— Синьора Анджелико много лет шила платья для моей тетушки, — объяснила Исидора.
— Твоей тетушки?
— Я жила с тетушкой, когда мы поженились, — пояснила Исидора.
— Ну да, конечно! Твоя тетушка!
— Августина Дель Фино, — добавила она.
Итак, он не имеет ни малейшего представления о том, чем она занималась последние восемь лет с тех пор, как они поженились… хотя, возможно, прошло уже больше восьми лет.
Синьора Анджелико отвернулась и принялась размахивать руками, разгоняя помощниц-швей.
— Сколько же лет мы женаты? — спросил Симеон.
Исидора подняла на него глаза. Из нее бы вышел отличный политик: она умела поставить этого парня на место, всего лишь слегка приподняв брови.
— Разве ты не помнишь?
— Если бы я помнил, то разве стал бы спрашивать? — недоуменно пожал плечами герцог.
— Мы обручились в июне 1765 года и поженились по доверенности в июне 1773-го.
— Ну да, конечно! Ты же говорила, что тебе было двенадцать, когда мы стали супругами.
— А тебе — восемнадцать.
— Я был в Индии. И сколько времени ты прожила с моей матерью?
— Всего несколько месяцев. Боюсь, мы не подходили друг другу по темпераменту, поэтому мы и пришли к согласию, что я буду более счастливой со своей тетушкой. — Она повернулась к модистке. — Дорогая синьора, я готова, — промолвила она.
Синьора Анджелико принялась болтать с Исидорой по-итальянски так быстро, что Симеон был не в состоянии уследить за разговором. Она снимала с полок рулоны тканей и бросала их на стол, кричала на своих помощниц и размахивала руками…
Симеон вернулся к раздумьям. Итак, Исидора жила со своей тетушкой и ждала, что в один прекрасный день он заберет ее.
Когда синьора отвернулась, он спросил у своей герцогини:
— И когда, по-твоему, я должен был вернуться?
— Когда мне исполнилось шестнадцать лет.
— Но это было…
— Семь лет назад, — перебила она его.
Он изумленно уставился на нее.
— Ты ждала меня семь лет?
— А что, по-твоему, еще я делала? — Она снова отвернулась и принялась со знанием дела обсуждать с модисткой выбранные ткани.
Симеон перевел взгляд на рулон ткани. Материал был настолько тонким, что напоминал паутину, и все же он знал, что на его складах есть ткани и получше. Он привез домой на судах целые сундуки с тканями.
— Ты когда-нибудь получала ткани, которые я присылал из Индии?
Исидора подняла на него глаза, которые теперь походили на кусочки голубого льда.
— Должно быть, они где-то заблудились… как и ты, — усмехнулась она.
С неприятным чувством Симеон вспомнил, что отправлял все свои товары на имя матери, которая потом отказывалась их принимать. Только теперь он подумал о том, что поступал довольно странно.
Он выбирал прекрасные ткани и отправлял их домой с просьбой доставить их герцогине. И лишь в это мгновение ему пришло в голову, что на самом деле вот уже много лет существуют две герцогини Козуэй.
Модистка приложила к серебристой ткани тонкое кружево с голубой отделкой. Исидора в таком наряде будет похожа на снежную принцессу из русской волшебной сказки — ту самую, в которой у принцессы было ледяное сердце.
— Мне это не нравится! — резко произнес он.
Синьора Анджелико явно не привыкла к тому, чтобы ее перебивали. А еще к тому, чтобы кто-то ей возражал. И она принялась громко возмущаться, путая английские и итальянские слова.
Исидора повернулась к нему.
— Ты не можешь говорить такое синьоре Анджелико! — недовольно промолвила она. — Да сама королева Франции заказывала у синьоры ночное белье.
— Да мне ведь все равно, что и кому она шила — хоть панталоны для королевы, причем, собственными зубами, — заявил Симеон. — Я не хочу, чтобы ты носила ткань такого качества. Возможно, я не слишком-то хорошо веду себя в обществе, Исидора, но в тканях я разбираюсь.
— Ты не…
Симеон посмотрел на модистку. Она вся взъерошилась, как курица под дождем, яростно размахивала руками вокруг головы, а ее щеки покрылись алыми пятнами.
Но Симеон не раз заключал сделки в таких местах, где упустить сделку было равноценно потере головы.
— Эта ткань недостаточно хороша, — заявил он.
— Недостаточно хороша?! — взвыла синьора Анджелико, лицо которой покраснело от досады. — Да это же лучшая ткань, она хороша во всех отношениях и подходит для…
Симеон потер ткань пальцами и покачал головой.
— Индийский шелк, — сказал он.
— Да эту ткань соткали по приказу самого магараджи…
Симеон покачал головой:
— Синьора, синьора… Надеюсь, вы не принимаете меня за идиота? — Отбросив ткань в сторону, он уселся на стол.
— Встань немедленно! — быстро проговорила Исидора. — Ты не можешь сидеть перед нами.
Симеон щелчком пальцев подозвал одну из помощниц синьоры, которые нервно жались к стенам с таким видом, словно опасались того, что он упадет в обморок под недовольным взглядом их хозяйки.
— Стулья для ее светлости и синьоры Анджелико, — велел он.
Две девушки тут же схватили два стула с высокими прямыми спинками, на которые они садились, занимаясь шитьем. Отлично.
Козуэй улыбнулся.
— Могу сказать, что вы — женщина, которая обожает ткани, — промолвил Симеон, обращаясь к синьоре Анджелико. — И вы сделали отличный выбор, обратив внимание на этот легчайший блестящий шелк, к которому так удачно подходят кружева с едва заметным оттенком резеды.
Лицо синьоры вмиг изменилось.
— Вы хорошо разбираетесь в тканях, ваша светлость, — проговорила она.
Он снова улыбнулся:
— Ну а это… — Он с презрением прикоснулся к шелку, который она только что предлагала Исидоре. — Это падуасой — богатый и тяжелый шелк. Возможно, некоторым он и подойдет. Но не моей… — Он очень четко проговаривал слова, делая ударение на каждом. — Не моей синьоре!
— Вы! — воскликнула она. — Вы собираетесь бегать за моей маленькой бедной герцогиней, не так ли? — В ее глазах полыхнул огонь, но Симеон почувствовал, что ее помощницы немного расслабились.
— Это обязанность мужчины, который оказывается лицом к лицу с такой красотой, которой обладает моя жена, — серьезно промолвил Симеон. Наклонившись, он взял руку Исидоры и поднес ее к своим губам. — Разумеется, если бы я увидел вас в молодости…
Синьора, качнувшись, вскочила на ноги.
— Можно подумать, меня мог бы соблазнить какой-то неоперившийся, неотесанный герцог! — Она всплеснула руками. — Лючия! Принеси-ка мне рулон шелкового газа!
— Смею ли я надеяться, что шелковый газ привезен из ткацких мастерских магараджи?
— Сами увидите! — сказала она.
Исидора выпрямилась, напряженно молча. Похоже, синьора не смеет противоречить ее мужу. Он грубо отверг газовый шелк, но потом неожиданно нашел приемлемой тафту. Она была вишнево-красной и чуть-чуть жестковатой.
— Так и вижу, как она пышной пеной спадает к ее ногам, а сзади тянется небольшой шлейф, — проговорил он.
— Но цвет… — Синьора Анджелико покачала головой. — Если бы только я могла…
— Постирайте ткань в чае, — посоветовал Симеон.
— Постирать ткань в чае? — переспросила модистка, опуская глаза на рулон. — Кажется, ее соткали феи, а если провести по ней рукой, пропустить ее сквозь пальцы, то слышится нежный шорох, как будто кто-то напевает шепотом какую-то чудесную мелодию.
— Конечно, — кивнул Симеон. Он еще раз поцеловал руку Исидоры, и дело было решено. Она будет ходить в платье из постиранной в чае тафты, отороченной тонкой полоской блестящих кружев, связанных в Брюсселе.
Синьору пьянил один вид ткани, которую нарисовало ей ее воображение.
— Ну а здесь, разумеется, будет декольте, — пробормотала она, обращаясь к себе самой.
— Мы закончили? — вставая, спросила Исидора.
— Ш-ш-ш… — Симеон приложил палец губам, призывая ее к тишине. — Некоторые вещи требуют времени.
— Только не для меня, — промолвила Исидора, оглядываясь, чтобы убедиться, что синьора Анджелико ее не слышит. Та и не слушала: прикрыв глаза, она слегка раскачивалась, погрузившись в собственные мысли — в точности как ее тетушка, когда та мурлыкала про себя новую сонату. — Первый материал был вполне подходящим. Не понимаю, почему ты проявил такой интерес к выбору ткани, если уж ночная сорочка мне понадобится для того, чтобы доставить удовольствие другому мужчине!