— Вечер добрый, ребята, — приветливо произнес Алексей. Он кивнул, стараясь заставить себя не смотреть на татуировки, что было довольно непросто. — Меня зовут Алексей Серов.

Мешок, который Алексей принес с собой, он поставил на заросший паутиной и пылью черный плиточный пол. Вперед вышел мужчина с аккуратным прямым пробором в гладких блестящих волосах. Он развязал тесемку, которой был связан мешок, и вытащил на свет то, что в нем находилось. В ту же секунду от повисшей в воздухе напряженности не осталось и следа.

Украсть это было проще простого, хотя заниматься этим Алексею было мерзко и отвратительно. Но такое условие поставил Максим Вощинский. Этим он должен был продемонстрировать свою верность и свой кураж. Это был подарок ворам. Алексей сразу сказал «да», не дав себе времени на то, чтобы подумать. В тот же вечер Серов вышел на улицы Москвы, чтобы доказать, что он достоин доверия, что он такой же вор, как и они, и не боится властей. Два часа он бродил по захолустным улочкам, подбирая удобный вариант с такой аккуратностью, с которой когда-то производил военную разведку. Когда случай представился, он воспользовался им без колебаний.

Алексей вышел из темноты узкого переулка на прямоугольник света, отбрасываемый приоткрытой незнакомой дверью, неслышно шагнул в переднюю. И этот короткий шаг превратил его в вора, поставил его по ту сторону закона. Руки его потянулись вперед, словно он занимался этим годами, сняли со стены резные часы, подхватили со стола металлическую вазу. На то, чтобы попасть в дом и выйти из него, ушло не больше минуты. Меньше времени, чем нужно, чтобы перерезать себе горло.

Человек, который жил в этом доме, ничего не заметил. Он в это время находился на темной улице, привязывал к повозке мебель. Его лошадь сонливо кивала головой между оглоблями. О том, для чего кому-то могло понадобиться посреди ночи грузить мебель, Алексей даже не хотел думать, но занятие, отвлекшее хозяина, оказалось Серову очень на руку. Поспешность, с которой Алексей спрятал под пальто свою добычу, потрясла его самого.

Его никто не увидел. Никто, кроме невысокого незаметного человека чуть поодаль, в тени. Это был Игорь. Он видел. Он знал.

— Неплохие стуканы, — сказал человек с блестящими волосами, показывая часы остальным.

Это действительно были прекрасные часы, старинные, судя по пленке патины на деталях корпуса. Алексей ощутил, как чувство вины острыми безжалостными челюстями впилось в него.

— Это для воров в законе, — сообщил он. — Отдаю их вашей кодле в общак.

Воры удовлетворенно закивали.

— Подтвердить кто-нибудь может? — спросил кто-то.

— Я могу, — сказал Игорь и вышел вперед, готовый дать отпор сомневающимся. — Он все чисто сработал, как настоящий домушник.

— Хорошо.

— А он вообще на киче парился?

— Может, он из лагерных? На Колыме был?

— Или на Беломорканале?

— Кто еще за него скажет?

Алексей сказал сам за себя:

— Братья, я такой же вор, как вы. Здесь я, потому что Максим Вощинский велел меня привести сюда сегодня. Сам он сейчас болен и в кровати отлеживается. Он скажет за меня.

— Сказать должны двое.

— Я за него скажу, — подал голос Игорь. — Если наш пахан за него говорит, я тоже скажу.

Этого оказалось достаточно. Господи Боже, он стал вором. Ему еще придется постараться, чтобы стать среди них своим и заручиться их доверием, но при поддержке Максима можно считать, что двери в преступный мир для него открыты. Из разговора с Максимом он узнал, что воры в законе есть везде, в каждом российском городе, и особенно их много в тюрьмах. Все они подчиняются своим строгим законам и имеют собственную систему наказаний. Кто-то называл их русской мафией, но в действительности у них было мало общего с этой итальянской организацией: они не признавали единого, стоящего над всеми босса, все были равны по положению, и им было запрещено иметь собственные семьи. Воровская братия была их единственной семьей. На сходках принимались важные решения и улаживались споры. Воровской суд был столь же строгим, сколь и беспощадным. Паханы занимали более высокое положение по сравнению с рядовыми преступниками, и с их словом считались. Максим был паханом.

Алексей молился Богу, чтобы имени Максима (хоть он и не мог сейчас встать с постели) оказалось достаточно. Странно, но он не ощущал страха, хоть и понимал, что должен был: он солгал ворам, что сидел в тюрьме, и за это ему грозило суровое наказание. Но эти люди сильно напоминали ему молодых новобранцев, которыми он командовал в армейском тренировочном лагере в Японии, с той лишь разницей, что здесь они собирались в преступные банды, а не в боевые отряды. Они так же подпитывались смелостью друг друга. Их смелость была такой же красной и хмельной, как вино в бутылках на этом складе. И все же, когда Алексей смотрел в их лица и на изуродованные торсы, его охватывало чувство, что перед ним — калеки. Все эти люди были неполноценны, как внутри, так и снаружи.

— А где те, кто руководит этими бандами? — поинтересовался он у Максима.

— В тюрьмах, конечно. В лагерях. Для этого и нужны общаки.

— За эти деньги им покупается свобода?

— Иногда. Но чаще мы покупаем братьям еду и одежду. Бывает, передаем деньги за решетку для взяток. Понимаешь, Алексей, для вора тюрьма — родной дом, там он господин. Большинство наших парятся за решеткой, потому что каждый новый срок им гордости прибавляет. Каждая ходка отмечается новой наколкой.

— Но по ним же ничего нельзя понять.

Максим усмехнулся.

— Тебе — может быть. Для меня это открытая книга.

Алексей задумался. Этот человек заинтересовал его. Как он жил?

Какие преступления совершил? Лежавший на широкой кровати Максим, словно прочитав мысли своего юного друга, перекатился на бок и стал аккуратно расстегивать пуговицы на пижаме. Обнажил широкую мощную грудь с ребрами, как у быка, и безволосой вялой кожей немолодого человека.

Алексей удивленно покачал головой.

— Впечатляет.

В самом центре на груди Максима было искусно вытатуировано большое красивое распятие.

— Вот это видишь? — Мужчина ткнул твердым пальцем себе между ключицами в узор, окаймлявший распятие. — Видишь эту корону? Это означает, что я пахан, главный в нашей кодле. Без меня они — ничто. С моим словом считаются.

Он закатил один из рукавов, и Алексей изумленно склонился над обнажившейся рукой. От плеча до кисти вся кожа пахана была покрыта татуировками. Храм с луковичными куполами и Богородица, обтянутые колючей проволокой и обнесенные решеткой, на бицепсе — оскалившийся череп, на локте — паутина, оплетающая раскинувшего крылья орла.

Максим внимательно наблюдал за лицом Алексея. Он увидел, какой огонь загорелся в нем.

— Каждая из них имеет скрытый смысл, — тоном искусителя прошептал он. — Посмотри на мои наколки, и ты узнаешь обо мне все. Бог тоже поставил клеймо на первого в истории убийцу, прежде чем отправил в изгнание. Каинова печать. — Он застегнул пижаму и опустил рукав. — Клеймо указывает, что ты преступник, изгой. Скажи мне, Алексей Серов, а ты такой?

Боль была несильной, хотя и ощутимой. Татуировщик оказался лысым мужчиной с гладким безволосым лицом. У внешнего уголка одного его глаза была вытатуирована слеза. Это явно был мастер, который любил свою работу. Готовясь приняться за грудь Алексея, он улыбался и без устали насвистывал один и тот же мотив из Пятой симфонии Бетховена.

Закурив, Алексей произнес:

— Надеюсь, заражения крови я не получу?

— Иногда и такое бывает, — осклабился татуировщик. — Некоторые даже умирают.

Алексей выпустил ему в лицо струю дыма.

— Только не на этот раз, — сказал он, расстегнув рубашку.

— Не кури, пожалуйста.

— Я хочу курить. Кто мне запретит?

— Грудь должна быть неподвижной, как камень.

— Черт! — Алексей затушил сигарету.

Люди в винном складе посмеивались, видя его волнение. Один из воров, жилистый двадцатилетний паренье лицом, изрытым оспинами, взял с полки бутылку вина. Рукавом он стер с нее пыль, вытащил пробку с помощью штопора, болтавшегося на цепочке у двери, и протянул Алексею.