— В случаях с шизоаффективным расстройством обычно присутствует то, что мы называем преципитатом, то, что вызывает усиление ненормального поведения. Насколько я могу судить, для мистера Бринкли таким преципитатом стало увольнение с работы. Утрата привычной рутины, нарушение сложившейся модели действий, последующее выселение из квартиры — все это обострило и осложнило заболевание.

— Понятно. Скажите, доктор, мистер Бринкли рассказывал вам о стрельбе на пароме?

— Да. Из бесед с ним я понял, что он не бывал на воде после трагического инцидента с парусной лодкой, в результате которого погибла его сестра. Ему было тогда шестнадцать лет. В день происшествия на пароме появился дополнительный преципитат. Мистер Бринкли сказал, что рядом с «Дель-Норте» прошла парусная лодка. Ее появление и спровоцировало дальнейшие события. Говоря языком обывателя, ему снесло крышу. Он уже не мог отличить реальность от иллюзии.

— Мистер Бринкли рассказывал вам, что слышал голоса на пароме?

— Да. Они угрожали ему, требовали убивать. Нужно иметь в виду, что смерть сестры до сих пор служит для Фреда источником сильных переживаний, особенно гнева и злости, которые и проявили себя на пароме в форме взрывной ярости. Пассажиры «Дель-Норте» не были для него реальными людьми — они были всего лишь фоном его галлюцинаций. Его реальностью стали в тот момент голоса, и остановить их он мог только одним способом — исполнить приказ, подчиниться.

Микки Шерман задумчиво провел кончиком указательного пальца по верхней губе.

— Доктор Фридман, можете ли вы утверждать — с разумной долей медицинской вероятности, — что когда мистер Бринкли подчинился голосам и расстрелял пассажиров парома, он не понимал разницы между добром и злом, между тем, что можно и чего нельзя?

— Да. На основании проведенных с мистером Бринкли бесед и моей двадцатилетней практики работы с психически больными людьми могу сказать, что во время инцидента мистер Бринкли страдал от психического недуга или дефекта, из-за чего был не в состоянии отличить добро от зла. В этом я абсолютно убежден.

Дэвид Хейл подтолкнул к Юки записку — на рисунке громадный бульдог с шипованным ошейником, с оскаленных клыков стекает слюна. Подпись — «Взять их!».

Юки улыбнулась и подумала о Паризи — вот кто порвал бы психотерапевта в клочья! Она обвела рисунок кружком, провела под ним жирную линию и поднялась.

— Доктор Фридман, вы ведь часто выступаете в роли эксперта-свидетеля, не так ли?

— Да, — ответил психотерапевт и добавил, что в последние девять лет ему приходилось выступать не только на стороне защиты, но и обвинения.

— Но в данном случае к вашим услугам прибегли адвокаты мистера Бринкли?

— Верно.

— Сколько вам заплатили?

Фридман посмотрел на судью Мура, который ободряюще кивнул ему с возвышения.

— Пожалуйста, доктор Фридман, отвечайте на вопрос.

— Мне заплатили около восьми тысяч долларов.

— Восемь тысяч долларов. Хорошо. Вы долго лечили мистера Бринкли?

— Строго говоря, мистер Бринкли не был моим пациентом.

— Вот как? Тогда позвольте спросить, как вы можете ставить диагноз человеку, которого не лечили?

— У нас было три сеанса, и за это время я успел провести ряд психологических тестов. Так что у меня есть все основания дать оценку психологического состояния мистера Бринкли, не занимаясь его лечением, — фыркнул Фридман.

— Итак, полагаясь на результаты трех сеансов и проведенных тестов, вы утверждаете, что обвиняемый во время убийства не мог сознавать реальные последствия своих действий?

— Именно так.

— И вы не просвечивали подзащитного рентгеном, чтобы найти какую-нибудь опухоль, давящую на его лобные доли?

— Разумеется, нет.

— Тогда откуда же нам знать, что мистер Бринкли не лгал во время этих тестов? Что их результаты объективны? Что он не провел вас?

— Такое невозможно, — снисходительно ответил Фридман. — Видите ли, вопросы тестов можно сравнить с встроенными детекторами лжи. Они повторяются в разных вариантах, и если результаты совпадают, это означает, что испытуемый не лжет.

— Доктор, вы ведь прибегаете к тестированию только потому, что на самом деле не знаете, что в действительности происходит в мозгу пациента, не так ли?

— Э… сделать заключение можно также и на основе поведения.

— Понятно. Доктор Фридман, вы знаете значение юридического термина «осознание вины»?

— Да, знаю. Им обозначают поступки личности, указывающие на то, что он или она вели себя неправильно.

— Хорошо сказано, доктор. Если человек стреляет в людей, а потом убегает, как это сделал мистер Бринкли, не указывает ли это на осознание им своей вины? Не означает ли бегство Альфреда Бринкли с парома, что он понимал неправоту своих действий?

— Послушайте, мисс Кастеллано, когда человек находится в состоянии психоза, не все его поступки логичны. Пассажиры на пароме кричали на него, нападали. Они представляли для него угрозу. Он убежал. На мой взгляд, так поступили бы многие на его месте.

Юки мельком взглянула на Дэвида — тот ободряюще кивнул в ответ. Кивнул… Уж лучше бы телепортировал ей что-то такое, чем можно было бы прижать Фридмана к стенке. Потому что у нее самой не было ничего.

Не было, да вдруг появилось.

— Доктор Фридман, когда вы даете оценку психологического состояния, чутье играет в этом какую-то роль?

— Определенно да. Чутье, или интуиция, есть итог жизненного опыта. В своей профессиональной деятельности я полагаюсь на инстинкт почти в такой же степени, как и на результаты наблюдений, собеседований и тестов.

— Вы определили для себя, опасен мистер Бринкли или нет?

— Я разговаривал с обвиняемым как до, так и после назначения ему курса риспердала, и мое мнение таково: при соответствующем лечении мистер Бринкли не представляет опасности для окружающих.

Юки подошла к свидетелю, положила руки на барьер, посмотрела Фридману в глаза и, позабыв обо всем и обо всех, кто находился в зале, заговорила так, как заговорил бы любой, кого при каждом взгляде на сидящего рядом с Микки Шерманом урода хватали за горло ледяные пальцы страха.

— Доктор Фридман, вы беседовали с обвиняемым за решеткой. Включите свое чутье и ответьте мне: вы бы чувствовали себя в безопасности, если бы ехали с мистером Бринкли в такси? Вы бы чувствовали себя в безопасности, обедая с ним у него дома? Или оказавшись с ним вдвоем в кабине лифта? Вы…

Договорить ей не дал Микки Шерман. Вскочив со стула, он обратился к судье:

— Ваша честь, я протестую. Свидетель не должен отвечать на эти вопросы. Прошу не вносить их в протокол.

— Протест принят, — проворчал судья Мур.

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю, — сказала Юки.

В понедельник, ровно в половине девятого утра, Мириам Дивайн забрала со столика в холле солидную стопку почты и отправилась с ней в кухню, где собиралась позавтракать.

Они с мужем только накануне вечером вернулись в Пасифик-Хайтс после сказочного десятидневного круиза по Средиземному морю, где им не досаждали ни телефоны, ни телевизор, ни газеты, ни счета.

Миссис Дивайн хотелось бы продлить это состояние блаженного неведения хотя бы еще на парочку дней. Еще хотя бы на денек сохранить ощущение покоя и полной беззаботности. Еще на денек отсрочить возвращение в реальный мир.

Ах, если бы это было в ее силах!

Мириам приготовила кофе, разморозила и поджарила две булочки с корицей и с ненавистью обрушилась на почту: каталоги — направо, счета — налево, прочее — прямо, за кофейник.

Наткнувшись на ничем не примечательный белый конверт, адресованный Тайлерам, она отправила его в «прочее» и продолжила схватку, разбрасывая счета, рекламки, уведомления и тому подобный хлам, пока в кухню не вошел Джим.

Супруг выпил кофе, даже не присаживаясь.

— Господи, — вздохнул он, — как же я не хочу идти в офис. Даже если меня никто не заметит, это все равно ад.