Наверное, я и сейчас еще не знала этого.

Не раз и не два я просила Траччио позволить мне заниматься оперативной работой, и, конечно, моя реакция стала для него полной неожиданностью. Черт! Иногда я и сама себя не понимала.

С другой стороны, а что тут понимать?

Прямой выход на шефа? Чушь.

Меня просто понизили. Опустили на ступеньку ниже.

И теперь приказы мне будет отдавать Джейкоби. Смогу ли я с этим смириться?

«Я ответил, что соглашусь только в том случае, если ты этого сама хочешь».

Нужно обязательно поговорить с Джо.

Я снова взяла телефон и нажала кнопку повторного набора. Голос Джо, предлагавший оставить сообщение, отозвался наплывом воспоминаний: наши путешествия, горячие ночи любви, мелочи, которые нравились нам обоим. Память сохранила каждое мгновение, и я смаковала их с наслаждением, не спеша, потому что не знала, когда снова его увижу. Что бы я только ни отдала, чтобы оказаться в его объятиях, забыться в жаре его любви, ощутить его заботу и внимание. Одно его прикосновение смыло бы тревогу, беспокойство и неуверенность.

Я выключила телефон, так и не оставив сообщения, потом позвонила Джо по еще двум номерам — ничего.

Я заехала на стоянку, поставила машину на ручной тормоз и еще долго сидела, глядя перед собой и не видя ничего, думая о Джо и о том, как же мне его не хватает.

И тут меня осенило.

А ведь ничего невозможного нет!

Одно могу сказать точно — с толпой я не сливалась. Мужчины в серых деловых костюмах и красных и синих галстуках — и я. В новой кашемировой кофточке цвета свежих сливок, обтягивающих джинсах и приталенном твидовом жакете. Волосы сияли, обрамляя голову наподобие ореола. Мужчины смотрели мне вслед, и каждый взгляд добавлял еще один балл к моей рвущейся в небеса самооценке.

В ожидании объявления на посадку я попыталась вспомнить, не упустила ли в суматохе что-то важное. За Мартой присмотрят. Пистолет и жетон заперты в ящике стола. Сотовый остался в машине. Вообще-то сотовый можно было и не оставлять, но мне никак не хотелось думать, что какой-нибудь психоаналитик интерпретировал мою забывчивость как выражение подсознательного желания послать к чертям службу.

Я путешествовала налегке, но самое необходимое все же захватила с собой: губную помаду и билеты в оба конца, которые Джо отдал мне с ключами от своей квартиры и запиской такого содержания: «Это твой постоянно действующий пропуск. Годен в любое время. Джо».

Поднимаясь по трапу, я немного нервничала из-за собственной опрометчивости. И не только потому, что оставляла в подвешенном состоянии ситуацию с моим переводом, но и по другой причине.

Джо не раз преподносил сюрпризы своими необъявленными визитами, но я никогда не приезжала к нему без предупреждения.

Расслабиться помог выпитый еще до взлета бокал шампанского, так что когда самолет наконец оторвался от земли, я опустила кресло, устроилась поудобнее и преспокойно уснула. Разбудил меня голос пилота, попросившего пассажиров приготовиться к посадке.

Выйдя из здания аэропорта, я села в такси и дала водителю адрес Джо. Полчаса спустя машина проскользнула мимо цветочных клумб и фонтанов и остановилась перед роскошным жилым комплексом Кеннеди-Уоррен. А еще через несколько минут я уже стояла в застланном толстым ковром холле верхнего этажа исторического крыла здания и звонила в дверь апартаментов Джо.

«Эй, я здесь».

Он не ответил, и я позвонила еще раз. Подождала. Ничего. Я достала из сумочки ключ, вставила в замочную скважину, повернула и открыла дверь.

— Джо? — тихонько позвала я, входя в полутемное фойе. Никого. Я прошла в кухню. — Джо?

Где же он?

Почему не ответил ни на один из моих звонков?

Почему молчат его телефоны?

Сразу за кухней находилась совмещенная со столовой гостиная. Выстеленный дорогим паркетом пол сверкал в солнечном свете, льющемся в комнату через окна в дальнем ее конце. За ними виднелась терраса.

Взгляд скользнул по темной мебели, шикарной обивке стульев, картинам на стенах — все было в идеальном порядке.

Я сделала шаг вперед, и… сердце остановилось.

На диване, повернувшись лицом к окнам, уютно расположилась молодая женщина с журналом в руке. Из ушей свисали белые проводки плейера.

Я застыла на месте, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить хотя бы слово.

Пульс подскочил до потолка, а взгляд словно приклеился к женщине на диване, возле которого стоял кофейный столик с сандвичем и чашкой чаю.

На ней были рабочие брюки и черный топ; густые волосы с высветленными прядками завязаны в узел на затылке, обуви не видно.

Кровь как будто ушла куда-то, и только в кончиках пальцев осталось легкое покалывание, напоминавшее о том, что я еще жива. Неужели все это время Джо вел двойную жизнь? Неужели я ошибалась в нем? Неужели пока я ждала его звонков, его редких визитов, он…

Лицо горело от злости и стыда. Я не знала, что делать: кричать и ругаться или повернуться и тихо уйти.

Как же он мог так меня обманывать?

Должно быть, незнакомка увидела мое отражение в зеркале, потому что вдруг выронила журнал, всплеснула руками и испуганно вскрикнула.

Я тоже вскрикнула.

— Кто вы, черт возьми?

— А кто вы? — Она вырвала наушники и отбросила плейер. Узел на затылке разошелся, и волосы рассыпались по плечам.

— Я — подруга Джо. — Я стояла перед ней как будто голая, понимая, что ничем не могу подтвердить свои притязания. Пусть даже полицейским жетоном.

Ох, Джо, что же ты наделал…

— А я — Мильда. — Она вскочила с дивана, взяла меня за руку и повела в кухню. — Работаю у мистера Молинари. Убираю в доме.

Я рассмеялась, сама не зная почему, но определенно не потому, что мне стало вдруг весело. Она вытащила из кармана чек и сунула мне под нос. Но я уже потеряла к ней всякий интерес. Все, что случилось в последние дни, все напряжение, все чувства, которые я так старательно сдерживала, — все это прорвалось, как поток через размытую плотину, и обрушилось на меня.

— Я сегодня пораньше закончила и решила немного отдохнуть, — объясняла Мильда, моя в раковине свою тарелку. — Пожалуйста, не говорите мистеру Молинари, ладно? Пожалуйста.

Я тупо кивнула:

— Не скажу. Конечно, не скажу.

— Ухожу, ухожу, — добавила поспешно Мильда, выключая кран. — Мне еще за сыном надо успеть. Так я пошла, ладно?

Я снова кивнула. Потом прошла через холл в ванную. Проверила шкафчики, бутылочки, пузыречки, коробочки. Но не обнаружила ни лака для ногтей, ни тампонов, ни пудры, ни крема.

Из ванной я направилась в спальню, просторную комнату с пушистым ковром и видом на задний двор. Я открыла шкаф, просмотрела все вешалки, все ящики, все полки. Ни женских туфелек. Ни юбок. Ни блузок.

Что я делаю?

Я повернулась к кровати и уже собралась сбросить покрывало и проверить постельное белье, но тут увидела фотографию на прикроватной тумбочке. Мы сделали этот снимок в Сосалито шесть месяцев назад. На фотографии Джо обнимал меня одной рукой, а ветер трепал мои волосы. Мы оба выглядели счастливыми и влюбленными.

Я закрыла лицо руками. Как же стыдно. Слезы выкатились из глаз. Рыдания вырвались из груди. Я стояла перед кроватью Джо и ревела навзрыд.

А потом повернулась, вышла из квартиры и улетела в Калифорнию.

Мэдисон Тайлер пропрыгала по расчерченным на тротуаре «классикам», подбежала к няне, схватила ее за руку, и они вместе повернули к Альта-Плаза-парку.

— Так ты слушала, Паола? — спросила девочка.

Паола Риччи легонько сжала детскую ладошку. Девочке было пять лет, но развивалась она так быстро, что порой ее недетские вопросы ставили няню в тупик.

— Конечно, слушала, дорогая.

— Так вот, как я уже говорила, — совершенно серьезным, взрослым и оттого трогательно-забавным тоном продолжала Мэдисон, — когда я играю бетховенскую «Багатель», то первые ноты идут по восходящей гамме и похожи на голубую лесенку…