Что касается меня, я была только «за» — уж больно напряженными выдались последние дни, чтобы упускать возможность расслабиться.

К счастью, в баре нашлись свободные места. За пивом с орешками мы обсудили похищение Мэдисон, а потом Стенфорд рассказал о еще одном деле с похищением ребенка, которое ему довелось расследовать несколько месяцев назад.

Десятилетнюю девочку похитили средь бела дня, когда она возвращалась из школы домой. Спустя десять часов ее, изнасилованную и задушенную, нашли на алтаре в церкви со сложенными в молитвенном жесте руками. Несмотря на все предпринятые усилия, убийцу так и не нашли.

— На ваш взгляд, как часто похищенных удается вернуть? — спросила я.

— Чаще всего детей похищают по тем или иным причинам члены семьи или родственники. В таких случаях ребенка обычно возвращают в целости и сохранности. Когда похититель — чужой, шансы на удачный исход примерно пятьдесят на пятьдесят. — Стенфорд помолчал, потом добавил уже другим, напряженным голосом: — Называйте это, как хотите, страстью или одержимостью, но я считаю, что чем больше отловлю этого зверья, тем безопаснее будет мир для трех моих детей.

— Я бы не прочь пообедать, не составите мне компанию? — предложил Стенфорд.

Официантка принесла меню, и поскольку на восьмичасовой рейс мы уже опоздали, нам ничего не оставалось, как согласиться.

Стенфорд заказал бутылку «пино гриджо», а мы с Конклином поделились с ним информацией о похищении и убийстве Паолы Риччи.

— Честно говоря, мы застряли, — призналась я. — Ниточек практически нет, а те, что есть, приводят в тупик. Так и ходим по кругу.

Принесли стейки. Стенфорд заказал еще бутылку вина. И я впервые за весь этот долгий день почувствовала, как сползает с плеч усталость и уходит напряжение. Мы говорили о делах, обменивались мнениями и слушали живую музыку, доносившуюся из дальнего угла бара, где играла кантри-группа.

В какой-то момент я вдруг поймала себя на том, что ноги Конклина под столом уж слишком часто наталкиваются на мои, рукав его замшевого пиджака касается моей руки, приятный голос ласкает слух, бокал с легкостью следует за бокалом, а вечер постепенно втягивается в ночь.

В четверть десятого Дэйв Стенфорд стал собираться. Перед тем как уйти, он пообещал держать нас в курсе событий по делу малыша Чарлза и делиться любой информацией, которая может касаться похищения Мэдисон Тайлер.

Мы пропустили еще один рейс на Сан-Франциско и, проводив Стенфорда, перешли к другому выходу, чтобы провести в ожидании еще час.

И тут музыканты заиграли что-то из Кении Чесни, а певица стала приглашать присутствующих на «пятачок» перед маленькой сценой.

Большую часть припозднившихся клиентов составляли местные юнцы, томящиеся в ожидании рейса, и служащие аэропорта, и они не заставили себя просить дважды.

— Ну что, подурачимся, а? — улыбнулся Рич.

— А почему бы и нет? — усмехнулась я.

Мы пробились на площадку, присоединившись к развеселой толпе совершенно незнакомых людей, толкущихся на крошечном пятачке, подпевающих солистке, наталкивающихся друг на друга и при этом смеющихся.

Надо признаться, я уже давно так не хохотала. В общем, получилось здорово.

Едва песня закончилась, как певица сорвала микрофон со стойки, облизала пересохшие губы и, подойдя к парню за электропианино, затянула с ним дуэтом «Лживые глаза».

Толпа разбилась на пары. Рич протянул руки, и я без малейших колебаний шагнула в его объятия. Боже, Боже, как же приятно чувствовать, что тебя обнимает настоящий мужчина.

Зал слегка кружился, и я, закрыв глаза, позволила Ричу вести. Расстояние между нами все сокращалось и сокращалось, потому что нас сжимали со всех сторон, и мы не столько танцевали, сколько стояли, покачиваясь, на одном месте. В конце я даже привстала на цыпочки и положила голову ему на плечо, а он обнял меня еще крепче. Когда музыка отзвучала, Рич вздохнул и покачал головой:

— Черт, что-то меня совсем не тянет на самолет. Что думаешь?

Помню, я ответила, что после долгого рабочего дня у нас есть все основания немного расслабиться, а поскольку оплачивать расходы в любом случае придется управлению, то почему бы и не заночевать в Сан-Франциско.

И все же внутренняя борьба еще продолжалась, и, подавая кредитку дежурному отеля «Мэриотт», я убеждала себя, что это еще ничего не значит, что я просто поднимусь сейчас на этаж, войду в номер и завалюсь спать. И ничего больше.

В кабине мы с Ричем встали у противоположных стен, а между нами втиснулась едва держащаяся на ногах парочка. Подъем на десятый этаж показался вечностью. Не скрою, я скучала по его объятиям.

Выйдя в коридор, я сразу пожелала ему спокойной ночи, повернулась, вставила карточку в слот и, не оглядываясь, взялась за ручку. У меня за спиной он сделал то же самое.

— Увидимся утром, Линдси.

— Конечно. Спокойной ночи, Ричи.

На панели зажегся зеленый, и ручка медленно повернулась.

Я закрыла дверь и заперла ее на задвижку. Голова шла кругом от коктейля смешанных чувств — желания, облегчения, сожаления… Я стащила с себя одежду, и через минуту в ушах застучала кровь, а в грудь ударила горячая струя.

Чистая и розовая, как поросенок, я завернулась в теплое махровое полотенце и стала сушить волосы. Потом протерла запотевшее зеркало над раковиной и прошлась придирчивым взглядом по своему отражению. Пожалуй, я все еще выглядела молодой, привлекательной и желанной. Груди твердые, живот плоский, песочного цвета шелковистые волосы падают на плечи волнистым каскадом.

Почему Джо так и не позвонил?

Я надела белый халат, вернулась в спальню, проверила голосовую почту на сотовом — ничего. Как и на автоответчике дома.

Джо улетел шесть дней назад.

Неужели это и впрямь конец?

Неужели я уже никогда больше не увижу его? Почему он не прилетел за мной?

Я завесила шторы на окне, сложила вдвое золотистое покрывало, взбила подушку. Голова еще шумела после вина и горячего душа.

Я легла. Закрыла глаза. И меркнущие образы Джо быстро сменились куда более яркими, живыми, соблазнительными фантазиями. Всего полчаса назад Рич держал меня в объятиях, и теперь я снова переживала те волнительные моменты, когда просто танец превратился в нечто большее и когда я, обняв его за шею и прижавшись крепче, ощутила его желание.

Все в порядке, убеждала я себя. Так и должно быть. Это вполне естественные чувства. В конце концов, мы оба люди, я — женщина, он — мужчина, и в такой реакции друг на друга нет ничего противоестественного…

Я вздрогнула — в дверь кто-то постучал.

Стук повторился, и сердце подпрыгнуло.

Запахнув полы халата, я прошлепала босиком через комнату, посмотрела в «глазок» и увидела Рича Конклина. На голове у него была мятая прозрачная шапочка для душа.

Я рассмеялась, дрожащей рукой повернула задвижку и открыла дверь. Напарник стоял передо мной — в брюках, расстегнутой до третьего ребра голубой рубашке и с фирменной зубной щеткой, которую он держал в руке, как маленький белый флаг.

— Хотел спросить, Линдси, нет ли у тебя случайно зубной пасты. У меня в номере есть все, включая освежитель, а вот пасту, похоже, положить забыли.

Серьезное выражение на лице плюс идиотский вопрос о пасте и дурацкая шапочка на голове — я едва не лопнула от смеха. Потом распахнула дверь пошире и отступила в сторону.

— Пасты у меня в ванной тоже нет, но зато, кажется, есть что-то в сумочке.

Я закрыла дверь, повернулась и, наклонившись за валявшейся на полу сумочкой, потеряла равновесие. Рич успел схватить меня за локоть, и в следующий момент мы снова оказались вдруг рядом. Слегка смущенные. Слегка растерянные. Одни в номере лос-анджелесского отеля. Он тряхнул головой, отбрасывая со лба выбившуюся из-под шапочки прядь. Зубная щетка полетела на пол. А потом Рич обнял меня за талию и привлек к себе.