Задумка была рискованной, поскольку пули могли срикошетить и ранить самого Аттикуса, но единственная альтернатива — сидеть и ждать, когда его вызволит отсюда Тревор. А это произойдет не раньше, чем охота завершится убийством Кроноса, чему Аттикус как раз и стремился воспрепятствовать.

Он присел за креслом, выставил руку с «магнумом» и тщательно прицелился. Затем произвел шесть выстрелов один за другим. Кабина наполнилась запахом порохового дыма, в ушах у Аттикуса зазвенело. Он потряс головой, чтобы прийти в себя, встал и обнаружил, что ничего не вышло: стекло осталось на месте.

Уже собравшись разразиться потоком богохульств, Аттикус замер, увидев кусочек синего неба в форме полумесяца там, где стекло крепилось к корпусу. Он вскочил в кресло и изо всех сил надавил на стеклянный пузырь, который поддался очень неохотно, а затем неожиданно вылетел из пазов и грохнулся на палубу.

Выбравшись из «Манты», Аттикус быстро заскользил по деревянным доскам, на ходу доставая из ножен армейский нож. Аттикус направлялся в рубку. Он понимал, что с одним ножом многого не добиться, особенно если в рубке его встретит толпа вооруженных людей. Однако за годы службы в спецназе он отправил на тот свет достаточно противников, чтобы не сомневаться: если сегодня ему суждено умереть, то он будет не один.

Снова перед его глазами возник силуэт Джионы, шевелящейся в брюхе морского чудища, и это видение придало ему дополнительных сил и уверенности. Поднимаясь по лестнице, ведущей в рубку, Аттикус прошептал коротенькую молитву, взывая к Богу, которого менее минуты назад готов был проклясть:

— Господи, дай мне силы.

Ставки были сделаны. Аттикус вихрем ворвался в дверь и фактически без замаха метнул нож.

На борту «Титана»

Когда Тревор услышал выстрелы, раздающиеся из упавшей на палубу «Титана» субмарины, он понял две вещи: что Аттикус сейчас будет здесь и что ему, Тревору, будет худо. Он нагнулся к переднему широкому окну и посмотрел вниз на «Манту». Он видел, как вывалилось стекло, как Аттикус выбрался наружу и побежал к рубке, вынимая длинный нож из закрепленных на поясе ножен.

— Вот дьявол, — тихо прошептал Тревор.

Он очень хорошо представлял, что может натворить Аттикус даже с одним ножом. Также он не сомневался, что станет первой жертвой, если не прекратит охоту на Кроноса. Это именно он отдал приказ начать атаку в то время, когда Аттикус и его дочь находились в зоне поражения…

«Да, он идет по мою душу», — подумал Тревор.

Римус тоже увидел, что происходит на палубе, и не замедлил отреагировать. Он вытащил девятимиллиметровую «беретту» и, грубо схватив Андреа за волосы, выдернул на середину рубки. Женщина взвизгнула от боли и попыталась что-то сказать, но от резкого рывка у нее перехватило дыхание, и не успевшие оформиться слова застряли в горле.

В это мгновение, когда Римус только лишь еще поднимал пистолет к голове Андреа, а с лестницы все громче звучали шаги, Тревор ощутил прилив вдохновения. Он подумал, что, должно быть, Моцарт и Ван Гог испытывали подчас именно нечто подобное. Когда то ли время замедляет свой бег, то ли разум работает быстрее и все предметы вокруг обретают поразительную четкость. Дверь распахнулась, и на долю мгновения он встретился взглядом с Аттикусом. Ощущение было сродни тому, что испытываешь, глядя в глаза тигру перед тем, как он на тебя набросится. В этот кратчайший миг Тревор ясно понял, что может умереть. Но момент прошел, и он приступил к реализации своего вдохновенного плана.

Ни единым движением мускула на лице Тревор не дал понять, что увидел Аттикуса. Напротив, напялил на лицо маску удивления, бросившись к Римусу с простертыми руками, крича:

— Римус, нет!

Этим резким движением и криком Тревор переключил внимание Аттикуса на гавайца. Он даже не заметил момента броска и только услышал клацание металла о металл, когда нож выбил «беретту» из руки Римуса.

С громкими проклятиями Римус ослабил хватку, и Андреа, воспользовавшись этим, вырвалась и бросилась на пол. Не успел громила прийти в себя после неожиданной атаки, не успел выроненный им пистолет коснуться пола, как Аттикус взлетел в воздух, выставив вперед ногу. Чудовищной силы удар, пришедшийся по груди, отправил гиганта в цветастой рубашке в полет, завершившийся свиданием с пультом управления.

Тревор побледнел, когда Римус без сознания свалился на пол. Легкость, с которой Аттикус вырубил его телохранителя, привела Тревора в замешательство. Он поднял руки над головой, оставаясь спокойным и собранным.

— Я не представляю для вас никакой угрозы, милейший сударь.

Аттикус подлетел к Тревору и навис над ним, словно разъяренная горилла, готовая убивать. Их лица разделяли несколько дюймов.

— Вы отдали приказ атаковать Кроноса. Почему?

Тревор кивнул, понимая, что лучше во всем соглашаться: Аттикус легко уличит его во лжи, а о последствиях этого даже и думать не хотелось.

— Чтобы убить чудовище. Разве не это мы намеревались сделать? Судя по всему, вы спасовали перед поставленной задачей. — Тревор перевел дух и, увидев, что его убивать пока не собираются, продолжил: — Вы не могли не понимать, чем рискуете. Когда вы отбыли от нас в «Манте», вы были вполне готовы умереть, если я правильно припоми…

Аттикус схватил Тревора за ворот черной шелковой рубашки и рывком подтянул вплотную к себе. Миллиардер почувствовал на своем лице его горячее дыхание.

— Моя дочь жива.

Голос Тревора дрожал, и на тот момент он не притворялся.

— Пожалуйста, Аттикус, будьте хоть немного логичны. Ваша дочь в животе морского чудовища… неведомого гигантского хищника. Она провела там несколько дней. Просто же невозможно, чтобы она до сих пор была жива.

— Но я видел.

— То, что хотели увидеть. Это была просто тень. Силуэт. Конечно, невероятно, чтобы мертвоетело вашей дочери шевелилось внутри этой твари, но я скорее поверю в это, чем в нелепую мысль, что она все еще жива и дышит в брюхе Кроноса. Прошу вас, поверьте, я действовал исключительно, как мне казалось, исполняя ваше собственное пожелание: убить монстра или погибнуть, пытаясь совершить это. Я…

Его излияния прервал громкий крик из динамиков:

— Цель у нас на мушке. Разрешите открыть огонь?

Услышав вопрос пилота, Тревор похолодел. Кронос был ранен и истекал кровью. Торпеды найдут цель и сумеют пробить еще большую брешь в его броне. Отдать приказ — и битва почти наверняка будет выиграна. Он заполучит долгожданный трофей!

Но мертвая хватка, которой удерживал его Аттикус, свидетельствовала о том, что тот еще не расстался с надеждой вернуть дочь. Да и как можно было на это рассчитывать? Тревор просто попытался посеять в нем семена сомнения. Но он же сам видел собственными глазами. Он понимал — каким бы невероятным то ни казалось, — что Джиона жива. Поэтому Аттикус не сдастся, и, если Тревор сейчас отдаст приказ открыть огонь, эти слова вполне могут стать последними в его жизни.

Аттикус бросил взгляд на экран наведения пушки, на котором окровавленное тело Кроноса поднималось и опускалось на волнах. Вокруг него расплывалось большое красное пятно, но тем не менее существо неуклонно удалялось. Вдруг картинка на экране поехала, сменившись изображением синего неба, а затем черного вертолета с четырьмя торпедами на подвеске. Тревор скосил глаза, чтобы посмотреть, кто управляет пушкой. Перед пультом сидела Андреа, готовая привести орудие в действие.

— Велите им возвращаться, или я сделаю это за вас.

И хотя Тревор слезинки бы не пролил из-за смерти людей, находящихся на борту вертолета, — как и из-за потери самого вертолета, — он хорошо понимал, что не остается ничего другого, кроме как отдать приказ о возвращении, — иначе ему конец.

Он кивнул.

Аттикус отпустил Тревора и протянул ему микрофон с наушниками.

— Командуйте.

— Не стрелять, — сказал Тревор в микрофон. — Повторяю: не стрелять. Возвращайтесь на «Титан». Преследование окончено.