— Нет! — воскликнула Роза. «Нет, не хочу!»

— Знаю, это поначалу пугает, но однажды, совсем скоро, ты встретишь симпатичного мальчика и тогда поймешь…

«Нет, не пойму. Никогда! Я знаю, что творят мальчишки…»

— Лет через пять все будет по-другому, Роза. Вот увидишь… «Ни через пять. Ни даже через сто. Нет!»

— У меня грудей не будет! — закричала Роза и швырнула в мать подушкой. — Месячных не будет! Я не стану! Нет!!!

Мама сочувственно посмотрела на нее и обняла.

— Этого ведь не остановишь, солнышко. Тут нечего бояться… С тех пор Роза все время боялась. А теперь испугается еще больше, как только папа заговорит.

— Я хотел вам рассказать, — начал папа, — чтобы вы не прослышали от кого-то другого. Чтобы вы узнали, что происходит на самом деле, а не только слухи. — Он запнулся и тяжело вздохнул. Даже начинались эти их разговоры одинаково! — Думаю, лучше, чтобы вы узнали от меня, — продолжал папа. — Солнце превращается в новую звезду, в красного гиганта.

Мама хватала ртом воздух; вдох как вздох, долгий и тихий, последний глоток воздуха полной грудью. Брат захлопнул книжку.

«И это все?» — удивленно подумала Роза.

— Солнце выработало весь водород в своем ядре. Оно начинает сжигать само себя, а когда сожжет — то расшириться и… — отец прервался на полуслове.

— Поглотит всех нас, — произнес брат. — Я читал. Солнце попросту взорвется, расширится до самого Марса. Оно поглотит Меркурий и Венеру, и Землю, и Марс, и мы все погибнем.

Папа кивнул.

— Да, — сказал он как будто с облегчением, что худшее — позади.

— Нет… — прошептала мама.

Роза подумала, что это ерунда. Ерунда! То, что рассказывала ей мама, было гораздо хуже. Кровь и тьма…

— На Солнце происходят изменения, — продолжил отец. — Чаще стало штормить, слишком часто. И Солнце испускает необычные вспышки нейтрино. Все указывает на то, что…

— Сколько еще? — спросила мама.

— Год. Максимум, пять. Никто не знает.

— Это нужно остановить! — в страхе вскрикнула мама, а Роза, сидя в своем солнечном пятне, изумленно подняла голову.

— Невозможно, — ответил отец. — Это уже началось.

— Я не допущу, — заявила мама. — Дети… Я не позволю! С моей Розочкой ничего не случится! Она так любит солнце…

При этих словах Роза кое-что вспомнила. На старой фотографии, подписанной мамой, — малышка в желтом купальнике: плоская грудь, выпяченный животик, ведерко, совочек, пальцы в горячем песке, глаза щурятся от яркого света. Внизу, маминым почерком, белыми чернилами: «Роза, на солнце».

Отец держит маму за руку, приобнял брата. Головы вжаты в плечи, словно в предчувствии взрыва, как будто вот-вот на них обрушится бомба.

Роза подумала: «Все мы, через год или пять, ну, конечно, максимум пять, все мы снова будем детьми, всем нам будет хорошо и тепло на солнце».

Не могла она заставить себя бояться солнца.

Снова поезд. Незнакомцы двигались туда-сюда по длинному вагону-ресторану, беспорядочно сталкиваясь друге другом. Бабушка измеряла дверные окошки в самом конце. Она не глядела наружу, на пепельный снег. Брата не видно.

Рон сидел в вагоне-ресторане, у стола, покрытого застиранной белой скатертью. Тяжелая ваза, тяжелое и тусклое столовое серебро — специально, чтобы приборы не падали во время движения. Рон откинулся на стуле и смотрел в окно, на снег.

Роза села за стол, напротив него. Сердце болезненно колотилось в груди.

— Привет! — Она не решилась добавить его имя, опасаясь, что звук растает в воздухе, как в прошлый раз, и он поймет, что ей очень страшно.

Рон с улыбкой повернулся к ней и сказал:

— Привет, Роза-мимоза!

Она возненавидела его с такой же внезапной силой, как тогда — родителей, возненавидела за эту способность пугать.

— Что ты тут делаешь? — спросила она. Он ухмыльнулся.

— Ты не отсюда! — сердито заявила Роза. — Я уехала в Канаду, к бабушке! — Глаза ее расширились. Она сама не знала этого, пока не произнесла вслух. — Я тебя даже не знала… Мы жили в Калифорнии, а ты работал в бакалейном… — Воспоминания вдруг хлынули потоком. — Ты не отсюда…

— Быть может, все это Сон, Роза.

Она сердито подняла голову, грудь вздымалась от потрясения. — Что?

— Говорю же, тебе это, может быть, просто снится. — Он положил локти на стол и пригнулся к ней. — Тебе всегда снились самые невероятные сны, Роза-мимоза.

Она покачала головой.

— Не такие. Мои сны были не такие! Мне всегда снилось только хорошее…

Память возвращалась, все быстрее, быстрее… покалывание в боку, в том месте, где по бело-розовой книге положено быть яичникам. Она испугалась, что не добежит до комнаты. Вскочила, комкая белую скатерть.

— Они были не такие…

Спотыкаясь, она стала пробираться к себе сквозь беспорядочную толчею.

— Да, кстати, Роза! — окликнул ее Рон. Она Остановилась, уже схватившись за ручку своей двери, уже почти вспомнив. — Тебе все еще холодно.

— Что? — растерянно спросила она.

— Все еще холодно. Хотя становится теплее.

Она хотела спросить, о чем он, но воспоминания нахлынули, затопили. Роза захлопнула дверь изнутри и, задыхаясь, на ощупь отыскала кровать.

Всей семье снились кошмары. По утрам, за завтраком, у всех троих бывали осунувшиеся от усталости лица, чернота под глазами. Им еще не доставили кухонные шторы со свинцовой пропиткой, поэтому завтракать приходилось в гостиной — здесь можно было опустить жалюзи. Мама с папой сидели на голубом диванчике, упираясь коленками в накрытый к завтраку журнальный столик. Роза с братом сидели на полу.

Мама уставилась в плотные шторы.

— Мне снилось, что во мне множество отверстий: крошечные дырочки повсюду, как в мелком кружеве…

— Что ты, Эвелин! — пробормотал папа. Брат сказал:

— Мне снилось, что в доме пожар, а потом приехали пожарные машины, все потушили… но сами загорелись, и пожарники тоже, и деревья, и…

— Хватит, доедай лучше, — оборвал его папа и мягко добавил, обращаясь к жене: — Сквозь нас все время проходят нейтрино. Прямо насквозь, по всей Земле. Они совершенно безопасны. Никаких дырочек не пробивают. Это не страшно, Эвелин. Не думай о нейтрино, они не принесут вреда.

— Роза, помнишь, у тебя раньше было кружевное платье? — спросила мама, не отрывая взгляда от штор. — Желтое такое… Много-много маленьких отверстий, дырочек.

— Можно встать из-за стола? — Брат сжимал в руках книгу с фотографией солнца на обложке.

Папа кивнул, и брат пошел прочь, читая на ходу.

— Надень кепку! — отчаянно вскрикнула мама, провожая сына взглядом, а потом повернулась и посмотрела на Розу покрасневшими глазами. — Тебе ведь тоже снились кошмары, правда, Роза?

Роза покачала головой, уставившись в тарелку с хлопьями. За завтраком она разглядывала запретное солнце сквозь щель в жалюзи. Полоски жалюзи чуть разошлись, и на тарелку к Розе прыгнул маленький солнечный зайчик. Они с мамой обе уставились на него. Роза прикрыла пятно света рукой.

— Тебе снились хорошие сны, Роза, или ты не помнишь? — мамин голос звучал почти обвиняющее.

— Помню! — ответила Роза, рассматривая солнечное пятно на руке. Ей снился медведь. Огромный золотой медведь со сверкающей шерстью. Роза играла с медведем в мячик. Обеими руками держала сине-зеленый мяч. Медведь лениво потянулся золотой лапой и выбил мяч из рук Розы. В жизни она не видала ничего прекрасней этого мягкого, плавного взмаха гигантской лапы. Вспоминая, Роза улыбнулась сама себе.

— Расскажи, что тебе снилось, Роза! — попросила мама.

— Ладно, — буркнула Роза. — Мне снился большой желтый медведь, который бросал синий мячик.

Мама моргнула.

— Бросил нас всех в никуда! — выкрикнула Роза и бросилась из темной гостиной на яркое утреннее солнце.

— Надень шляпу! — воскликнула мама, почти срываясь на визг.

Роза долго стояла у двери и наблюдала. Он разговаривал с бабушкой. Та отложила в сторону сантиметр — желтый, с угольно-черными делениями — и с улыбкой кивала. После долгого-долгого разговора он ласково потрепал ее по руке.