Неожиданно Симеон оказался совсем рядом с ней. Он двигался тихо и осторожно, как хищник, однако ей показалось, что он не знает, что сказать.

— Симеон? — недоуменно спросила Исидора.

Он не поцеловал ее, хотя, едва взглянув в его глаза, Исидора почувствовала, что у нее подгибаются колени.

— Я хочу, чтобы ты знала, Исидора: ты мне очень нравишься, — прошептал Симеон.

Она не смогла найти подходящих слов в ответ.

3 марта 1784 года в тот же день

Джемма приехала в «Судебные инны», где располагался рабочий кабинет Элайджи, справедливо пребывая в полной уверенности, что неотразима. Эта уверенность появилась у нее, как появилась бы у любой женщины, которая провела три часа перед зеркалом. В конце концов она надела шелковое платье янтарного цвета и туфельки, отороченные темно-золотой косичкой, с бриллиантовыми пряжками. Волосы она убрала в высокую прическу — слегка припудренную и поблескивающую мелкими бриллиантами, которые прекрасно сочетались с драгоценными камнями на туфлях.

Скорее всего Элайджа не заметит всех этих деталей, но женщина всегда чувствует себя увереннее, когда выглядит безупречно с головы до ног.

Когда Джемма впервые побывала на службе у Элайджи — а случилось это в самом начале их брака, — было уже за полдень, и в кабинете никого не было. Она тогда быстро прошла по анфиладе комнат, заметив лишь темные панели на стенах да портреты тучных мужчин, и оказалась во внутреннем рабочем кабинете Элайджи. Сейчас все было иначе. Джемма распахнула дверь в кабинет мужа и увидела целую толпу мужчин, которые кричали что-то друг другу.

Наступила тишина, все они повернулись в ее сторону, а потом снова зашумели. Однако Джемма заметила, что один клерк, заметив ее, явно занервничал и юркнул в какую-то дверь. Сама Джемма замерла на месте.

Прямо перед ней стояли два достойных лондонских торговца. Об их занятии Джемма поняла по одежде. Они спорили с каким-то третьим господином — явно правительственным чиновником — о том, что называли «гнездом чумы». Джемма не успела даже понять, где это гнездо может находиться, как вдруг появился личный секретарь Элайджи. Вид у него был обеспокоенный.

Мистер Каннингем пробрался сквозь толчею и, едва оказавшись рядом, принялся горячо извиняться.

—. Все в порядке, — остановила его Джемма. — Мне тут даже интересно.

— Сегодня среда, ваша светлость, — проговорил секретарь, направляя Джемму к двери, из которой он только что вышел. — К сожалению, в середине недели у нас царит полный хаос. Впрочем, по вторникам тоже, да и во все…

— Да и во все остальные дни, — договорила за него Джемма. — Кто все эти джентльмены?

— Просители, — объяснил он. — Как вам, возможно, известно, в Ост-Индской компании служит множество людей, единственная обязанность которых — информировать членов парламента о том, что компания хотела бы сделать. В кабинете его светлости всегда находится несколько человек, надеющихся получить слово. В последнее время здесь появилось очень много людей, которые предлагают различные решения возросшей проблемы разорительных грабежей.

— Я что-то читала об этом, — заметила Джемма. — Но, Бог мой, что Бомон может предложить бедным ограбленным людям?

— О, мы беспокоимся вовсе не о жертвах, — заверил ее Каннингем. — Умы членов парламента в настоящее время заняты совсем иным: они думают, как поступать с преступниками. Прежде мы отправляли их в колонии, но война в Америке заставила прекратить эту практику.

— Конечно, — кивнула Джемма. — Такое ощущение, будто крысоловы внезапно покинули город. И теперь с крысами никто не может справиться.

— Мы пытались отправлять их в Западную Африку, но это не помогает, — сказал Каннингем, пробираясь сквозь битком набитую людьми вторую комнату. — Только подумайте, нам приходится сажать их за решетку на списанные военные корабли, что стоят на Темзе, и запирать на старых судах.

— Полагаю, со дня на день они убегут оттуда, — сказала Джемма. Они вошли в третью комнату, полную просителей. — Мистер Каннингем, а есть ли более подходящее время навешать мужа?

— Да нет, что вы, тут у нас так с утра до вечера, — бросил Каннингем через плечо.

— Господи, я не была тут много лет и понятия не имела…

— Благодаря тому факту, что его любит мистер Питт, а также уважает мистер Фокс, его светлость находится в незавидном положении брокера, вынужденного идти на компромисс.

Наконец они дошли до комнаты, в которой было всего несколько худосочных мужчин, что-то торопливо записывающих на листках бумаги.

— Если вы пройдете сюда, ваша светлость, — сказал мистер Каннингем, указывая на дверь, — герцог будет рад принять вас в своем кабинете.

Джемма вошла в помещение, а мистер Каннингем растворился где-то у нее за спиной.

У Элайджи был чудесный кабинет с камином в стиле рококо. Муж тут же вскочил с места и бросился ей навстречу. Однако сердце Джеммы упало, когда она увидела ледяной взгляд его глаз.

— Нам надо поговорить, — заявила Джемма. — Но извини, что я побеспокоила тебя, когда так много людей дожидается твоей аудиенции.

— Проходи, — сказал герцог, указывая на маленький диванчик.

Она приподняла бровь.

— Вишневая саржа? Отлично. — Диван был обит такой же тканью, как и стулья в ее парижском салоне.

— Она мне понравилась еще в твоем доме, — просто сказал Элайджа. — Я вспоминаю о тебе, когда смотрю на этот диван.

Джемма не знала, как реагировать на эти слова. Действительно ли ей хочется, чтобы муж вспоминал о ней благодаря паре стульев?

Элайджа сел — скорее напротив нее, чем рядом.

— Я получила забавное письмо от Роберты, которая пишет, что ее отец женится на русалке, — проговорила она. — Мне ужасно хочется съездить к ней и посмотреть на все своими глазами. Я хотела бы уехать сегодня же днем или завтра утром, вот и решила сообщить тебе об этом.

— Очень мило, что ты захотела сама сказать мне о поездке, — промолвил Элайджа. — Русалка… Хотел бы и я встретить русалку.

— Я надеялась увидеться с тобой утром, — сказала она в открытую, и слова соскочили с ее языка сами по себе.

Несколько мгновений герцог молчал.

— Я… — начал он наконец.

— Я знаю, что ты очень занят, — перебила мужа Джемма, — но мы так давно женаты, что не должны лгать друг другу, Элайджа.

— А я бы подумал, что чем дольше длится брак, тем больше неправды накапливается между супругами.

Джемме было неприятно, что ее сердце так и подскочило в груди, когда на его губах появилось некое подобие улыбки.

— Я бы предпочла обратное, — сказала она. — Я подумала, что ты написал свою записку из-за того, что недопонял моих последних слов, обращенных к тебе. Я сказала, что не хочу играть последнюю игру в матче с герцогом Вильерсом. — Она затаила дыхание.

Выражение лица герцога не изменилось, и она опустила глаза на затянутые в перчатки руки. Как же она глупа — сама создала ситуацию, соткав ее из тонкого воздуха. Он так рано уехал из дома, потому что был занят. Как же она глупа! Сердце Джеммы билось в унисон с теми обвинениями, которые она мысленно бросала самой себе.

Элайджа откашлялся.

— Могу я присесть рядом с вами, герцогиня? — спросил он.

Джемма почувствовала, как на ее губах заиграла улыбка, вызванная его ласковым голосом.

— Да, — кивнула она. И еле слышно добавила: — Герцог.

— Я подумал, что ты выразила желание прервать нашу последнюю игру, — сказал он, присаживаясь рядом с ней.

Стянув с рук перчатки, Джемма прикоснулась к его щеке.

— У тебя усталый вид, Элайджа, — промолвила она.

— Так это не последняя наша игра? — спросил герцог, демонстрируя жене свою знаменитую вежливую настойчивость, которая, вероятно, и вознесла его на верхушку правительства.

— Да нет же, я говорила о Вильерсе, — сказала Джемма. — Я собиралась отказаться от матча с Вильерсом и не играть последнюю игру.