Джейкоби вошел первым, а я последовала за мужчинами и попала в некое подобие туннеля, стены которого, от пола до потолка, были обложены стопками газет и чистыми пластиковыми мешками, наполненными бутылками из-под содовой. В гостиной стояли несколько картонных коробок с монетами, шариковыми ручками и какими-то ящичками.

— Похоже, вы к чему-то готовитесь, — пробормотал Джейкоби.

— Вот именно, — подтвердил Кинтана.

В кухне все свободное пространство занимали сковородки и кастрюльки, а на столе разместился целый архив газетных вырезок, разложенных стопками примерно в фут высотой каждая и накрытых почему-то скатертью.

— Всю жизнь слежу за «Джайантс», — застенчиво сообщил хозяин квартиры и любезно предложил нам обоим кофе, от которого мы отказались.

Тем не менее Кинтана включил газ и поставил на огонь чайничек.

— Вы хотели показать фотографию? — напомнила я.

Кинтана кивнул, поднял с пола старый деревянный ящик из-под мыла, поставил его на краешек стола и принялся перебирать стопки пожелтевших снимков, меню, счетов и прочих вещичек, первоначальное предназначение которых осталось для меня тайной.

— Вот, — сказал он, доставая из коробки выцветший снимок размером пять на семь. — Думаю, мы сфотографировались в конце восемьдесят восьмого.

На фотографии пять подростков сидели на стульях перед телевизором в общей комнате какого-то учреждения.

— Это я. — Кинтана указал на паренька, представлявшего собой омоложенную копию себя нынешнего. Привычка напяливать все, что попадет под руку, появилась у него уже тогда. — Видите того парня, у окна?

Я прищурилась. Мальчик у окна был худенький, с длинными волосами и намеком на бородку. Он сидел, повернувшись к фотографу в профиль. Был ли это стрелок? Возможно. А возможно, и нет.

— Посмотрите, он пощипывает волоски на руке. Видите?

Я кивнула.

— Вот почему я на него подумал. Такая у него была привычка. Мог делать это часами. Мне он нравился. Я звал его Фред-а-лито-линдо. Потому что он всегда напевал эту песенку.

— А его настоящее имя? — спросил Джейкоби.

— У него была сильная депрессия, — словно не слыша вопроса, продолжал Кинтана. — Поэтому его и направили в Напу. В семье случилось несчастье. Его младшая сестра погибла. Вроде бы что-то случилось с лодкой.

Кинтана выключил газ и отошел к шкафчику, а я подумала: какое чудо, что он до сих пор не спалил весь дом.

— Мистер Кинтана, — прорычал Джейкоби, — не вынуждайте меня спрашивать дважды. Мне нужно его настоящее имя.

Кинтана вернулся к столу с надтреснутой чашкой кофе, придерживая полу кардигана с изяществом и уверенностью человека, рожденного в собственном поместье.

— Зовут его Фред. Альфред Бринкли. Но знаете, я просто не представляю, как Фред мог убить столько народу. Это был милейший и добрейший парень.

Я позвонила из машины Ричу Конклину и попросила проверить Бринкли по базе данных. Джейкоби уже свернул на Брайант-стрит.

Чи и Макнил дожидались нас в баре «Пиво Макбейна», мрачноватом заведении, зажатом между двумя конторами, занимающимися освобождением обвиняемых под залог.

Присоединившись к ним, мы заказали по кружке «Фостера», и я поинтересовалась, что у них нового.

— Потолковали с одним парнем, владельцем табачного магазина в Вальехо, — начал Чи. — Старикан сказал, что да, торгует турецкими сигаретами именно такой марки. Продает по паре пачек в месяц постоянному клиенту. При нас снял с полки блок — точно, недостает двух пачек.

Пришедший последним Конклин подсел к столику и заказал «Дос экис» и бургер «ангус» с кровью.

Вид у него был такой, будто он что-то задумал.

— Напарник разволновался из-за блока сигарет, — сказал Кэппи.

— То есть ты у нас умный, а я дурак? — обиделся Чи.

— Ближе к делу, парни, ладно? — проворчал Джейкоби.

Принесли пиво, и мы втроем — Джейкоби, Конклин и я — подняли стаканы за Дона Макбейна, хозяина бара, бывшего капитана полиции, чья фотография в рамке висела над баром.

— Так вот, — продолжал Чи, — парень говорит, что клиент — какой-то древний грек лет восьмидесяти, потом останавливается, чешет голову и просит еще раз показать фотографию.

— Я сую ему в нос снимок стрелка, — подхватывает Кэппи, — и он спрашивает: «Этот парень? Раньше я частенько встречал его утром у газетного киоска. Так он устроил стрельбу на пароме?»

Джейкоби подозвал официантку и повернулся ко мне:

— Я тоже возьму бургер. С картошкой. Ты…

Договорить ему не дал Чи:

— Дальше старик сообщает, что имени нашего подозреваемого не знает, но думает, что он живет в доме через улицу, номер 1513.

— Мы едем туда, — вступил Кэппи, — и…

— Это когда-нибудь кончится? — простонал Джейкоби, устало потирая глаза.

— Получаем имя, — завершил торжествующе Кэппи. — Управляющий дома 1513 уверенно опознал нашего клиента по фотографии. Сказал, что подозреваемого выселили два месяца назад, после того как он потерял работу.

— А теперь, пожалуйста, барабанная дробь и литавры, — добавил Чи. — Имя стрелка — Альфред Бринкли.

Мыс Джейкоби переглянулись. Разочаровывать ребят не хотелось, но что поделаешь?

— Спасибо, Пол. Имя мы уже знаем. Вы выяснили, где он раньше работал?

— Конечно, лейтенант. В книжном магазине… э… «Сэм'с бук» на Мэйсон-стрит.

Я повернулась к Конклину:

— Ричи, улыбаешься, как чеширский кот. Что-то разузнал?

Откинувшись на спинку стула, Конклин слушал нас с самодовольной улыбкой. После моего вопроса он подался вперед, положил руки на стол и с важным видом изрек:

— В базе данных на Бринкли ничего нет. Ни судимостей, ни арестов. Но… — Рич поднял указательный палец, — он служил на базе Пресидио. Провел там два года. Уволен с военной службы по состоянию здоровья в девяносто четвертом.

— Получается, парень попал в армию после того, как побывал в дурдоме? — удивился Джейкоби.

— В том заведении в Напе Бринкли оказался еще подростком, — пояснил Конклин. — Доступа к его медицинской карте того времени нет. Да и в армию у нас берут чуть ли не каждого желающего.

Картина определенно прояснялась. И пусть то, что появлялось из тумана, выглядело страшновато, я знала теперь ответ на вопрос, мучивший меня с самого начала расследования.

Бринкли был отличным стрелком, потому что этому его научили в армии.

На следующее утро в девять часов мы втроем уже были на Мэйсон-стрит, около Норт-Пойнта. В двух кварталах от нас находилась Рыбачья пристань — туристический район, застроенный огромными отелями, ресторанами, прокатными бюро и сувенирными магазинами, рядом с которыми прямо на тротуаре расставляли ценники уличные торговцы.

Не скрою, я волновалась. Мы вошли в просторный зал книжного магазина, и Джейкоби, показав жетон ближайшей продавщице, спросил, знает ли она Альфреда Бринкли. Девушка вызвала дежурного администратора, который спустился вместе с нами в подвал, где представил управляющему складом, смуглолицему мужчине лет тридцати пяти по имени Эдисон Джонс в потертой футболке с надписью «Дюран Дюран» и гвоздиком в носу.

Склад оказался необъятным помещением с бетонными стенами, заставленными разборными стеллажами, поржавевшими металлическими дверьми, открывающимися на погрузочные платформы. Туда-сюда раскатывали рабочие на груженных книгами картах.

— Мы с Фредом были приятелями, — сказал Джонс. — Не то чтобы болтались вместе после работы или что-то в этом роде, но он был толковый парень и мне нравился. Поначалу. А потом у него начались странности. — Он уменьшил звук телевизора, стоявшего на металлическом столе, рядом со стопками накладных и канцелярскими принадлежностями.

— Какие странности? — спросил Конклин.

— Ну, он мог, например, спросить: «Ты слышал, что сейчас сказал мне Вульф Блитцер?» Понимаете? Вроде того что с ним разговаривает телевизор. И еще постоянно подергивался и тихонько так напевал. Люди нервничали. Да и кому такое понравится? — Джонс вытер руку о футболку. — А когда стал опаздывать или вообще не приходить на работу, у начальства появился повод избавиться от него. — Он помолчал, потом стащил с полки коробку и поставил на стол: — У меня остались его книги.