* * * Ты как солнечный луч промелькнула на закате гудящего дня, и среди обступившего гула стало пусто в душе у меня. Что мне чувств беззастенчивых рынок? Разговоров случайных прибой? Я бы в ливне молчания вымок, чтобы встретиться взглядом с тобой. Если ж вправду нам слово дается, чтобы не было в мире темней, твоим именем, именем Солнца, заклинаю вернуться ко мне! Разве жатву сулят суховеи? Ждут плодов, если почва гола? И, наверное, смерти страшнее одиночества серая мгла. Ты как солнечный луч промелькнула на закате гудящего дня, и среди обступившего гула стало пусто в душе у меня. Показалось на миг, что напрасны все заклятья, что выхода нет, что не кончится ночь — но всевластно о тебе мне напомнил рассвет. И сраженный таким единеньем нашей жизни и жизни светил, сам предстал я природы твореньем и страданья ее повторил. 1972, Тбилиси * * * Переменчивей погоды твой необоримый нрав. Заглянуть бы через годы, шею выгнув, как жираф. Где, и как, и кем ты станешь в неоглядном далеке: легким облачком растаешь, канешь каплею в реке… И сумею ли пробиться через тысячу преград (бедный, хоть не бледный, рыцарь встрече с вечностью не рад) чтобы в той потусторонке тень свою с твоею слить в зыбкой водяной воронке, в тучке, не уставшей лить?. 22.09.73 * * * Обрывком сна, глухого к доводам, как бы иголка в стоге сена, в событиях большого города ты затерялась постепенно. Сошли на нет коса и платьице, запястье с жилкой голубою; и только день недели — пятница казался связанным с тобою. Сперва не понималось судорожно, что ты по-прежнему прилежно кому-то веришь вновь безудержно, глядишь внимательно и нежно. По-прежнему туман окуривал деревья в сквере…Толку мало! Взмахнула челкой белокурою и, словно растворясь, пропала. О, чувств напоминанье! Больно ли, когда оно из настоящих! Скамейка с щелями продольными похожа на почтовый ящик. Мелькни среди деревьев, платьице! Сведи сравнение насмарку. Нет-нет и лист кленовый скатится депешей без почтовой марки… Нет-нет… Лишь мертвый не взволнуется, приняв природы настроенье; как скверик оперный на улицу вломившись вспененной сиренью. 2.07.69 * * * Губы твои — слаще вина, волосы — черная вьюга… Горькою страстью пои допьяна, радость моя и подруга! Сердце очистив от ржи и от лжи, вся — дуновенья мгновенней руки на плечи легко положи и — остановится время. Не остановится… Даже когда душу мольбою унижу, зыбкое, словно в ладонях вода, будущее увижу, где ты — чужая судьба и жена… Время врачует порезы. Месяц, другой — и отвык от вина, лучшее качество — трезвость. Трезвым легко рассуждать о любви. Мелочь любая видна им. Только вот руки опять не свои. Только опять вспоминаю… Губы твои слаще вина, волосы — черная вьюга… Нас раскидает. Чья тут вина? Север не сходится с югом. Будь же тот счастлив, кому довелось, выучив звонкое имя, теплой ладонью коснуться волос угольных, буйных, любимых… 15 — 6.07.70 АЛЕКСАНДРИТ Простое милое лицо. На пальце девичье кольцо. Переливается-горит в нем камешек александрит. И возникает в глубине страна, неведомая мне; заветная страна любви, где ходят песенки твои: "Сяду я на камушек около реки, как сыму колечко с тоненькой руки над водой бурлящей выскользнет из рук; пусть его подхватит долгожданный друг…" Твой камень зелен, как вода. В нем отражается звезда. Переливается-горит ночной звездой александрит. Приходит утро. Сразу ночь со звездами уходит прочь. Багровою зарей горит передо мной александрит. Возьми в заветную страну. В реке колечком утону. Ах, только б руку в руку взять и не найти пути назад. Как сон, желанное лицо. Дрожит в руке моей кольцо. Переливается-горит в нем камешек александрит. 29.03.66 * * * А в Перми в это время продавали тюльпаны; и писалось легко про сердечные раны; и читалось помногу, не спалось до рассвета; и щека затекала, ладонью согрета. На столе у меня "богдыхан" поселился. За окном на проспекте народ веселился: песни, смех, звук шагов, дребезжанье гитары… И казалось: я тоже простился со старым… Ведь четыре не дня миновало, а — года. Каждый год обновляется в мае природа. Прилетают грачи. Прибывают грузины. Разгружают с цветами чемоданы, корзины. Что ж, тюльпаны жене — проявление ласки… И пора бы подумать всерьез о коляске. Но, взглянув на цветы, вспоминаю я снова недопетую песню, нерожденное слово… О, природа! Даруй мне последнюю милость! Чтобы память, как сердце мое, изменилась… Словно тюлем окно, занавешу я память… Кто поставил на стол эту кружку с цветами? 1.05.70 |
