— Джек, — подала голос Эвелина. — Ее убили.
— Убили? — Я подправил настройки транслятора, но ответа не услышал. — Кого убили, Эвелина?
— Принцессу. Из-за сокровища.
Морфий действовал — слова легко было разобрать, хотя они и не имели смысла. Никто не убивал принцессу — она мертва уже десять тысяч лет. Я склонился над Эвелиной.
— Что было В послании, которое ты передала Римлянину?
Включился свет. Эвелина прикрыла лицо рукой.
— Убила бею Римлянина. Пришлось. Ради сокровища. Бея все еще аккуратно сворачивала сетку маленькими грязными ручками.
— Бею никто не убивал. Вот она, здесь.
Эвелина не услышала. Доза обезболивающего подействовала — рука Эвелины, расслабившись, соскользнула на грудь. На мягкой, словно воск, коже лба остались четкие вмятины — там, где коснулась кисть. Ячеистые выступы на подушечках пальцев расплющились и вдавились внутрь так, что виднелись кончики костей.
Эвелина открыла глаза.
— Джек… — В ее голосе сквозила такая безнадежность, что я потянулся и выключил транслятор. — Слишком поздно.
Лако протиснулся мимо меня и приподнял сетку, что занавешивала койку.
— Что она сказала?
— Ничего. — Я снял перчатки и швырнул их в ящик, куда мы складывали все, к чему прикасалась Эвелина. Бея вертела в руках пластиковую сетку, в которой лежал окровавленный листок. Я отнял ее и бросил вслед за перчатками. — Она не в себе. Я вколол ей дозу. Корабль прибыл?
— Нет. Зато появился Римлянин.
— Проклятие, — сказала Эвелина. Но я ей не поверил.
К моменту перехвата послания от Лако я передал в эфир восемь колонок с репортажами о проклятии. Мы с лисийской экспедицией тащились по бесконечной пустыне Колхиды. Давно закончился ажиотаж вокруг «потрясающих археологических находок», которые состояли из парочки глиняных горшков и горстки черных костей. Правда, и два горшка — прогресс по сравнению с результатами пятилетних изысканий команды Говарда на Хребте. Редакция периодически вякала, что меня пора отправить оттуда первым же пассажирским кораблем, но я знал, что они этого не сделают, пока Ассошиэйтед Пресс не отзовет с планеты Брэдстрита. Когда — и если — сокровище, за которым все так упорно охотятся, будет найдено, в дамках окажется редакция, представитель которой торчит на Колхиде. Чтобы оказаться в нужном месте в нужное время, нужно было сочинять что-нибудь интересненькое. Я смотался на север, написал о заштатной сухундулимской резне, после чего присоединился к лисийцам. Как только тема горшков исчерпала себя, настал черед проклятия.
Ничего серьезного из этого выудить было нельзя — ни убийств, ни снежных обвалов, ни загадочных пожаров не случалось — но из каждой растянутой лодыжки и укуса хранита я умудрялся выжать как минимум четыре колонки.
После первой, которая называлась «Новая жертва проклятия королей», Говард послал мне с Хребта записку наземной почтой: «Эй, Джеки, где сокровище, там и проклятие!», на что я откликнулся: «Чего ради я торчу здесь, если сокровище на твоей территории? Как найдешь, так сразу и примчусь». Ответа я не получил, а лисийская экспедиция не нашла больше ни одной косточки. Пришлось выкручиваться. Шесть малюсеньких камушков, скатившихся со склона вулкана, в моей интерпретации превратились в «Проклятие королей: загадочный обвал едва не накрыл археологическую экспедицию». Я только скормил это сообщение передатчику, как раздалось шипение — заработала консульская связь. Репортеры не имеют права перехватывать консульские коммуникации. Лако, консул в Хребте, всячески пытался обезопасить свои каналы связи, но у меня хватило и времени, и терпения. Я перепробовал все частоты, нашел-таки нужную и пробился сквозь консульскую систему защиты.
В послании содержалось требование немедленно прислать корабль. Пассажирский должен был прибыть через месяц, но Лако, очевидно, ждать не мог. Похоже, что-то нашли.
Наземной почтой я отослал Говарду копию своей колонки с вопросом «Нашли что-нибудь?», но ответа не получил.
После этого я расспросил членов экспедиции, кому что нужно на базе — мол, у меня полетел амортизатор, надо съездить и заменить. Мне вручили список, я погрузил оборудование в джип и направился на Хребет.
Всю дорогу я передавал репортажи — пересылая их наземной связью на радиорелейную станцию, которая осталась в лагере лисийцев: пусть Брэдстрит думает, что я все еще там. Конечно, для этого приходилось каждый раз останавливать джип и заново монтировать передатчик, но я совсем не хотел, чтобы Брэдстрит заявился на Хребет — пускай себе сидит на севере в надежде на очередную резню. На «ласточке» ему до Хребта всего полтора дня лету.
Я отослал в эфир статью «Орудие проклятия: храниты угрожают жизни археологов». Клещевидные храниты сосут кровь у придурков, которые по всяким ямам да раскопам шарят. Лисийская экспедиция именно этим и занимается: руки археологов покрыты участками омертвелой кожи — там, где яд поступил в кровь. Противоядия от укусов хранитов нет, кровь сохраняет токсичность как минимум неделю — вот кто-то и додумался повесить на бараках зловещий значок с черепом и скрещенными костями: «Грызня запрещена!» Об этом я, конечно же, в статье рассказывать не стал — представил хранитов зловещими орудиями проклятия, которые яростно атакуют всякого нарушителя покоя древних колхидских королей.
На следующий день мне удалось перехватить сообщение с аментийского грузового корабля: «Можем прибыть через неделю». Лако откликнулся одним словом: «Скорее!»
Чтобы опередить корабль, нужно было завязывать с репортажами. Я отослал несколько заранее состряпанных записей с предусмотрительно не проставленными датами: весьма лестный рассказ о многострадальном консуле Лако, честном и справедливом миротворце; интервью с Говардом и Борхардтом; не слишком лестный очерк о местном диктаторе Римлянине; ну и краткое описание разграбленных склепов, из-за чего экспедиция Говарда и прибыла на эту планету.
Передавать все это с Хребта было опасно, но я надеялся, что Брэдстрит, проверив пункт передачи, решит, что я пытаюсь запутать следы и покрываю грязные махинации экспедиции в надежде первым сообщить сенсационную новость. Если повезет, он на своей клятой «ласточке» метнется к лисийцам.
До деревни Римлянина я добирался шесть дней. К Хребту оттуда больше суток тащиться, но Лако и его люди должны быть здесь — ведь именно сюда через два дня прибудет корабль.
Над рядами белых глиняных домов царила мертвая тишина, напомнившая мне о другом месте. Времени было — начало шестого. Наверняка все легли вздремнуть после обеда и проснутся не раньше шести. Я постучал к консулу. Дверь оказалась заперта — никого нет дома. Сквозь спущенные жалюзи я разглядел, что передатчика Лако на столе не было. В приземистом бараке, где обосновались члены экспедиции на Хребет, тоже пусто. Я встревожился: куда, черт побери, они провалились?! Неужели застряли на Хребте? Корабль вот-вот приземлится. А вдруг он уже забрал их и улетел — на двое суток раньше намеченного?
Я третий день ничего не передавал в эфир — заранее подготовленные репортажи закончились, а тратить время на установку оборудования не хотелось. Даже в лисийской экспедиции я соблюдал предельную осторожность: время от времени подкапливал репортажи, по два-три дня не выходя в эфир, так что Брэдстрит вряд ли догадается, в чем дело. Впрочем, рано или поздно он все поймет — тут уж ничего не поделаешь. Срываться на Хребет я не собирался — надо кого-нибудь расспросить, наверняка узнать, что люди еще там. Да и темно уже — в любом случае идти некуда. Я сел на глиняные ступеньки барака, достал передатчик, проверил местонахождение корабля. Все еще в пути — прибудет через день. Так где же экспедиция? Что это, проклятие сработало? Загадочное исчезновение команды археологов?
Репортажа об этом в любом случае не напишешь, так что пришлось набросать пару колонок об Эвелине Герберт, единственной участнице экспедиции Говарда, с которой я не успел познакомиться. Она присоединилась к группе после того, как я уехал на север делать репортаж о резне. Брэдстрит говорил, что она красавица. Ну, то есть вообще-то он настаивал, что она — самая прекрасная женщина на свете, но это потому, что мы с ним, застряв в Хамсине, распили бадью джина, разлитого в бутылки из-под колы.
