— Иногда…

Симеон опустил на нее глаза.

— В постели? — с надеждой спросила Исидора.

— А вдруг ты попадешь в беду?

— А-а…

— Видишь ли, я беспокоюсь, что пока у нас не разработаны методы действовать сообща, какие были у меня с моими людьми. Наш брак может разрушиться. И, хуже того, в момент кризиса я не смогу спасти его.

— Послушай, Симеон, в Англии не бывает моментов кризиса, — сказала она. — Вещи, которые приходят тебе на ум, — нападения львов, песчаные бури, племена дикарей… всего этого просто нет в Англии.

— Стражники мертвых очень даже напоминали мне стаю оголодавших львов, — напомнил он ей.

Исидора кивнула.

— Если я еще раз столкнусь со стражниками мертвых или если возникнет опасность нападения голодного льва, обещаю, что я буду подчиняться твоим командам, — сказала Исидора.

Симеон улыбнулся:

— Мы оба должны знать, кто из нас главнее.

Исидоре эти слова пришлись не по нраву.

— Если речь пойдет не о внезапной ситуации, подвергающей нас физическому риску, я предпочту выслушать твои объяснения по поводу того, почему ты даешь тот или иной совет.

Настала очередь Симеона недовольно поморщиться.

— Я должен знать, что ты принадлежишь мне, Исидора, — сказал он.

— Принадлежу, — кивнула она. — По британскому закону я являюсь твоей собственностью, как корова или уборная.

— Вот видишь! Ты даже этого принять не хочешь!

— Дело в том, что я не в состоянии этого изменить, — парировала Исидора. — Но я всегда знала, что, как только ты вернешься домой, у меня будет муж.

— Это очень важно, — искренне проговорил Симеон. — Я должен знать, что ты уважаешь мою точку зрения и безоговорочно послушаешься меня. Иначе наш брак не состоится.

Исидора покачала головой.

— Что, если ты прикажешь: «Вылей ту чашку кофе мне на руку», а кофе будет обжигающе горячим?

— С какой стати я попрошу тебя ошпарить меня кофе? — На его лице появилось типично мужское, смущенное выражение.

— Я просто так сказала это, для примера, — пояснила Исидора.

— Тогда лей, — решительно произнес Симеон. — Если я скажу такое, это будет обозначать, что я лишился рассудка или впал в детство. Так что тебе придется учить меня, как учат детей.

Исидора вздохнула.

— Ну а если ты прикажешь мне сделать что-то такое, что я сочту абсолютно абсурдным? Что, если я смогу придумать более рациональный план выхода из той или иной ситуации?

— Зачем я это сделаю?

Исидора едва сдержалась, чтобы не сказать: «Потому что ты не всемогущий Господь». Вместо этого она промолвила:

— Давай сделаем вид, что такое все же произошло.

— Иногда я совершаю ошибки, — к ее удивлению, вздохнул Симеон. — Помню, одно время я покупал огромное количество красных и зеленых бус для продажи. Мне казалось, что они гораздо красивее ожерелий из мелких, небесного цвета бусин, которые советовал мне покупать торговец из Джидды. Я думал, что он хочет обмануть меня. Но когда мы привезли мои бусы в абиссинскую пустыню, никто не захотел их покупать.

— Но зачем ты повез с собой бусы?

— Их куда проще перевозить, чем пищу или воду, — ответил он. — И я всегда возил с собой бусы.

— Но почему не деньги? — все еще не понимала Исидора.

— Деньги в каждом месте разные, — объяснил Симеон. — А женщины повсюду любят украшать себя… — Он улыбнулся жене.

— И где же мои небесно-голубые ожерелья? — со смехом спросила она.

Он перекатился прямо на нее.

— Так ты будешь меня слушать, если мы окажемся в опасности?

Исидора посмотрела Козуэю в глаза.

— Нет, если ты выберешь неподходящие бусы, — ответила она. — Но не против слушаться, если ты сделаешь правильный выбор.

— А что, если нам придумать специальный сигнал, какой-то знак, понятный только нам? — предложил Симеон. — Если ты увидишь, что я подаю тебе этот знак, то безоговорочно и сразу подчинишься мне.

Исидора кивнула:

— Хорошо, но только если ты не будешь злоупотреблять этим.

Симеон склонился над ней, опираясь на локти и колени, его губы бережно накрыли ее рот. Ну разве можно подумать, что тело крупного мужчины может оказаться таким невесомым и что, как это ни странно, ей будет так приятно лежать под ним?

Он приподнял голову.

— Если я скажу: «Теперь, Исидора», — ты должна будешь послушаться меня.

— Ты говоришь это сотню раз на дню, — съязвила Исидора.

— Ты поймешь разницу, если я действительно захочу предупредить тебя.

— Опасность, — подсказала она. — Помнишь, мы говорим об опасности. И в опасной ситуации я могу не расслышать нюансов твоего тона.

Исидора слегка поерзала, чтобы напомнить мужу о других вещах, которые он получил после женитьбы, кроме итальянки с дурным характером. Без сомнения, ее усилия не пропали даром: глаза Симеона вспыхнули.

— А что, если сказать что-то на иностранном языке? — предложила она.

Лицо Симеона прояснилось.

— Если я скажу «Как твой Бааломаал», Исидора, ты должна меня послушаться, — промолвил он.

— Что же этот твой «бааломаал» обозначает? — с подозрением спросила она.

Он снова наклонился к ней, и в его глазах мелькнул озорной огонек.

— Как лорд твоей спальни, Исидора, я приказываю тебе поцеловать меня. Немедленно, — прошептал он.

Она привлекла к себе его голову.

— Как скажешь, — проговорила она таким покорным тоном, о каком может только мечтать каждый муж.

Гостиница «Крикет энд сонг»

К западу от Лондона

4 марта 1784 года

Джемма, герцогиня Бомон, выглянула из кареты и обнаружила, что двор гостиницы покрыт толстенным слоем грязи. Застыв на верхней ступеньке экипажа, герцогиня с сомнением оглядела своих слуг, пытаясь оценить их силу. К сожалению, те двое, что стояли возле двери кареты, казались совсем хилыми. Меньше всего Джемме хотелось, чтобы ее уронили в грязь.

— Ваша светлость, — услышала она чей-то голос.

Вздрогнув, Джемма подняла голову и увидела, что дверь второй кареты, въехавшей во двор гостиницы, распахнулась и оттуда выглянул герцог Вильерс.

— Вильерс! — закричала она. — Ну скажите же мне, что у вас есть пара сильных лакеев, которые смогут отнести меня в гостиницу. Я ужасно боюсь, что мои слуги с этим делом не справятся.

Герцог ступил в грязь с таким видом, словно ее там и не было. Разумеется, одет он был изысканно и аккуратно. Капюшон плаща спадал на плечи так элегантно, как может спадать только вещь из очень дорогой шерсти.

Джемма невольно улыбнулась ему. Герцог выглядел великолепно, однако теперь, когда она узнала его лучше; его элегантность и великолепие блекли по сравнению со всем остальным. Вильерс подошел прямо к ней.

— Надеюсь, вы не ждете, что я сброшу с себя плащ, — проговорил герцог своим обычным медленным тоном. — Видите ли, я надевал его лишь один раз, и он мне очень нравится.

— Я жду, что вы одолжите мне крепкого лакея, Вильерс! Мне необходимо попасть в эту гостиницу. Я уже несколько часов провела в дороге, и мне необходимо отдохнуть, подкрепиться, потому что я умираю с голоду. Поверить не могу, что я выехала из Лондона вчера. Мы потеряли колесо, и мне пришлось провести ночь в какой-то захолустной гостинице, расположенной в часе езды от города.

Он протянул к ней руки:

— Идите ко мне!

Джемма застыла.

— Я смотрю, вы выздоровели, — заметила она.

Он забрал ее со ступеньки кареты с такой легкостью, словно Джемма была пятилетней девочкой.

— Я чувствую себя лучше, — сказал он. — Конечно, не исключено, что я переоценил собственные возможности. — Он замедлил шаг. — О!..

Джемма взвизгнула, потому что его руки внезапно слегка разжались и он чуть не выронил ее на землю.

— Нет! — закричала она.

— Да все в порядке, — поспешил успокоить ее Вильерс. В его голосе зазвучал смех.

— Вы — настоящий злодей! — бросила ему Джемма.