Неприязнь между герцогиней Кембриджской и принцем Альбертом стала еще сильнее, когда ее сын, этот «одиозный» парень, как выразилась королева Виктория, по слухам, стал виновником неожиданной беременности леди Огасты Сомерсет. Принц Джордж Кембриджский давно уже пользовался нелестной репутацией дамского угодника, хотя и был при этом весьма стеснительным молодым человеком, а леди Огаста — старшая дочь герцога Бофорта — была женщиной с «дурной репутацией, готовой на все ради исполнения своих причудливых и страстных капризов». Таким образом, для подобных слухов, несомненно, были некоторые основания, а принц Альберт был и вовсе убежден в их правдивости. Однако ни он, ни королева Виктория не захотели разговаривать на эту тему с самой леди Огастой, когда та появилась при дворе, и приказали придворным дамам сделать то же самое. А когда принцу пытались доказывать, что все эти слухи являются совершенно беспочвенными, он неизменно отвечал, что если этого и не было на самом деле, то вполне могло быть при других обстоятельствах. В конце концов он нажил себе непримиримых врагов в лице герцогов Кембриджского и Бофорта, которые еще долго «кипели от возмущения и негодования».
После этого случая принц Альберт стал еще более непопулярным среди высшей аристократии страны, чем прежде. Его честность, совершенно очевидное для всех умственное превосходство, прекрасное образование, мастерство удачливого охотника, аристократические манеры, искушенность в танцах и других светских ритуалах, его умение кататься на коньках, хорошо держаться в седле, прекрасно плавать, талантливо играть на пианино и неплохо петь — все это вызывало у многих придворных скорее чувство зависти и ревности, чем восхищения. А во время беседы за ужином принц Альберт всегда демонстрировал прекрасную эрудицию, начитанность, компетентность во многих вопросах культуры и искусства, что тоже не могло остаться нет замеченным. Как отмечал позже барон Штокмар, окружающие его люди стали искать недостатки там, где принц был бессилен что-либо возразить. Они всегда могли сказать: «Посмотрите, как бездарно сшит его костюм» или «Посмотрите, как ужасно он пожимает руку». Даже в его манере ездить верхом на лошади многие начинали видеть что-то германское, стало быть, грубое, невежественное.
А самое слабое место они находили в манере принца общаться с женщинами, когда тот чувствовал себя не в своей тарелке и часто терялся. Его упрекали в том, что он был слишком стеснителен, скован, сдержан, не умел красиво поддержать беседу, плохо ухаживал, избегал смотреть прямо в глаза, часто краснел от смущения. Многие заметили, что во время прогулок в саду Букингемского дворца со своим любимым псом принц Альберт молча проходил мимо придворных дам, не обращая на них абсолютно никакого внимания. Разумеется, они видели в этом нечто ущербное, нечто, такое, что указывает на его немецкое происхождение.
Обычно принц Альберт объяснял Виктории, что просто не видит в них никакого шарма и поэтому не считает нужным делать им пустые комплименты. Как он сам признался своему секретарю, он «никогда не испытывал никакого искушения в отношении даже самых красивых женщин». Более того, даже сама мысль о каких-то интимных связях с посторонними женщинами казалась ему совершенно кощунственной. Разумеется, королева была весьма довольна таким отношением мужа к другим женщинам, но многие придворные дамы считали его выскочкой, занудой и совершенно холодным человеком, неспособным на страстный поступок. Более того, они считали такое поведение унизительным для себя и совершенно искренне полагали, что принц Альберт своим равнодушием наносит им недопустимое оскорбление. Кроме того, их возмущало, что он не позволял придворным дамам сидеть в его присутствии, что они расценивали как недопустимое высокомерие по отношению к ним. Однажды беременная леди Рассел почувствовала легкое недомогание, и королева приказала ей сесть на стул, но при этом посадила впереди нее другую даму, чтобы принц Альберт не заметил столь откровенного нарушения придворного этикета.
Хорошо осознавая свою непопулярность среди высших слоев британского общества и даже среди придворных, принц Альберт все больше страдал от тоски по родине. А когда его отец уехал домой после краткосрочного визита в Англию, Альберт неожиданно расплакался. Королева попыталась успокоить его, но он еще больше смутился от столь немужского поведения и убежал к себе в спальню. Она поспешила за ним, но все ее попытки успокоить любимого мужа успеха не имели. При этом он напомнил ей, что она никогда не знала своего отца, что все ее детство прошло в ужасном одиночестве, а вот он по сравнению с нею многое оставил на родине.
Королева была растрогана таким отчаянным приступом ностальгии. «Боже мой, — писала она в дневнике, — если бы кто знал, как я хочу сделать своего любимого мужа счастливым и жизнерадостным!»
17. РОБЕРТ ПИЛЬ
«Не могу понять, как можно желать таких вещей, в особенности в самом начале супружеской жизни».
Через несколько недель после свадьбы королева Виктория неожиданно обнаружила, что беременна. Это событие должно было коренным образом изменить карьеру принца Альберта в качестве консорта. А королева, напротив, была крайне раздосадована этим обстоятельством. Это была «единственная вещь», которой она боялась. Узнав о беременности, она пришла в «ярость» и заявила в письме вдовствующей герцогине Саксен-Кобург-Готской, что для нее это «самое ужасное, что может произойти». «Я Действительно расстроена этим известием, — жаловалась она, — и считаю, что оно может испортить все мое счастье. Я всегда ненавидела саму возможность этого и молила Бога днем и ночью, чтобы остаться свободной хотя бы первые шесть месяцев... Не могу понять, как можно желать таких вещей, в особенности в самом начале супружеской жизни». И если все ее «мучения будут вознаграждены какой-нибудь отвратительной девчонкой», писала она королю Леопольду, то готова была утопить ее.
Незадолго до родов королева проконсультировалась у Чарльза Лоукока, известного в стране акушера и гинеколога. Позже доктор Лоукок рассказал своей подруге леди Махоун, что поначалу «чувствовал себя неловко и не мог избавиться от смущения», но королева быстро успокоила его и сделала все возможное, чтобы подобных настроений у него больше не возникало.
«Она не испытывала абсолютно никакого стеснения и всегда была готова выразить любое свое желание, касающееся ее нынешнего состояния, — рассказывал доктор Лоукок леди Махоун, которая пересказала этот разговор Чарльзу Арбатноту, а тот — своему другу герцогу Веллингтону. — Причем делала это непосредственно и самым простым языком. Прежде всего она поинтересовалась у Лоукока, не будет ли ей слишком больно во время родов. Он ответил, что такую возможность исключать полностью нельзя, но при этом выразил уверенность, что ее величество, несомненно, перенесет роды без особых трудностей. «О да, — без колебаний ответила королева, — я могу вынести любую боль, как и все другие люди...» В целом же у доктора Лоукока сложилось не очень хорошее впечатление о внешности королевы. Он отметил, что она подурнеет во время и после родов и к тому же станет чрезвычайно толстой. Ее фигура даже сейчас отличается изрядными размерами, поскольку она не пользуется корсетами и другими средствами для поддержания формы тела, а после родов она станет похожей на бочку.
Доктор Лоукок также сообщил, что во время родов королевы не будет никого, кроме него самого и ее служанки. А когда ему сказали, что для Виктории это будет очень удобно, он ответил, что, судя по ее раскованности и манерам поведения, она не станет возражать, даже если при этом будет присутствовать весь мир.
Что же касается принца Альберта, то это известие для него стало даром Божьим. Прежде всего парламент должен был рассмотреть вопрос о наследнике и регенте на тот случай, если произойдет несчастье и королева умрет при родах. После долгих споров депутаты парламента приняли специальный билль о регентстве, в соответствии с которым единственным регентом на случай смерти королевы должен быть принц Альберт. Причем главную роль в принятии этого билля сыграл, как ни странно, герцог Веллингтон, который стал пользоваться еще большим уважением со стороны королевы Виктории. Он настоял на том, что полномочным регентом до наступления совершеннолетия законного наследника в случае смерти королевы может быть только принц Альберт.
