– Я сижу на веранде и пью коктейль, сейчас поеду на вечеринку к Луизе. А у тебя как?

– Длинный день. Мы только сейчас уходим из участка. Я поужинаю с Мерсером, и он проведет ночь у меня. Утром мы встречаемся с одной пугливой свидетельницей убийства.

– Хорошо, что он останется у тебя. Пусть никто не понимает, что происходит. Передай ему, что я безумно ревную, ладно? Я позвоню, когда вернусь с вечеринки.

– Передавай всем привет.

Мы с Мерсером уехали из здания полиции и провели тихий вечер за вкусным ужином в уютном ресторане. Припарковавшись у подъезда моего дома, Мерсер оставил на ветровом стекле служебное полицейское удостоверение, чтобы ночью никто не потревожил машину. Мы поднялись ко мне и устроились на диване, переключая каналы телевизора. Остановились на Си-эн-эн, потом позвонил Джейк и рассказал, что было на вечеринке. Я еще некоторое время посмотрела телевизор, пока глаза не начали слипаться, пожелала Мерсеру спокойной ночи и отправилась спать.

Проснулась я около семи утра. Мерсер уже успел сбегать за газетой и сварить кофе.

– У тебя тут шаром покати, – заметил он, осматривая практически пустые полки холодильника.

– Проверь в морозилке, у меня там всегда лежит упаковка английских булочек.

Пока я мылась, он нашел булочки и разогрел их в тостере. Мы уселись за обеденный стол, как супружеская пара, постепенно просыпаясь, читая любимые рубрики воскресных газет. Мерсер с интересом изучал спортивные страницы, а я проглядела рецензии на книги, прочитала криминальную колонку, чтобы узнать о новых детективах, и заглянула в список бестселлеров.

– Почему ты не пьешь кофе?

– Ненавижу ароматизированный. Это для девчонок.

– Это с колумбийской корицей. Очень вкусно. – Я развернула раздел «Искусство и досуг» и посмотрела, что пишут о галереях и выставках. – Тут есть про «Фокус», куда мы сегодня идем.

– И что пишут? – спросил Мерсер. Он вылил свой кофе в раковину и теперь шарил на полках в поисках другой банки. – Я заварю себе черный французский?

– Валяй. «Фокус» описывают как «новое ошеломляющее выставочное пространство для инсталляций, которые не могут быть размещены в обычных музеях из-за своего размаха и использованных материалов». Ничего Удивительного, как и все здания в округе, раньше эта галерея была складом. Оно громадное – сорок четыре тысячи квадратных футов.

– Она уже открылась?

– Похоже, нет. Тут написано, что премьерная выставка назначена на первое сентября.

– А кто владелец?

Я просмотрела статью дальше.

– Не пишут. Тут в основном о том, что будут выставлять, зачем ее построили и какая она вся из себя необычная, – я замолчала, чтобы дочитать. – Э, да нам повезло. Тебе что-нибудь говорит имя Ричард Серра?

Мерсер покачал головой.

– Он, пожалуй, величайший из живущих ныне скульпторов. Совсем недавно у него была большая выставка в Музее современного искусства. А в этой галерее будет представлена его новая работа. Это потрясающе. Зачитать тебе?

– Ага, – Мерсер снова сел. Поджидая кофе, он снова взялся за спортивный раздел.

– Произведение называется «Вращающиеся эллипсы IV». Идея работы родилась из увлечения Серра кораблями и сталью. Может, все-таки отвлечешься и послушаешь меня?

Мерсер отложил газету, и я показала ему фотографию огромных стальных тарелок высотой более двенадцати футов и толщиной несколько дюймов.

Это произвело на него впечатление. Внушительные тарелки напоминали обшивку океанских лайнеров, разбитую на несколько частей и разложенную в виде странной мозаики, занимающей более восьми тысяч квадратных футов пола.

– Я думал, это будут маленькие скульптурки. А эти куски похожи на части «Титаника». Как ему удалось их сделать?

– В статье пишут, что Серра вел переговоры со всеми металлургическими заводами в мире, пока не нашел станок, который использовали во время Второй мировой войны, на судостроительном заводе неподалеку от Балтимора. Именно на нем он смог прокатать и согнуть листы стали так, как ему хотелось. Каждый кусок весит двадцать тонн.

– Да, мисс Сетте выбрала неплохое место для беседы. Сможет рассказать нам о владельцах галереи. Должно быть, они ее приятели, коли запросто пустили.

Я зашла в комнату причесаться и накрасить губы. На мне были хлопковые брюки и балетные тапочки – просто, но вполне профессионально. Утреннее небо затянули облака, поэтому и в машине, и в галерее будет прохладно из-за кондиционеров.

Когда Мерсер свернул на тихую улочку, было почти девять. Здесь не было жилых домов, только несколько еще работающих складов и четыре галереи, которые, вероятно, в воскресное утро открываются не раньше десяти либо вообще не работают. Пока Мерсер парковался, я показала ему на рельсы «Хай-Лайн», что разрезали 21-ю улицу прямо посередине, с севера на юг, возвышаясь на сваях, обвитых сорняками. Вся эта конструкция сильно напоминала тот участок, что был в «Галерее Кэкстон». Я все еще удивлялась, что никто из нас не замечал эти рельсы, пока Майк не показал их неделю назад.

Вход в новую галерею оказался неприметным: обозначен только белой прямоугольной табличкой, на которой небольшими черными буквами было написано: «Фокус».

Мерсер положил ладонь на ручку двери и покрутил ее, ожидая, что будет закрыто. Но она тут же подалась, дверь открылась, и мы оказались в плохо освещенном пространстве. Навстречу вышла молодая женщина:

– Доброе утро. Я вас ждала.

Я сразу же узнала в ней секретаршу, которую мы встретили в офисе Брайана Дотри в четверг, когда принесли ему повестки. Лицо у нее было неприметное, зато я запомнила четыре сережки в правом ухе и три в левом, а еще небольшие колечки в брови.

Я вошла вслед за Мерсером.

– Миссис Сетте уже здесь? – поинтересовался он.

– Не знаю точно, кто придет сегодня, но вы первые. Мне велели открыть галерею и впустить полицейских. Если хотите, можете здесь походить, посмотреть. Я буду за стойкой у входной двери, если вам понадоблюсь. Надеюсь, у вас голова не закружится, – добавила она, обращаясь ко мне. – Когда находишься рядом с этими штуками, то действительно появляется странное ощущение.

Мы с Мерсером как раз стояли у первой скульптуры, что нависала над нами, как огромный морской нефтеналивной танкер. Я обошла ее сбоку и оказалась между двумя оконечностями первого эллипса. Посмотрев на Мерсера, я не смогла удержаться от смеха. Было непривычно видеть материальный предмет, рядом с которым он казался карликом.

– Ну и как там внутри?

Я ступила между двумя загнутыми поверхностями и направилась к центру. Казалось, я потеряла способность ориентироваться, и чувства начали меня предавать. Я знала, что стою на ровной поверхности, но диспропорциональная композиция заставляла поверить, что мир вокруг меня раскачивается. Слева скульптура наклонялась наружу, ее верхний край был шире нижнего и маячил в десяти футах над головой. А справа она загибалась внутрь, и когда я подняла глаза, у меня чуть не начался приступ клаустрофобии. Казалось, что вся конструкция рухнет на меня, стоит только дотронуться.

– Ого! Эй, Мерсер, иди ко мне. Это почти комната кривых зеркал. Теперь я понимаю, о чем говорила секретарша, – возникает очень странное ощущение пространства.

Мерсер немного помедлил, прежде чем зайти, а я продолжила прогулку – почти вышла из эллипса и направилась вдоль его внешней части, чтобы войти во второй, являющийся как бы негативом первого. Каждая из пяти частей скульптуры была причудливо изогнута, ни одна не повторяла другую. Мерсер догнал меня на третьей фигуре и прислонился к стене, выгнутой иначе, чем предыдущая, уже успевшая его поразить.

– Не опирайся на нее, – полушутя предостерегла я. – Тебе не кажется, что она в любой момент может упасть?

Огромные стальные эллипсы заворожили Мерсера, он остановился и провел рукой по поверхности скульптуры.

– Эта малышка никуда не денется, Алекс. Должно быть, доставить их сюда было все равно, что руководить флотилией боевых кораблей. Этот тип – гений!