день Исидора поехала в Лондон, злость переполняла ее всю дорогу до дома Джеммы.

Но, прибыв к подруге, она обнаружила, что дом полон слуг, а самой Джеммы в нем нет…

Гор-Хаус, Кенсингтон

Лондонская резиденция герцога Бомона

8 марта 1784 года

Возвращения Джеммы Исидора дожидалась два дня, и все это время она безуспешно пыталась не думать о своем браке, точнее, о его отсутствии.

— Я не нравлюсь Симеону, — сказала она Джемме, как только та вернулась домой. — Что ж, возможно, он прав. Дело в том, что он предпочитает покой и порядок. А вот я, боюсь, совсем не люблю, когда мне указывают…

— Когда указывают? — переспросила Джемма. Вид у нее был недоумевающий. — Ты о чем? И что ты имеешь в виду, говоря, что ты ему не нравишься?

— Он хочет, чтобы вместо меня была другая, — ответила Исидора, шаря в карманах в поисках носового платочка. — Видишь ли, Симеон вбил себе в голову, что жена должна быть милой и покорной.

Джемма фыркнула.

— Его мать написала ему целую пачку писем, в которой описывала меня, как какую-то добродетельную швею… и это несмотря на то что я жила в ее доме и уехала из него несколько лет назад.

— Ложь браку не поможет, — заметила Джемма.

— Так оно и есть, — кивнула Исидора, утирая покатившуюся по щеке слезу. — Но это была не моя ложь. Как бы там ни было, я, конечно, его ужасно шокировала. Ты же знаешь, что я очень быстро принимаю решения и к тому же имею обыкновение не думать перед этим.

— Ты просто замечательная, хоть и немного импульсивная, — сказала Джемма.

— Очень мило с твоей стороны говорить такое, — кивнула Исидора. — Но только Симеон более грубо оценивает меня…

— Да он просто глупец, — перебила ее Джемма. — Но вот что я тебе скажу, дорогая: ты должна простить его за эту глупость. Такие вещи для представителей сильного пола — дело обычное.

Исидора поджала губы.

— Я бы не против, но… — Она замялась.

— Он ранил твои чувства? — подсказала Джемма.

Слезы закапали на руку Исидоре.

— Я была так глупа, Джемма! И кажется, полюбила его. Но я ему даже не нравлюсь — как личность, вот что я имею в виду. Это просто невыносимо. Мне так больно!

Джемма обняла ее за плечи.

— Послушай, моя дорогая, ты мне нравишься, и я тебя люблю — как и каждый здравомыслящий человек в Европе, — сказала она убежденно.

— Всякий раз, когда мне хочется… ну, ты понимаешь, о чем я… у меня такое чувство, будто я должна соблазнить его. Ты представить себе не можешь, каково это, Джемма! Я чувствую себя такой униженной!

— Ты хочешь сказать, он даже не подходит к тебе?

— Нет, — всхлипнула Исидора. — Когда это случилось у нас первый раз, я сама разделась перед ним.

Джемма расхохоталась.

— И в этом твоя вина! — продолжала Исидора. — Ты же сама говорила мне, что мужчины… Ох, не могу припомнить точно твои слова, но в любом случае ты была абсолютно права. Я разделась, и он не смог сдержаться, но потом он был совсем не рад этому.

— Не рад? Ты уверена? — спросила Джемма.

— Сначала — да, а потом — нет. А во второй раз во вдовьем доме ночевал его брат, поэтому я попросила Симеона пойти со мной на прогулку.

— И ты снова разделась? — восхищенным шепотом спросила Джемма.

— Нет, но я дала ему понять… Видишь ли, я была вынуждена попросить его пойти со мной на прогулку!

Джемма задумчиво постучала пальчиком по губам.

— Очень необычно, — заметила она.

— Он даже не хотел заниматься со мной любовью, так что мне пришлось практически силой заставить его, — качая головой, вымолвила Исидора. — И вот теперь он называет меня импульсивной и непослушной. Так что я думаю, что он был бы счастлив иметь дело с более покорной женщиной. — Она вздохнула. — Да, это так… И еще я не…

— Только не говори мне еще раз, что ты ему не нравишься, — торопливо остановила подругу Джемма. — В это я не верю ни секунды. Мне кажется, что он просто потерял голову.

— О нет, Симеон никогда не теряет голову.

— Никогда?

— Даже тогда, когда на его мать и на меня напали рабочие, — сказала Исидора. — Симеон даже не дрогнул. Он оставался абсолютно спокоен, а потом просто сбил с ног двоих из них, ударил третьего и…

— Неужели?

Исидора скомкала свой носовой платочек.

— А потом он сказал, что это я во всем виновата, потому что не дождалась его.

— Как неприятно! Создается впечатление, что герцогу необходимо терять голову, чтобы спуститься со своих ханжеских высот, — проговорила Джемма.

— Нет, этого с ним не бывает, — безучастно вымолвила Исидора. — Мне кажется, что я могу у него на глазах поцеловать другого мужчину, а он будет просто наблюдать за этим со своим обычным хладнокровием.

— Хотелось бы мне это увидеть, — заявила Джемма. — Правда хотелось бы.

— Что?

— Увидеть, как ты целуешь другого мужчину на глазах собственного мужа — того самого мужа, который считает, что занятия любовью — это исключительно плотское развлечение, а сердце тут ни при чем.

— Думаю, скорее всего он отвернется. И это было бы… — Исидора шмыгнула носом.

Но глаза Джеммы засияли.

— Думаю, и тебе это пошло бы на пользу. Мне кажется, что ты слишком много позволяешь своему мужу. Он вынуждает тебя чувствовать себя маленькой, ничтожной и совсем не такой прекрасной, какая ты есть на самом деле. Необходимо преподать ему урок, — заключила она.

Исидора подняла глаза.

— Ты считаешь…

— Считаю, — твердо сказала Джемма. — Один твой призывный взгляд, и все мужчины будут готовы упасть перед тобой на колени.

Исидора снова шмыгнула носом.

— Тогда почему мой собственный муж ведет себя иначе, Джемма? Я пыталась целовать его, пыталась обнимать, как последняя потаскушка, а он просто отталкивал меня!

— Не знаю, — призналась Джемма. — Я еще никогда в жизни не встречала мужчины, который был бы похож на твоего мужа, Исидора.

— Наверное, мне следовало бы радоваться тому, что он такой необычный, — заметила Исидора.

— Все было бы куда проще, если бы он был обычным, — промолвила Джемма. — Я сама предпочитаю, чтобы муж был как диванная собачка.

Исидора заставила себя улыбнуться:

— Ты хочешь сказать, у тебя именно такой муж?

— Этого я как раз не говорила, — возразила Джемма. — Я имела в виду лишь то, что он невероятно привлекателен.

Печальная улыбка Джеммы свидетельствовала о том, что ее муж Элайджа никогда не отзывался на ее свист.

— Леди Фартингуорт устраивает сегодня вечер, — сказала Джемма. — Ты сможешь насладиться всеобщим восхищением.

— Но Симеон не в Лондоне, так что у него не будет возможности увидеть, как я целуюсь. Он самым вежливым образом распрощался со мной. Прошло уже два дня, а он и не подумал приехать в город.

— Что ж, пусть не сегодня, — кивнула Джемма. — Но скоро. Ему не понадобится слишком много времени, чтобы обдумать ваш последний разговор, Исидора. Он обязательно приедет в Лондон.

В тот вечер Симеон в Лондон так и не приехал. Неприехал он и на следующий день, и ни через день.

Прошла неделя.

Отлично, сказала себе Исидора. Все просто отлично. Ей нужен мужчина, который будет заботиться о ней. Симеон сказал, что любит ее, но она стала сомневаться в его словах. Он действительно говорил ей, что любит? Или это всего лишь игра ее воспаленного воображения?

Возможно. Потому что если бы он действительно любил ее, то не позволил бы ей уехать. Он бы не спал ночами — как и она, вспоминая о том, как он улыбается или как хмурит брови, просматривая одно из этих нелепых писем, присланных его отцу. А к утру он бы все-таки засыпал, но просыпался мокрым от пота, с простынями, обмотавшимися вокруг ног, а во сне ему бы снилось, что она его ласкает.

Исидоре до боли — до боли, которая, казалось, терзает не только ее сердце, но даже кости, — хотелось иметь то, чего у нее нет.