Да, есть, конечно. И Сьюзен воспользовалась бы помощью любого. Только для этого нужно сначала добраться до Лондона. Погодите-ка…

Сняв очки, Сьюзен протерла стекла подолом юбки, чтобы не отвлекаться на яростно жестикулирующее привидение. У Мистера Ботуика есть деньги? И это означает, что роскошный, элегантный дом, обставленный с таким вкусом… действительно принадлежит ему? Этот человек становится для нее интереснее с каждой секундой.

– Он самый богатый человек от Борнмута до Бата. – Тут ведьма ткнула фарфоровую куклу локтем в бок. – И она хочет увести его от тебя.

– Но он же не единственный богатый человек, – сказала Сьюзен.

– Да? – удивилась ведьма. – Интересно, кто же еще?

– Ммм… – Черт! Надо же назвать хоть кого-то! – Может, мистер Форрестер?

– Да он беден как церковная мышь. Он же судья.

Ведьма произнесла это слово с таким презрением, будто речь шла о конюхе. Что ж, прекрасно. У кого еще в городе могут быть деньги? Боже, ну конечно, у ее очаровательного хозяина.

– Может, у моего кузена?

Ведьма рассмеялась:

– Ваш кузен – просто старый добрый Оливер Гамильтон из ниоткуда.

– Его имя никому не известно, – с усмешкой кивнула фарфоровая кукла. – Он женился на деньгах семьи Бон.

– Они все так делают, – мрачно добавила ведьма.

Дамы даже наклонились вперед словно ждали, что Сьюзен схватит наживку в виде обещанной сплетни. Но поскольку обе забыли на мгновение о желании порвать ее на части, Сьюзен спросила:

– Что вы хотите этим сказать? А кто еще женился на леди Бон из-за денег?

– Не на ней. На настоящей леди Бон, – объяснила фарфоровая кукла. – На первой. А вы думаете о ее дочери, леди Эмелине?

– На первой?… – еле слышно повторила Сьюзен. Пробежавший по ее спине холодок убедил ее в том, что она уже повстречала леди, о которой идет речь. Призрак в спальне. А испуганная девушка в подвале – дочь этого призрака. Леди Эмелина. Кузина, которой должно быть примерно столько же лет, сколько ей… и которая так много всего пережила…

– Да кому нужна эта старая история?! – завопил Ред, подлетая ближе к Сьюзен. – Я единственный покойник, о котором вам следует говорить.

Сьюзен не обратила на него внимания.

– Легенда гласит, что… – начала было ведьма.

Нахмурившись, Сьюзен перебила ее:

– Почему вы говорите «легенда»? Разве он умер не в прошлом году? И не означает ли это, что вы знаете, что с ним случилось?

– Они обе вели затворнический образ жизни, – объяснила фарфоровая кукла. – Никто не видел леди Бон. Она всегда жила в Мунсид-Мэноре. Мне порой казалось, что ее вообще не существует, но однажды…

Ведьма бросила на подругу яростный взгляд.

– Можно, я расскажу эту историю? – спросила она.

– Прошу вас, – сказала Сьюзен, прежде чем ее собеседницы перешли к потасовке. – И с самого начала, пожалуйста.

– Легенда гласит, – повторила ведьма, выступая вперед словно для того, чтобы заслонить собой фарфоровую куклу, – что благодаря красоте и богатству леди Бон была самой желанной невестой на много миль вокруг, и это несмотря на то, что она была глухонемой и…

– Не была она глухонемой, Гарриет!

– Дина, клянусь, что если ты не дашь мне догово…

– Ладно, рассказывай, – смилостивилась фарфоровая кукла.

– Кто-нибудь, пожалуйста, расскажите мне все, – взмолилась Сьюзен. – Прошу вас!

– Он женился на ней из-за денег, – выпалила фарфоровая кукла, украдкой взглянув на ведьму, которая, сложив на груди руки, посматривала на нее из-под полуприкрытых век.

– Кто женился? – спросила Сьюзен.

– Лорд Жан-Луи Бон. Он был влюблен в состояние Мунсида, а она оказалась его единственной наследницей. Никому не известно, какие земли были во владении этого лорда, да и были ли они у него вообще. Однако он был красив, имел титул, но ни гроша за душой, а она – красива, богата, но без титула. В общем, не прошло и двух недель, как они поженились.

– А вот потом она стала глухонемой, – вполголоса проговорила ведьма.

– Да, – кивнула фарфоровая кукла. – Именно так.

Сьюзен едва сдерживалась, чтобы не встряхнуть обеих как следует.

– И эта несчастливая перемена произошла… – подсказала она.

– В первую брачную ночь. – Фарфоровая кукла слегка поежилась. – Никто никогда больше не видел ее… живой. Зато у лорда Бона появилось подписанное брачное свидетельство, вместе с которым у него появилась земля и деньги.

– Насколько мне известно, свидетельство можно было аннулировать, – сказала ведьма. – Сами подумайте: вы бы женились на глухонемой?

– Да я бы вышла замуж даже за ирландца, если бы он был настолько богат, чтобы вытащить меня отсюда, – заявила фарфоровая кукла и засмеялась, причем в ее смехе послышались истеричные нотки.

Сьюзен была готова придушить ее.

– Итак, – медленно проговорила она, – все это про-изошло-о…

– Тридцать лет назад, – договорила ведьма.

– Тридцать?! – повторила Сьюзен, закашлявшись. – Женщина внезапно становится глухонемой в ночь, когда ее новобрачный муж, жаждущий денег, обретает власть над ее имуществом и состоянием. После того она исчезает на тридцать лет, и… никто об этом даже не задумывается?

– Это так романтично! – рассеянно кивнула ведьма.

– И трагично, – добавила фарфоровая кукла. – Учитывая то, что потом произошло с их дочерью, и все остальное.

Сьюзен недоуменно заморгала:

– Но вы же сами сказали, что их брак не был…

– В первую брачную ночь, – поправила ее ведьма. – Именно после первой брачной ночи семья могла бы аннулировать брак, если бы ей стало известно, что произошло. Без сомнения, сами супруги подтвердили брак. Мужчинам всегда нужны наследники.

Сьюзен в ужасе воззрилась на нее:

– И никому даже в голову не пришло, что ее муж мог оказаться негодяем?

– Он же получил титул, – пожала плечами фарфоровая кукла, беспечно махнув рукой, словно титулом можно объяснить все, что угодно. – К тому же разве стал бы он содержать ее целых тридцать лет, если б хотел ее смерти?

– И все-таки… в конце концов он ее убил, – задумчиво промолвила ведьма.

Фарфоровая кукла решительно вздернула подбородок:

– Он из-за этого ужасно переживал, бедняга.

Сьюзен казалось, что ее голова раскалывается. Кто-то должен объяснить этим двум особам, как надо сплетничать, прежде чем из-за их витиеватых и бессмысленных речей ее голова разлетится на куски.

Тут к ней подлетел Ред, он был в ярости.

– Если бы вы сейчас…

Сьюзен рассекла его студенистое лицо рукой, и призрак исчез.

– Кто может объяснить, но только быстро, как он ее убил, зачем и почему никто в этом чертовом городе ничего по этому поводу не предпринял?

– Он застрелил ее из пистолета, – с готовностью ответила фарфоровая кукла. – И сделал это из-за любви к ней.

– Она сошла с ума и выбросилась из окна спальни. – Голос ведьмы дрожал от ужаса. – Зрелище было чудовищным. Она сразу не умерла, но сделать ничего не могли. Леди Бон же была немая, поэтому не могла кричать от боли, вызванной всеми ранами и переломами. Поэтому она просто лежала без движения и плакала.

– Да. Это был ужасающий, разрывающий душу плач… – Глаза фарфоровой куклы закрылись, словно она хотела отогнать от себя эти воспоминания. – Тогда лорд Бон и пошел за своим пистолетом. Леди Бон умирала, и он не хотел, чтобы она так страдала. Он сказал… он сказал…

– Он сказал, что настал печальный день, когда ему придется лишить жизни свою несчастную жену, застрелив ее, как загнанного коня, – договорила ведьма. – А потом он ее застрелил.

В голове Сьюзен все смешалось. Лорд Бон застрелил жену, как загнанного коня? В этой истории нет ничего обычного. Может, именно поэтому призрак бедной женщины преследовал Сьюзен? Потому, что она проводила каждую ночь в той самой спальне, из окна которой леди Бон выбросилась в отчаянной попытке обрести свободу?

Да она там больше даже глаз сомкнуть не сможет!

– Через несколько дней лорд Бон упал, спускаясь с утеса. Единственной наследницей состояния Бона осталась леди Эмелина. – Глаза ведьмы блеснули. – Но ненадолго. Потому что Олли Гамильтон женился на ней еще до того, как она успела примерить траурное платье. С тех пор они не покидают Мунсид-Мэнора. И если даже у нее остались какие-то деньги, ей некуда их потратить, потому что она никогда не покидает замок.