— Ну, Сергей, приобщайся к отделу! — Он пододвинул к нему граненый стакан. — Ты как, разведенный или чистяк употребляешь?

— Это что? — не понял Сергей.

— Шило.

— Не понял…

— Спирт.

— А-а-а… Тогда чистяк, — решил не ударить в грязь лицом Серега.

— Это по-нашему, это правильно, — затарахтел седой старик, лицо которого было изрыто глубокими морщинами. — Разводить шило водой, понимаешь ли, — продукт переводить… Шило — штука деликатная и лишней воды не переносит!

Серега осторожно взял стакан. Признаться, ему ни разу не приходилось пить спирт, тем более чистый, но отказаться было совершенно невозможно. Он закрыл глаза, резко выдохнул и опрокинул жидкость в рот. В горле полыхнуло, огонь пробил тело, казалось, до стула. Тут же всплыл в памяти чей-то совет: удержаться и не вдохнуть воздух сразу. Сережа замер с открытым ртом под внимательными взглядами «динозавров». На глазах выступили слезы, но он удержался, не закашлялся и только спустя полминуты глотнул немного воды из поднесенного кем-то стакана. Мужики одобрительно закивали.

— Откат нормальный, — прокомментировал номинальный начальник отдела, — жить будешь.

Так начался первый рабочий день Сергея Васильевича Бойченко, молодого специалиста, инженера отдела номер сто семь.

Директор не вспоминал о взятом на работу новом сотруднике. Сереге, поначалу раскатавшему губу на два аршина, потихоньку пришлось забыть о своей, как ему показалось в памятный день знакомства с директором, исключительности. Серьезной работы в отделе ему пока не поручали, а был он так… Старший куда пошлют. Хотя компьютер, правда старенький, полученный институтом от американцев по программе какой-то помощи еще при царе Горохе, выделили. Набирал он на нем служебные записки, ходил на склад, что-то получал, за что-то отчитывался и ездил в город с разными поручениями. Так продолжалось почти месяц. Но в один прекрасный день позвонила из приемной Ирочка, та самая фигуристая секретарша, и пригласила Сергея к директору.

— Здравствуйте, Ира, — сдержанно поздоровался он с секретаршей. Ира улыбнулась ему чуть-чуть свысока, но уже как своему, дружески и приязненно.

— Здравствуй, Сережа. Николай Иванович ждет, проходи, пожалуйста.

Директор что-то читал, быстро делая карандашом пометки на широких полях какого-то документа. Закончив абзац, он поднял глаза от текста и посмотрел на Сергея поверх очков.

— Ага… Здравствуй, Сережа. Ну, как работается? Начальник отдела отзывается о тебе хорошо. Толковый, говорит, парень пришел.

Сережка, признаться, удивился. Не было, собственно говоря, на чем толковость проявить. На сочинении служебных записок, что ли?

Начался несколько необычный разговор. Директор еще раз выспросил Сергея обо всех родственниках, потом неожиданно перешел на политическую тему. Поинтересовался, как Сережа относится к вновь избранному Президенту, Премьеру, кого поддерживал на выборах — в общем, задал множество вопросов, совершенно не относящихся к делу. Серега отвечал, удивляясь про себя: к чему все это? Так продолжалось с полчаса.

— А скажи, пожалуйста, как ты относишься к аварии на Станции?

— Что значит «как»? — переспросил удивленный Серега. — Неужели тут могут быть разные мнения?

— Могут, — неожиданно сказал директор. — Одни считают ее ужасной трагедией, другие видят в этом возможность заработать деньги. Разве ты не слышал, как некоторые называют четвертый блок?

— Нет.

— Кормилец. Ты себе даже не представляешь, сколько организаций делают деньги — и очень неплохие — на работах в Зоне. Есть люди, которые полагают, что авария на Станции — это прецедент, дающий основание вообще покончить с атомной энергетикой. Поэтому я и задаю тебе вопрос: как ты относишься к аварии на Станции?

— Закрыть атомные станции? Совсем? Какая глупость! Нет, я, скорее всего, отношусь к первой категории, ну и немножко ко второй. Работы там все равно надо делать, а бесплатно кто согласится?

— Ну что ж, — задумчиво произнес директор, — я рад, что наши мнения совпали. Видишь ли, Сережа, по договоренности с немецкими коллегами здесь, в Украине, будет создаваться небольшое совместное предприятие. Ты, наверное, обратил внимание, что в отделе работают пожилые люди, а мне нужен для этого предприятия молодой энергичный человек с широкими современными взглядами. Когда встал вопрос о назначении директора от украинской стороны, я в первую очередь подумал о тебе. Что ты скажешь о моем предложении? Да, я понимаю, надо немного подумать. Это хорошо, что ты не принимаешь решения скоропалительно, очень хорошо. Однако до завтра еще есть время. Прошу учесть, что я со своей стороны готов оказывать любую помощь. Предприятие будет работать в области, смежной с профилем работы отдела.

Сергей вышел от директора ошеломленный сделанным предложением. Стать директором совместного предприятия? Под крылом самого Яблочко? Что может быть круче такого предложения для вчерашнего студента? Какие могут быть сомнения! Надо ловить птицу удачи, пока она не оказалась в руках кого-нибудь другого! Ловить и обдирать, как бройлерную курицу на птицеферме! И на следующий день Сергей дал согласие.

Директор вручил ему тоненькую папочку с уставом предприятия. Сергей раскрыл ее и прочитал: «Общество с ограниченной ответственностью „Баттерфляй“».

— А почему такое неатомное название? — удивился он. — Баттерфляй [1]— это же вроде бабочка?

— Бабочка — это символ чистоты окружающей природной среды, — с серьезным видом произнес директор. — Вот тебе ключи от комнаты. Совсем не обязательно, чтобы мои деды знали об этом. — Он кивнул в сторону папки с уставом. — Работать и хранить документы будешь в этой комнате, все указания будешь получать от меня. Золотого дождя не обещаю, но и обижен не будешь. Главного бухгалтера я уже подобрал, вот ее телефон, зовут Нина Ивановна. Позвонишь, познакомишься. Все понятно? Ну и молодец. Иди обживайся в своем первом персональном кабинете.

Когда «динозавры» узнали, что директор выделил Сергею отдельную комнату, между ними и молодым сотрудником возникла невидимая стена. Никто не обращался к Сереге с просьбами, не приглашал выпить по глотку шила в конце рабочего дня, а называть стали исключительно по имени-отчеству. Сначала это тешило самолюбие Сергея, но потом быстро надоело. Ему не нравилось находиться в таком вакууме, однако дело было сделано и оставалось только сожалеть, что все так повернулось.

Неправда, что свет белый. Свет никакой. О нем можно сказать только то, что он не черный. Свет прозрачный. Он увидел свет внезапно. Свет родился из ничего, из бесконечной тьмы и абсолютной тишины. Он огляделся. Где Он? Что происходит? Кто Он? Его окружала полная темнота. Свет, от которого Он то ли проснулся, то ли пришел в себя, а может, просто осознал, что Он есть, исчез. Но это уже не пугало. У Него появилось другое зрение, и в темноте Он видел точно так же, как и при свете. Невесомый, Он парил под самым потолком огромного помещения. С неожиданной легкостью Он сделал круг, не снижаясь и не затрачивая на полет ни малейших усилий.

Внизу громоздились искореженные металлические детали, куски бетона и что-то такое, что Он сразу непонятно каким образом почувствовал. Это нечто было повсюду, где-то больше, где-то меньше. Но оно таило в себе опасность, и Он чувствовал эту опасность, как слышат звуки, как видят краски, как ощущают тепло. Он облетел все помещение и навечно запомнил места, где опасного было больше. Заметив щелку, Он легко просочился в соседнее помещение, которое тоже было заполнено обломками металла, кусками бетона и опасностью. Так Он обследовал помещение за помещением, пока не вылетел в яркий день.

Огромное количество света оглушило его. Он застыл на месте и долго приходил в себя от шока. Очертания огромного здания разбудили его память, вызвав в ней движение. Это было похоже на отрывистые кадры киноленты, внезапно появляющиеся на экране. Вот Он в санпропускнике, переодевается в белоснежную робу и натягивает на голову белую шапочку. Такие же, как и Он, люди в белом переговариваются и смеются… Почему? Над чем? Но лента уже оборвалась. Следующий кадр: Он входит в большую комнату, на дверях надпись «БЩУ-4». Что это? Что означают эти буквы и цифра? Вся стена в приборах, вдоль стены — длинный стол. Циферблаты, стрелки, огоньки… Здесь царит строгая тишина и никто не смеется. Он видит себя со стороны, ему что-то объясняют, и Он, кивнув, уходит. Лента опять обрывается, и Он снова видит себя.