Бенкендорфу мысль барона о том, что Наполеон готовится оставить вскоре Москву, показалась вполне реальной.
— Тогда, пожалуй, на Можайку не худо бы мне перейти, — сказал Бенкендорф. — Оттуда я сумею делать набеги на Смоленский тракт и наблюдать передвижение частей. А вы, ваше превосходительство, вероятно, возвратитесь в Черную Грязь?
— Посмотрим, — ответил Винценгероде. — Ну, что там Яковлев? — спросил он Орлова-Денисова.
— Почистился, отдышался после беседы с Иваном Дмитриевичем и просит позволения войти.
В комнате разлилась напряженная тишина. Яковлев перешагнул порог и замер, пораженный плотной атмосферой недоброжелательства. Офицеры с любопытством, а кое-кто и со злобой вглядывались в человека, который два-три дня назад якшался с корсиканским чудовищем и воспользовался его расположением и милостями.
— Я сожалею, — прервал тягостное молчание Винценгероде, — что вы, господин Яковлев, осмелились принять на себя поручение врага России без санкции на то государя императора.
— Заклятого врага России, — прибавил Бенкендорф.
— Но я буду действовать в соответствии со служебным долгом, — продолжил Винценгероде. — Я сожалею, господин Яковлев, что вы нарушили присягу и вступили в переговоры с теми, кто принес столько несчастья вашей стране. Письмо, доставленное вами, однако, будет немедленно передано в Петербург. Предупреждаю вас, что если вы пообещали Бонапарту какой-то ответ, то наверняка преступно ошиблись. Вы также будете препровождены в столицу, но, разумеется, отдельно от письма.
Яковлев попытался что-то вставить, но Винценгероде прервал его:
— О семье не беспокойтесь. Имущество ваше останется в целости и сохранности. Более я ничего не могу для вас сделать. Очень сожалею. Вы плохо исполнили свой долг русского дворянина, господин Яковлев.
Господа офицеры согласно кивнули, и аудиенция закончилась. Яковлев в самом жалком виде был принужден выйти во двор. Там его посадили в коляску, окруженную казачьей полусотней. Под моросящим дождем процессия, набирая темп, двинулась прочь.
Наполеон тщетно дожидался вестей. Его предложением мира просто пренебрегли. Государь вскоре возвратил конверт нераспечатанным в главную квартиру Кутузова для доставки на французские аванпосты. А над Яковлевым учинили тайное следствие для выяснения причин, побудивших его к сему отвратительнейшему поступку, долго держали в Петропавловской крепости, а затем выслали в деревню под надзор властей со строжайшим запретом въезда в столицы империи.
Не все, очевидно, родились холуями на Руси, и не все дрожали и кланялись при звуках имени великого человека, угробившего сотни тысяч людей. Ненависть к Наполеону тогда еще не научились романтизировать, эстетизировать и покрывать тончайшим флером аристократичной турнирной экзотики. Кровь еще не превратилась в клюквенный морс, а развороченные внутренности тысяч трупов на улицах и в окрестностях Москвы продолжали источать зловоние, ибо духи, которыми позднее попытались его отбить, и не начинали готовиться на парижских парфюмерных фабриках.
Через два дня Бенкендорф ушел на Можайскую дорогу. Проливные дожди не позволяли пока организовать правильный поиск. В курной избе, стоявшей на обочине, Бенкендорф допрашивал французского офицера — одного из секретарей графа Дарю. Как ни удивительно было для пленного, русского полковника не интересовали частности: количество войск, численность ремонта, скорость продвижения провиантских обозов, местоположение штабов и самого Наполеона.
— Собирается ли ваш император зимовать в Москве? Говорите правду, иначе я вас расстреляю. Я хорошо знаю, какую роль в армии и администрации играет граф Дарю, и не скрою, что сведениям, полученным от вас, придам первостепенное значение.
Секретарь не сразу ответил, сидел потупя взор. Потом выдавил из себя:
— По-моему, нет. Но я, разумеется, не могу ручаться. Императора часто спасали непредсказуемые и совершенно неожиданные решения. Великая армия в ужасном состоянии. Лекарства и перевязочный материал иногда добываются с применением угроз и оружия. Количество муки и пороха принуждает меня ответить на ваш вопрос отрицательно. И я не хотел бы, чтобы моя жизнь зависела от столь непостоянной величины, как воля императора.
— Зачем вам понадобилась эта война? Неужели вы надеялись победить Россию?
— Позвольте, сударь, быть с вами до конца откровенным. Франция не желала войны. Она жила плохо, дорого и тяжело и жаждала покоя и мира. Но Англия стремилась к войне. Ей нужны всегда ослабленные соседи на континенте. Все дело в Англии, сударь. Англия ваш враг, а не Франция. И Германия ваш враг. И Австрия.
— Не хотите ли вы убедить меня в том, что Наполеон действовал как марионетка лондонского Сити и барона Ротшильда?
— О нет! Никогда! Но не император формировал обстоятельства европейской политики. Все дело действительно в Сити, сударь. Так, по крайней мере, считает граф Дарю. За военными успехами всегда крадутся экономические интересы. Победив Францию, что не вызывает у нас сомнения, Россия останется нищей. Континентальная блокада била по Англии меньше, чем по Франции. А для России континентальная блокада — на чужом пиру похмелье…
Секретарь графа Дарю поговорку произнес по-русски.
— Нам нужны богатства России, чтобы сдерживать экономическую экспансию гордых бриттов.
— Но ведь Россию одолеть нельзя! Неужели император не изучал историю?
— Изучал. Я сам занимался приобретением для него книг о России по всей Европе. Я ездил даже в Испанию с этой целью в тысяча восемьсот восьмом году. Но он сам творец истории. В этом и состоит роковая ошибка. Творцы истории обычно плохие ученики. Они надеются на себя и не заглядывают в шпаргалки. А теперь, сударь, я прошу вас позволить мне лечь. Открылась свежая рана на ноге, и повязка намокла. Прикажите дать бедному пленнику тарелку каши и ломоть хлеба. Я боюсь потерять сознание от голода.
Когда Бенкендорф остался один, то задумался над мыслью, выраженной несчастным французом. Те, кто считают себя творцами истории, всегда надеются на благополучный исход затеянных предприятий, не понимая, что история, действуя через них и с их помощью, весьма редко считается с личными интересами этих ведущих фигур на шахматной доске. Она иногда поступает безжалостно, сбрасывая в пропасть, забыв, что совсем недавно превращала в счастливчиков, отдавая под их власть целые народы и континенты.
Бенкендорф чувствовал, что сейчас наступает самый решительный момент. Откат наполеоновских войск от Москвы довершит ужасный разгром Великой армии, который начался, как ни странно, сразу после того, как был форсирован Неман. Наполеон шел к поражению сквозь строй кровавых — пирровых — побед. Россия шла от мелких и крупных поражений к одной-единственной победе. На встречном движении пришельцы потерпели окончательное фиаско. Эту тонкость отечественных войн надо бы современным историкам хорошенько понять.
В избу вошел Волконской.
— Я еду в Петербург, — сказал он.
— Счастливого пути, — пожелал Бенкендорф, и они расцеловались.
Бенкендорф поделился с Волконским своими мыслями, провожая его на крыльцо, и еще долго смотрел вслед товарищу, который понимал его лучше остальных. Потом он возвратился в избу.
Петербург почему-то напомнил о доме. Долгие годы он не имел ни дома, ни семьи, а ведь ему под тридцать. Солидный возраст! Да, он любил и был любим. Но женщины как-то проходили через его жизнь, не оставляя значительного следа. Он любил брата, но брат был занят своей жизнью и своей семьей. Отец жил в далеком прибалтийском уголке. Оставалась память о матери, с которой он провел незабываемые годы детства в Павловске и Петербурге.
Да, память о матери! Тяжелая, трудная память! Тяжелая, трудная судьба! Тилли умирала трагично — в полном сознании. Она не цеплялась за жизнь, покидая мир без упрека и сожаления. Горько было сознавать, что единственное существо, которое она любила беззаветно, находилось сейчас вдали и не могло сказать ей последнее прости. Она отталкивала от себя окружающее с каким-то не до конца проясненным чувством облегчения, хотя оставляла, в сущности, на произвол судьбы дочерей и сыновей, которых произвела на свет Божий в муках и которыми гордилась. О муже она думала мало, хотя ощущение вины перед ним терзало. Она стала невольной причиной многих его неудач и страданий. И наконец, сердце не до конца было отдано мужу. Великая княгиня всегда занимала в нем большее место. Обычная придворная история!