— Так ты не хочешь ужинать? Хочешь поехать домой? Я согласен. Можно немного отдохнуть от всего.

— Хорошо, но… У меня такое ощущение, что нужно еще что-то сделать… — Она оглядела свою одежду и начала отряхивать ее. — Хотя, учитывая то, во что я превратила свою юбку, мне не следует находиться в публичном месте. Ты знаешь, такое впечатление, что весь газон остался на м… Подожди, а где моя сумочка?

— Может, ты оставила ее в машине?

— Нет, я… О, Боже. — Неожиданно ее начала сотрясать неконтролируемая дрожь, дыхание участилось, стало прерывистым. В глазах мелькнуло безумие. — Хел, прости меня… Мне… Мне нужно… О, черт.

Адреналин бурлил в ее крови. Сознание пребывало в полном спокойствии, но тело все еще помнило пережитый страх.

— Иди сюда, — сказал он, притягивая ее ближе к своему телу. — Позволь мне обнимать тебя, пока это не пройдет.

Он шептал ей успокоительные слова, но руки удерживал спереди, чтобы она не наткнулась случайно на кинжал, спрятанный у него под рукой, или на девятимиллиметровую Беретту у него на пояснице. Его глаза метались вокруг в поисках теней, которые могли появиться из парка или из-за ресторана. Он отчаянно хотел увести ее в машину.

— Мне так стыдно, — сказала она где-то около его груди. — У меня уже очень дано не было приступов паники.

— Не волнуйся. — Когда ее перестало трясти, он отодвинулся назад. — Пошли.

Они поспешили к его автомобилю, и он вздохнул с облегчением, когда, наконец, включил передачу, и машина выехала с парковки.

Мэри осмотрела салон.

— Черт. Моей сумочки здесь нет. Наверное, я оставила ее дома. Я все время что-то забываю сегодня. — Она отклонилась назад на сиденье и обыскала карманы. — Ага! Ну, по крайней мере, ключи у меня с собой.

Дорога домой была быстрой и спокойной. Когда машина затормозила у ее дома, Мэри, подавив зевоту, потянулась к ручке. Он положил свою руку поверх ее.

— Позволь мне быть джентльменом и сделать это за тебя.

Она улыбнулась и отвела взгляд, словно не привыкла к тому, чтобы мужчины заботились о ней.

Рейдж вышел. Принюхался к воздуху, пригляделся и прислушался к ночной темноте. Ничего. Совсем-совсем ничего.

Обойдя машину, он открыл багажник и вынул оттуда большую спортивную сумку. Потом снова замер. Все было тихо. Его интуиция тоже молчала.

Он открыл пассажирскую дверь, чтобы помочь Мэри выйти, и увидел, как она нахмурилась, оглядев свисавшую с его плеча сумку.

Он покачал головой.

— Я не планирую оставаться у тебя на ночь или что-то в этом духе. Просто я заметил, что замок багажника сломан, и не хочу оставлять это без присмотра. И вне пределов досягаемости.

Черт возьми, как же он ненавидел ей врать. Его тошнило от этого. В буквальном смысле.

Мэри пожала плечами и пошла к входной двери.

— Там внутри должно быть что-то важное.

Да, такого количества оружия хватит, чтобы сравнять с землей десятиэтажное здание. Хотя ему все равно казалось, что этого слишком мало, чтобы защитить ее.

Она немного неловко открыла входную дверь и вошла внутрь. Он позволил ей пройтись по всему дому, зажигая в комнатах свет в попытках избавиться от нервозности, но следовал прямо за ней. По пути он оглядывал двери и окна. Они были закрыты. Место было безопасным, по крайней мере, нижний этаж.

— Хочешь есть? — Спросила она.

— Нет, спасибо.

— Я тоже неголодна.

— А что у тебя на втором этаже?

— Э-э-э, моя спальня.

— Покажешь ее мне?

Ему нужно было попасть на второй этаж.

— Может быть, позже. Я имею виду, тебе что, правда, нужно ее увидеть? Э-э-э, о, черт. — Она остановилась, уперев руки в бока и посмотрев на него. — Я буду с тобой предельно честной: в этот дом ко мне не приходил ни один мужчина. Так что я немного позабыла о том, что такое гостеприимство.

Он бросил сумку на пол. Хотя он и был напряжен, словно кошка перед прыжком, и готов к сражению, начнись оно прямо в эту минуту, он не мог не обратить внимания на ее слова. Внутри у него все запело от мысли, что здесь не было ни одного мужчины до него.

— Я думаю, ты вполне справляешься, — прошептал он. Он подошел ближе и погладил ее щеку большим пальцем, думая о том, что бы он сделал с ней наверху, в ее спальне.

Его тело мгновенно отозвалось странным внутренним жаром, пробежавшим по позвоночнику.

Он заставил себя опустить руку.

— Мне нужно позвонить. Ты не возражаешь, если я уединюсь наверху?

— Конечно. Я… я подожду здесь.

— Это не займет много времени.

Поднимаясь в ее спальню, он вытащил мобильный из кармана. Корпус телефона был разбит, видимо стараниями одного из лессеров, но сам сотовый работал без проблем. Попав в голосовую почту Рофа, он оставил ему сообщение, взмолившись, чтобы тот перезвонил ему как можно раньше.

Быстро осмотрев верхний этаж, он спустился вниз. Мэри сидела на кушетке, подложив под себя ноги.

— Что будем смотреть? — Спросил он, оглядывая окна и двери в ожидании бледных лиц, скрывающихся за ними.

— Почему ты изучаешь мой дом так, словно это трущобы с преступниками?

— Прости. Старая привычка.

— Ты, должно быть, узнал весь ад военной службы.

— Что ты хочешь посмотреть?

Он подошел к полке, на которой были расставлены ее DVD.

— Выбирай ты. Я пойду переоденусь во что-то более… — Она покраснела. — Ну, уж если быть честной, во что-то более удобное. И на чем нет травы.

Чтобы удостовериться в ее безопасности, он ждал, стоя у подножья лестницы, пока она ходила по своей спальне наверху. Когда она начала спускаться, он снова вернулся к книжным полкам.

Одни взгляд на ее коллекцию фильмов — и он понял, что попал: среди огромного количества иностранных названий встречались старые американские фильмы. Пара золотых хитов, типа «Незабываемый роман».[66]«Каса-твою-мать-бланка».

Ничегошеньки от Сэма Рэйми[67] или Роджера Кормана.[68] Она вообще слышала о «Зловещих мертвецах»?[69] Нет, подождите, есть надежда. Он вытащил коробку. «Носферату. Симфония ужаса».[70] Классическое немецкое кино про вампиров 1922 года.

— Тебе что-то понравилось? — Спросила она.

— Да, — он глянул через плечо.

О… черт. Насколько он мог судить, она была одета именно для любви: фланелевые пижамные штаны со звездами и луной. Маленькая белая футболка. Свободные замшевые мокасины.

Она потянула за край футболки, пытаясь опустить ее пониже.

— Я думала надеть джинсы, но я так устала, а это я всегда одеваю на ночь. Ну, э-э-э… чтобы расслабиться. Ну знаешь, ничего необычного.

— Ты нравишься мне во всем этом, — сказал он низким голосом. — Ты уютно выглядишь.

Ага, к черту все это. Она выглядела очень съедобно.

Выбрав кино и включив телевизор, он схватил сумку, перенес ее поближе к дивану и уселся на него, расположившись как можно дальше от нее. Он потянулся, претворяясь, что каждый мускул в его теле расслаблен. Для ее же пользы. Потому что, на самом деле, он разрывался на куски. Разрывался между постоянным напряженным ожиданием нападения лессеров, мольбами о том, чтобы Роф позвонил ему сейчас же и желанием проложить дорожку из поцелуев вверх по ее бедру. Словно оживший стальной трос.

— Ты можешь положить ноги на столик, если хочешь, — сказала она.

— Все нормально.

Он потянулся влево и выключил лампу, надеясь, что вскоре она заснет. По крайней мере, тогда он сможет свободно передвигаться по дому и следить за округой, не тревожа ее.

Прошло пятнадцать минут, и она сказала:

— Прости, но я просто валюсь с ног.

Он взглянул на нее. Она свернулась клубочком, волосы рассыпались по плечам. Кожа ее светилась и блестела в мерцании экрана телевизора. Веки отяжелели.