Дрожащими пальцами Теннинг завязал шнурки стоптанных, «лысых» кроссовок, вышел в коридор, запер за собой дверь и опустил в карман связку ключей.

Прошел к пожарной лестнице и быстро спустился на нижний уровень — лифтом он не пользовался.

Пройдя через прачечную, он вышел в бойлерную, где ворчали угрюмо старые трубы и где ревел с энтузиазмом сытого новобранца новенький отопительный котел. В углу, у бетонной стены, стоял восемнадцатидюймовый обрезок трубы с поржавевшим шарниром на конце.

Теннинг поднял обрезок, взвесил на ладони, ударил осторожно по ладони — подойдет.

Он повернул направо и спустился по скату к двери, над которой горели буквы «ВЫХОД». В голове, как фейерверки в новогоднюю ночь, вспыхивали с треском идеи — одна кровожаднее другой. Запор поддался легко. Теннинг постоял с минуту, щурясь от солнечного света, определяя положение и оценивая ситуацию. Потом свернул за угол и направился в сторону патио с многочисленными цветниками, появившимися здесь после перестройки здания.

Увидев приближающегося человека, Барнаби снова залаял и запрыгал, натягивая поводок, которым был привязан к сетчатому заборчику. Рядом с ним, в тени, стояла коляска с Малышом Оливером. Тот тоже заскулил.

Лучик надежды пробил завесу тягостных дум.

Вот он, шанс, — двоих разом.

Сжимая в руке обрезок трубы, Теннинг продвигался вдоль стены к источнику воплей и воя.

И тут, в самый неподходящий момент, из своей квартиры на первом этаже вышла Марджери Глин. Стянув волосы в неряшливый узел и заколов его карандашом, она наклонилась, выставляя на всеобщее обозрение несколько квадратных дюймов молочно-бледного бедра, и вынула Оливера из коляски.

Теннинг замер.

Ребенок моментально утих, а вот Барнаби всего лишь сменил мелодию на более энергичную. Марджери прикрикнула на собачку, подхватила сына одной рукой и, прижав заплаканное, слюнявое личико к просевшей груди, вернулась в дом.

Теннинг выступил вперед. Барнаби умолк, выжидающе облизался, рассчитывая на дружескую ласку или, может быть, даже на прогулку в парк, и… снова залаял.

Дубинка взлетела и опустилась. Пес тявкнул жалобно, попытался безуспешно схватить врага за руку, но кусок трубы снова взлетел на фоне безоблачного неба и опустился во второй раз.

Барнаби не издал ни звука.

Заталкивая безжизненное тело в мешок для мусора, Теннинг облегченно вздохнул.

Туда тебе и дорога. Покойся с миром.

Три дня прошло с тех пор, как Мэдисон Тайлер была похищена со Скотт-стрит, а ее няня убита в нескольких ярдах от Альта-Плаза-парка.

В то утро мы снова собрались на летучку: Конклин, четыре инспектора из отдела убийств, Маклин, полдюжины полицейских из отдела тяжких преступлений и я.

Маклин обвел взглядом собравшихся.

— Задерживаться не будем — работы хватает у всех. Что мы имеем? Ничего. У нас нет ничего, кроме таланта. Таланта тех, кто здесь сидит. Так что давайте займемся тем, что мы умеем делать: основательной полицейской работой. А тех, кто молится, попрошу: помолитесь о чуде.

Он распределил задания надень, спросил, есть ли вопросы, — вопросов не было. Заскрипели стулья. Люди поднялись и двинулись к выходу. Я пробежала взглядом по списку извращенцев, допросить которых предстояло нам с Конклином, встала из-за стола и прошла к кабинету Джейкоби.

Увидев меня, он помахал рукой:

— Входи, Боксер. Что у тебя?

— Послушай, в похищении замешаны два человека. Тот, который заставил Паолу и Мэдди сесть в машину, и шофер. Тебе это не кажется странным? У педофилов партнеров обычно не бывает.

— Еще идеи есть? Готов выслушать.

— Хочу вернуться к началу. У нас есть свидетель. Мне нужно с ней поговорить.

— Ох, Боксер, столько лет проработали вместе, и вот — ты мне уже не доверяешь, — проворчал Джейкоби. — Подожди. Ее показания где-то здесь. Сейчас…

Я вздохнула. Он отодвинул чашку с кофе, переложил кекс, сложил газету, подтащил три папки, просмотрел две, нашел нужную и открыл.

— Гильда Грей. Здесь ее номер телефона.

— Спасибо, лейтенант. — Потянувшись за папкой, я вдруг поймала себя на том, что впервые назвала его «лейтенантом». Получилось как-то неловко, словно оговорилась. Может, не заметит?

Заметил. И расцвел.

Я поспешно встала, улыбнулась ему через плечо, вышла из офиса, в котором еще недавно сидела сама, и повернула к нашему с Конклином столу.

Гильда Грей оказалась дома, но предложение приехать в управление приняла в штыки.

— Извините, но прийти я сейчас не могу. В девять тридцать у меня презентация, а потом встреча с клиентом.

— Мисс Грей, речь идет о похищенном ребенке.

— Послушайте, я могу рассказать вам все по телефону, и это займет не больше десяти секунд. Я шла с собачкой по Дивизадеро. С газеткой в руке. Девочка с няней как раз перешли улицу…

— И что потом?

— Понимаете, я не смотрела по сторонам — я следила за Шотци. И держала наготове газетку. А потом мне показалось, что девочка вроде бы вскрикнула. Я подняла голову, но увидела только кого-то в сером пальто. Этот человек открывал дверцу черного мини-вэна. И еще я успела заметить, что няня уже садится в машину.

— Кто-то в сером пальто. Минутку. Вы видели другого? Того, кто сидел за рулем?

— Нет. Я убрала за Шотци, бросила газету в урну и, как мне показалось, услышала громкий хлопок. Мини-вэн как раз поворачивал за угол. Я посмотрела и увидела, как что-то красное брызнуло в заднее стекло. Ужасное зрелище…

— Можете как-то описать человека в сером пальто?

— Почти уверена, это был белый мужчина.

— Высокий, низкий? Какие-то отличительные черты?

— Не обратила внимания. Извините.

Я спросила, когда мисс Грей сможет приехать и посмотреть фотографии.

— А у вас есть фотографии затылков?

— Что ж, спасибо, — сказала я, положила трубку и посмотрела на Конклина. Глаза у него светло-карие, и на секунду я как будто утонула в них.

— Ну что, возьмемся за извращенцев? — спросил он.

— Да, Рич, ничего другого не остается. Принеси-ка себе кофе.

Кеннет Классен жил в Вальехо, и когда мы подъехали к его дому на холме, мыл во дворе свой серебристый «ягуар».

Это был белый сорокавосьмилетний мужчина ростом под шесть футов, с искусственно выправленными чертами лица: вьющиеся волосы, тонкий нос с горбинкой, аквамариновые контактные линзы, идеально ровные сияющие зубы. Красавчик, как и положено человеку его рода занятий. А занимался Кеннет Классен производством порнопродукции.

В полицейском досье говорилось, что несколько лет назад Классена арестовали за попытку договориться о свидании с двенадцатилетней девочкой. Разговор происходил в чат-форуме, и собеседником педофила оказался, на его беду, сорокалетний коп.

Классен отвертелся от реального наказания, заключив сделку с окружным прокурором. Он сдал полиции детского порнографа и отделался длительным условным сроком и крупным штрафом. Тем не менее этот тип продолжал снимать порнофильмы для взрослых, что разрешено законом и не возбраняется даже в таком престижном районе, как Пасифик-Хайтс.

Нас с Конклином Классен встретил лучезарной улыбкой и даже перекрыл шланг.

— Так-так, — сказал он, переводя оценивающий взгляд с меня на моего напарника и обратно. — Интересно. — В следующий момент улыбка поблекла, а взгляд затвердел — любитель сладенького понял, кто к нему пожаловал.

— Кеннет Классен? — Я показала ему жетон. — Сержант Боксер. Со мной инспектор Конклин. У нас к вам несколько вопросов. Вы нас впустите?

— Конечно, да, сержант. Вас — с большим удовольствием. И впущу, и пропущу. — Он мерзко ухмыльнулся, держа шланг перед собой, как готовый к работе инструмент порноактера.

— Придержи язык, придурок, — мягко посоветовал Конклин.

— Шутка, инспектор. Всего лишь шутка. Уж такой я парень. Проходите.