После того как Таппер сводил Тиб на бал «Ангелов», он несколько раз приходил к их окну и швырял в него всякие штуки от «Таппервер». По утрам, спеша на уроки, Элизабет видела их на асфальте и на лужайке — пластиковые открывалки, ножи для грейпфрута и держатели для кухонных щеток. Она упорно отказывалась открыть окно, и через некоторое время Таппер перестал приходить.

Элизабет посмотрела под ноги, но сначала не увидела червяка. Она пошевелила траву концом своего костыля, стоя на здоровой ноге, и наконец нашла его. Червяк был теперь темно-красного, почти черного цвета; его высохшее и сморщенное тельце покрылось крохотными льдинками.

Она взглянула на окошко приемной — регистратор ставила на полку медицинскую карту. Элизабет медленно пересекла дорогу и направилась домой.

Дорога домой оказалась настоящей пыткой. К тому времени, как Пол вернулся с работы, Элизабет едва могла шевельнуться.

— Что происходит? — гневно спросил Пол. — Почему ты мне не позвонила? — Он взглянул на часы. — Теперь уже поздно звонить Брубейкеру — он с женой собирался куда-то на ужин. Полагаю, ты не в состоянии идти на концерт?

— Нет, я пойду, — возразила Элизабет.

Пол уменьшил температуру, даже не глядя на термостат.

— Как вообще это случилось? — спросил он.

— Мне показалось, я увидела парня, которого знала раньше. Хотела догнать его…

Пол вытаращил на нее глаза.

— Парня, которого знала раньше? В колледже? И что он там делает? Все еще ждет выпускных экзаменов?

— Не знаю…

«Интересно, а Сэнди встречает саму себя в кампусе? — подумала Элизабет. — Девочку в белоснежном свитере и нитке жемчуга, стоящую на пороге общежития «Альфа-Фи» и болтающую с Чаком Пегано?»

Нет, ее душа не томится в плену… Сэнди ведь не говорила: «Скажи, что меня нет!» Или: «Отлично, начинай искать прямо сейчас!» Вот потому-то — а еще из-за спущенной шины — кампус не захватил ее в заложники и спасать ее не надо. В спасении нуждаются Элизабет и ее друзья.

— Ты не представляешь, во что нам обойдется эта твоя выходка, — сердито заявил Пол. — Сегодня Брубейкер сказал мне, что у него для тебя есть работа в деканате.

Он снял с ее ноги бинт и взглянул на лодыжку. Элизабет намочила повязку по дороге домой, так что Пол отправился искать свежий бинт. Через пару минут он вернулся в комнату, держа в руках сморщенный бланк.

— Вот, нашел в ящике бюро. Ты ведь сказала, что отнесла анкету в офис?

— Листочки упали в сточную канаву, — призналась Элизабет.

— Почему же ты сразу их не выкинула?

— Я подумала, что это может быть важно. — Элизабет взяла бумаги из рук Пола и поковыляла к дверям.

Они опоздали и сидели отдельно от Брубейкеров, но когда концерт закончился, те сами к ним подошли. Доктор Брубейкер представил свою жену.

— Как жаль, что с вами такое приключилось, — сочувственно сказала Джанис Брубейкер. — Рон уже несколько лет твердит, что надо привести в порядок центральную дорожку. Раньше она подогревалась. — Супругой Брубейкера оказалась та самая дама, про которую на вечеринке «Таппервер» Сэнди сказала, что она проповедует добродетель. Сегодня Джанис надела темно-красный костюм, а волосы начесала по моде тех времен, когда Элизабет училась в колледже. — С вашей стороны очень любезно пригласить нас в гости, но теперь, конечно, об этом и речи быть не может…

— Нет-нет, — возразила Элизабет, — приходите обязательно! Со мной все в порядке, это лишь небольшое растяжение!

Брубейкеры собирались поговорить с кем-то за кулисами; Пол объяснил, как найти их дом, и повел Элизабет на улицу.

На парковке не нашлось свободного места, так что Пол оставил машину у поликлиники. Элизабет настояла на том, что она дойдет, но через пятнадцать минут они преодолели всего три четверти пути. Пол взбешенно сказал: «Зачем я тебя послушал!» и направился к машине.

Элизабет с трудом доковыляла до бетонной лавочки на краю тротуара (раньше в скамьях были вентиляционные решетки отопительной системы). Даже в шерстяном платье и теплом пальто она все равно стучала зубами от холода. Элизабет положила костыли на скамейку и посмотрела на окно своей бывшей комнаты.

Перед зданием, как раз напротив среднего окна, стоял какой-то парень. Несколько минут он смотрел вверх, засунув руки в карманы джинсовой куртки и ежась от холода, а потом достал что-то из кармана и швырнул в окно.

«Зря стараешься, — подумала Элизабет. — Она не выйдет…»

Таппер еще раз попытался поговорить с ней. Это случилось весной. Снова шел дождь, а дорожки были сплошь покрыты червями. В летной форме учебного корпуса «Ангелов» Тиб посинела от холода.

Она остановила Элизабет на пороге общежития. «Знаешь, я вчера встретила Таппера, он спрашивал о тебе. Я сказала, что ты теперь живешь в «Альфа-Фи». «А-а!» — Элизабет хотела уйти, но Тиб продолжала трещать, как будто ничего не случилось, и они по-прежнему дружили: «Я встречаюсь с парнем из летного корпуса, Джимом Скейтсом. Он такой лапочка!»

Элизабет сказала, что опаздывает на урок. Тиб нервно огляделась. Элизабет проследила за ее взглядом: к ним спешил Таппер на велосипеде.

«Большое спасибо!» — злобно прошипела она. «Ему надо с тобой поговорить!» — «О чем? Как пригласить тебя на танцы в «Альфа-Сигму»?»

С этими словами Элизабет скрылась за дверями общежития, пока Таппер не успел к ней подойти. Он полчаса названивал по телефону, но Элизабет не взяла трубку, и звонки прекратились.

Однако он не оставил своих попыток. Таппер все еще стоит под окном, бросает в него ножи для грейпфрутов и разделители яиц, а она — даже через столько лет — не хочет его простить. Он будет стоять здесь до скончания века, а она никогда, никогда не подойдет к окну…

Элизабет поднялась на ноги. Резиновый наконечник костыля заскользил по ледяной корке, и Элизабет едва не упала. В самый последний миг она ухватилась за край бетонной скамейки.

Автомобиль, громко сигналя и сверкая фарами, остановился у кромки тротуара. Пол вышел из машины.

— Бога ради, поторапливайся! Брубейкеры, должно быть, уже стоят под дверью.

Он забрал у Элизабет костыли и потащил ее к машине, просунув руку под мышку. Автомобиль рванул с места, а паренек так и стоял под окном.

Брубейкеры действительно уже приехали и ждали на подъездной дорожке. Пол оставил Элизабет в машине и бросился открывать гостям дверь, а доктор Брубейкер пытался помочь Элизабет встать на ноги и опереться на костыли.

Джанис без конца повторяла:

— Ах, мы причиняем вам столько хлопот!

Потом они отступили в сторону, растерянно наблюдая, как Элизабет хромает к крыльцу.

Джанис вызвалась приготовить кофе. Элизабет, так и не сняв пальто, села у кухонного стола. Пол накрыл стол — чашки, блюдца, тарелочка с печеньем — перед тем, как они отправились на концерт.

— Вы были на вечеринке «Таппервер»? — спросила Джанис, открывая шкафчик, чтобы взять фильтры для кофе. — Жаль, что не выпало другого случая с вами встретиться. Говорят, Сэнди Конкел уже вонзила в вас свои коготки!

— На вечеринке вы сказали, что любите добродетель. Вы верующая? — поинтересовалась Элизабет.

Джанис возилась с бумажным фильтром кофейника. Она замерла и пристально взглянула на Элизабет.

— Да, разумеется, я христианка. Знаете, Сэнди Конкел утверждает, что вечеринка «Таппервер» — неподходящее место для религиозных разговоров, но я не согласна. Любое место подходит для того, чтобы приблизиться к Богу! И я была права. Бог ведь говорил с вами, Элизабет, не так ли?

— Что, если вы сделали что-то неправильно — давным-давно, и потом оказалось, что этим поступком вы все разрушили?

— Как бы мы ни скрывали свои грехи, они выплывут наружу! — убежденно заявила Джанис.

— Я не имею в виду грехи, — сказала Элизабет. — Я говорю о всяких мелочах, которым мы не придаем никакого значения — например, ступаем в лужу или ссоримся с кем-то… Что, если вы пришли в ярость и уехали, оставив человека посреди пустынной дороги, и этот поступок изменил сразу несколько жизней? Или, предположим, вы отказались говорить с кем-то, поскольку он ранил ваши чувства, и не открыли окно? Такая вот чепуха перевернула судьбы ваших близких… И теперь… теперь она слишком много пьет, а он покончил с собой, а вы и понятия не имели, что несете за это ответственность!