Загодя поставили брагу, купили пару бутылок казенной водки, налепили пельменей из оставшегося мяса телушки, зарезанной еще пару месяцев назад. В ход пошла квашеная капуста, соленые рыжики да белые грузди, такие ядреные и крепкие, что и ножом не сразу разрежешь. Наварили картошки, из десятка яиц соорудили селянку, напекли шанежек из муки, которой матери удалось наскрести. А как же, ведь не каждый день сына в Москву провожаешь!

К вечеру в бревенчатой избе гремело застолье. После браги плясали так, что, казалось, каблуки на новых Венькиных сапогах не выдержат и отлетят.

Под дробный перестук каблуков и переливы старенькой гармошки дружно пели:

А затем, хорошо подвыпив, орали уже и вовсе скабрезные:

Крестная лихо лупила каблуками по половицам и размахивала платочком над головой. Мужики хохотали, а женщины прыскали в кулаки:

— Вот Авдотья, вот оторва…

Расходились далеко за полночь. Шли по деревне, пугая собак частушками и глухим топотом по утоптанному снегу.

На следующее утро, еще затемно, продрав глаза и опохмелившись кружкой браги, отец пошел запрягать в сани лошадь, которую он заранее попросил у председателя. Железнодорожная станция Ардаши, где только и можно было сесть на поезд, находилась в десяти километрах от деревни Синиловцы. Пешком по мартовскому снегу, да еще в утренних сумерках и в одиночку — такая прогулка не только тяжела, но и опасна: по весне шалили оголодавшие за зиму волки.

Когда лошадь была запряжена, отец подошел к кровати. Венька тихо сопел, закинув руку за голову.

— Эй, сынок, вставай. Пора ить… Венька!

— А?.. Что?.. Вставать? Я еще маненько…

— Вставай, вставай! Паровоз ждать не будет!

Венька нехотя разлепил глаза и потянулся. Возле печки неслышно хлопотала мать, ее лицо, подсвеченное пламенем горящих в печи дров, казалось строгим. На загнетке, в чугунке, варились два десятка пельменей, припасенных от вчерашней гулянки.

— Вставай, сынок, сейчас пельмешков поедите, и в дорогу. Отец-то прав, паровоз, он ить ждать не будет.

Венька, чуток помедлив, вылез из-под одеяла и опустил ноги на холодный пол. Нащупал ногами чуни, метнулся за полушубком и рванул в ограду, в нужник.

— Ох, и холодно! — закричал он с порога через несколько минут. — Хоть ломом откалывай…

Шустро умылся и прошел к столу. Там уже сидел отец, задумчиво смотревший поверх столешницы куда-то в угол избы.

— Вот что, сын. Трудная у тебя будет служба. Большая власть тебе дадена, смотри, пользуйся ею с опаской. Слушайся командиров и служи по совести, а советская власть тебя не забудет. А коли встретишь врага, что ж… Враг — он и есть враг! А с врагом сам знаешь как… По всей строгости закона…

В Ардаши приехали за полчаса до поезда. Поезд был проходящий, дальше шел на Киров, а оттуда уже прямиком на Москву. Девки, непонятно почему оказавшиеся на перроне, оглядывались на статного парня в военной форме, а Венька, размякнув душой от близости разлуки, каждой улыбался и каждую целовал глазами.

В Москву поезд пришел точно по расписанию. Заглянув в листок и проверив, правильно ли он запомнил адрес, Венька подошел к постовому и вежливо осведомился:

— Скажите, пожалуйста, как добраться на площадь Дзержинского?

— Это на Лубянку, что ли?

— Да нет, на площадь Дзержинского.

— Ну, я же и говорю, на Лубянку. Вон вход в метро, доедешь до остановки «Площадь Дзержинского», выйдешь наверх — сам увидишь, а не увидишь, так спросишь.

Козырнув постовому, Венька направился в сторону входа в метро. Метро его ошеломило. Такой красоты он даже во сне не видывал. А если честно, то и представить не мог, что такое вообще бывает. Раза два его толкнули прохожие, торопливо бегущие непонятно куда, а потом словно провалились, опять-таки непонятно куда. Венька с опаской пошел вместе со всеми. То, что он увидел, поразило его до глубины души. Из пола бесшумно выходила лента, принимавшая затем форму ступенек, плавно скользящих вниз. Он осторожно ступил на ленту, покачнулся, схватился за поручень.

— Бона как…

Под землей станция напоминала царский дворец, каким себе представлял его Венька. Минут десять он гулял по станции метро, пока не привлек к себе внимание дежурного.

— Приезжий? — полюбопытствовал дежурный.

— Так точно.

— Документик предъявите, товарищ лейтенант.

— Я не лейтенант, я сержант. — Венька достал из внутреннего кармана военный билет.

Улыбку дежурного будто ветром сдуло, в глазах появился испуг. Осторожно взяв документ, он бросил взгляд на первую страничку:

— Сержант госбезопасности Гребенкин Иван Максимович. — Вернув удостоверение, вежливо козырнул: — Может, помочь чем?

Быстро и толково объяснив Веньке, как проехать на площадь Дзержинского, дежурный мгновенно скрылся в толпе пассажиров, от греха подальше. Еще через полчаса Венька подходил к огромному зданию.

Отстояв в очереди не меньше часа, он наконец оказался в кабинете. За столом сидел лысый толстяк, на петлицах которого красовались три шпалы, — капитан ГБ. Толстяк свое дело знал.

Он в два счета нашел дело сержанта Гребенкина, вложил в него листок с направлением, из дела вытащил другой листок и протянул его растерявшемуся Веньке.

— Третий этаж налево, кабинет триста сорок три, финчасть. Получишь проездные документы, а вечером уже должен отбыть в Киев. Вопросы есть?

Венька козырнул:

— Никак нет!

— Свободен!

— Есть! — Сделав четкий, словно на плацу, поворот, Венька вышел из кабинета и тут сообразил, что забыл номер кабинета на третьем этаже.

— Триста… Триста… Финчасть…

Пришлось ждать следующего посетителя, который, долго не задерживаясь, быстро вышел в коридор. Венька, следуя за ним, оказался на третьем этаже и сразу вспомнил: триста сорок три — вот какой номер!

Еще через двое суток Венька вышел из поезда в городе Шепетовка. За это время он побывал в Киеве, где получил приказ отправиться в распоряжение управления ГУГБ Каменец-Подольской области, а там уже его назначили на должность помощника оперуполномоченного в Изяславский райотдел НКВД УССР. В Изяслав из Шепетовки пришлось добираться где пешком, где на телеге, и только километров за пять до городка Веньке повезло: сержанта подхватила попутная грузовая машина и довезла его почти до самого центра.

Он вышел на небольшую площадь и огляделся. Отныне он будет жить в этом городке. Как ему тут будет? Надолго ли он здесь? Все ли сладится? Уже вечерело. Надо было поторопиться и идти в райотдел, чтобы не остаться без ночлега. Изяслав — пограничная зона, тут ночью шататься не стоит, даже сержанту ГБ…

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался он с пожилой женщиной.

— Доброго дня, — приветливо отозвалась она.

— Вы не подскажете, как мне пройти в отдел НКВД? Женщина испуганно отпрянула.

— Он те мисце! — Она махнула рукой в сторону серого здания и торопливо убежала прочь.

— Чего это она? — удивился Венька и зашагал к своему первому месту службы.

— Вы знаете, как говорила моя мама? Моя мама была очень умной женщиной, она дожила до седых волос и внуков и счастливо умерла от воспаления легких в одна тысяча девятьсот тридцать пятом. Так вот, моя мама говорила, что если папа стеганул тебя ремнем по заднице, то вина всегда найдется! Гораздо хуже, если ты виноват, а ремнем не получил! Из этого может такое произрасти!..