— Значит, опять ничего, — сказал Рич.

— Ну, кое-что у нас есть. — Я шагнула на последнюю ступеньку. — В этом чертовом доме завелся убийца. И он разгуливает на свободе. А что касается Мэдисон Тайлер, то тут ты прав — еще один тупик.

Микки Шерман сидел за столом рядом с Альфредом Бринкли, пытаясь достучаться до своего напичканного транквилизаторами клиента. Хвощ, и тот вел бы себя живее.

— Фред. Фред! — Шерман потряс подзащитного за плечо. — Фред, сегодня мы начинаем твою защиту. Ты понимаешь? Я буду вызывать людей, которые тебя знают.

Бринкли кивнул.

— Вы вызовете моего врача.

— Верно. Доктор Фридман расскажет о твоем психическом состоянии. Он на нашей стороне.

— Я бы хотел сам рассказать свою историю.

— Посмотрим. Я пока еще не решил, нужно ли нам это.

Помощник передал Микки записку — все свидетели на месте.

— Прошу встать! — прокричал судебный пристав, и через боковую дверь в зал вошел судья Мур. За ним проследовали присяжные. Все заняли свои места.

Шел четвертый день процесса. Заседание началось.

— Мистер Шерман, — судья Мур повернулся к адвокату, — ваш первый свидетель уже готов?

— Защита вызывает мистера Айзека Кинтану.

Кинтана, закутанный в несколько слоев одежды, с улыбкой занял свидетельское место. Несмотря на странный наряд, взгляд у него был ясный.

— Мистер Кинтана, — начал Шерман.

— Называйте меня Айком, — сказал свидетель. — Как все.

— Хорошо, Айк, — добродушно согласился Микки. — Откуда вы знаете мистера Бринкли?

— Мы вместе были в Напе.

— Но не в колледже, наверное? — улыбнулся Шерман и похлопал себя по карману, в котором звякнули монеты.

— Не, в дурдоме, — с ухмылкой ответил Айк.

— То есть в государственном психиатрическом учреждении, не так ли?

— Точно.

— Вы знаете, почему Фред оказался в этом учреждении?

— А то. У него была депрессия. Отказывался есть. С койки не вставал. Кошмары ему снились. Знаете, у него ведь сестра умерла, так что когда он попал туда, то и жить уже не хотел.

— Как вы узнали, что у Фреда депрессия, что он склонен к самоубийству?

— Сам рассказал. А что его держали на антидепрессантах, про то я знал.

— Вы долго были вместе?

— Около двух лет.

— Вы с ним ладили?

— Конечно. Приятный был парень. Поэтому я и знаю, что он не собирался убивать тех людей на пароме…

— Возражение, ваша честь! — выпалила Юки. — Последнее замечание к делу не относится, и я прошу не вносить его в протокол.

— Согласен. Продолжайте.

Шерман ободряюще кивнул свидетелю.

— Айк, за то время, что вы были вместе, Фред Бринкли проявлял склонность к насилию?

— Господи, конечно, нет. Кто вам такое сказал? Да он был тише воды. Нас же каждый день потчевали лекарствами. Проглотил пилюлю и уже больше не сумасшедший.

Поднимаясь из-за стола, Юки разгладила морщинки на своей безупречно выглаженной юбке и посмотрела на Кинтану. Глуповатая ухмылка придавала ему сходство с персонажем из «Маппет-шоу», а чудаковатый прикид наводил на мысль о гаражной распродаже.

Однако ж все это играло в его пользу. Присяжные улыбались — им нравился Айк, и симпатия к нему автоматически распространялась на Бринкли.

— Мистер Кинтана, а почему вы попали в психиатрическое учреждение?

— У меня обсессивно-компульсивное расстройство. Это не опасно, просто я постоянно собираю какие-то вещи и проверяю время…

— Спасибо, мистер Кинтана. Вы еще и психиатр?

— Нет, конечно, но кое в чем разбираюсь.

Юки улыбнулась. Кто-то из присяжных хихикнул. Подорвать доверие к показаниям такого весельчака, не настроив против себя жюри, будет не так-то просто.

— Чем вы занимаетесь, мистер Кинтана?

— Работаю посудомойщиком в кафе «Джейд» на Брайант-стрит. Хотите, чтобы тарелки были чистыми, возьмите парня с ОКР — лучше никто не справится.

— Понимаю. — По залу прокатился смех. — Вы имеете какую-либо медицинскую подготовку?

— Нет.

— Если не считать сегодня, когда вы в последний раз видели мистера Бринкли?

— Да уж лет пятнадцать назад. Его выпустили где-то в 1988-м или около того.

— И потом вы никакого контакта не поддерживали?

— Нет.

— Значит, если бы ему с тех пор сделали лоботомию или пересадили сердце, вы бы об этом не знали?

— Ха-ха, занятно. Гм, а что, это правда?

— Я к тому, мистер Кинтана, что за прошедшие пятнадцать лет «приятный парень», как вы его назвали, мог ведь измениться, не так ли? Вы, например, изменились за пятнадцать лет?

— Ну, я много всякого барахла собрал.

Кое-кто из зрителей уже покатывался со смеху, и даже присяжные закрывали рты, чтобы не расхохотаться. Юки тоже улыбнулась, чтобы никто не подумал, что у нее — упаси Бог — нет чувства юмора.

Дождавшись, когда веселье стихнет, она сказала:

— Айк, когда вы назвали мистера Бринкли сумасшедшим, вы ведь выразили свое дружеское мнение, не правда ли? Вы же не хотели сказать, что к нему применимо юридическое определение термина «невменяемый»? Вы ведь не имели в виду, что он не способен отличить добро от зла?

— Нет. Насчет этого я ничего не знаю.

— Благодарю вас, мистер Кинтана. Больше у меня вопросов нет.

Второй свидетель защиты, доктор Сэнди Фридман, прошествовал по проходу через зал судебных заседаний. Известный психиатр, получивший образование в Гарварде, он и выглядел так, как должен выглядеть, по мнению публики, человек его профессии: модные очки, галстук-«бабочка» от «Брук бразерс», умное лицо с чертами Лайама Нисона.

— Доктор Фридман, — начал Шерман после того, как свидетеля привели к присяге, а сам он с достоинством перечислил свои титулы и звания, — вам ведь представилась возможность поговорить с мистером Бринкли?

— Да, я встречался с ним три раза после его ареста.

— Вы смогли диагностировать его заболевание?

— Да. На мой взгляд, у мистера Бринкли шизоаффективное расстройство.

— Поясните, пожалуйста, что это означает.

Прежде чем ответить, доктор Фридман устроился поудобнее.

— Шизоаффективное расстройство есть нарушение мыслительной деятельности, поведенческих моделей и настроений человека, включающее в себя некоторые элементы параноидной шизофрении. Некоторые склонны рассматривать его как разновидность биполярного аффективного синдрома.

— «Биполярный» ведь означает «маниакально-депрессивный», не так ли? — уточнил Шерман.

— В случае с людьми, страдающими шизоаффективным расстройством, «биполярный» означает неуравновешенность психического состояния, подъемы и спады, отчаяние и депрессию, сменяющиеся приступами гиперактивности или мании. Многие из них могут вполне успешно справляться с болезнью на протяжении длительного времени и более или менее успешно существовать на периферии общества.

— Они слышат голоса, доктор Фридман?

— Да, многие слышат голоса. Это один из часто встречающихся шизоидных аспектов заболевания.

— Это угрожающие голоса?

— Да, — улыбнулся свидетель. — В таком случае можно говорить о паранойе.

— Мистер Бринкли говорил вам, что люди в телевизоре разговаривали с ним?

— Да. Это также весьма часто наблюдающийся симптом шизоаффективного расстройства, пример разрыва с реальностью. Под влиянием паранойи он думает, что голоса обращены непосредственно к нему.

— Не могли бы вы объяснить, что имеете в виду, когда говорите о «разрыве с реальностью»?

— Конечно. Болезнь поразила мистера Бринкли в подростковом возрасте, и с тех пор во всех его мыслях и поступках, в том, как он выражает чувства, присутствует некое искажение. Самое, однако, важное то, как он воспринимает реальность. Это и есть психотический элемент — неспособность отличить реальное от воображаемого.

— Благодарю вас, доктор Фридман, — сказал Шерман. — А теперь, с вашего позволения, давайте вернемся к недавним событиям, которые и привели мистера Бринкли на скамью подсудимых. Что вы можете сказать по этому поводу?