МОЛЬБА Смотрю я на покосы, гляжу с восторгом вдаль, кругом летают осы, и им меня не жаль. Они, видать, не сыты; гармонию храня, они хотят осыпать дождями жал меня. Проклятые вопросы, опять ни дать, ни взять; кругом летают осы; ну, как же их прогнать. Вот надо же, на склоне лет, а печаль остра; быть может, их отгонит вонючий дым костра? Быть может, мне поможет сверхновый репеллент, и ос тревога сгложет, как яд, в один момент? А может, пригодится и тут дезодорант; и станет бедный рыцарь богаче во сто крат? Забавные вопросы, ведь как их ни гони, они опять как осы переполняют дни. Но только ночь наступит, и осы — на покой; толку я время в ступе мозолистой рукой. Когда, когда, когда же опустится закат, и ночь, как дочка в саже вновь вызвездит халат? Чтоб я, такой небритый, страстями утомлен на перепадах быта, вкусил недолгий сон. Где снова те же осы, где жалят под ребро проклятые вопросы, что зло и что добро. Они, видать, не сыты; гармонию храня, они хотят осыпать дождями жал меня. Устав махать и гнуться, гоняя эту звень, как хорошо проснуться и выйти в новый день. Где снова мухи, осы, гудящие шмели; крылатые вопросы вертящейся земли. И, слава Богу, чтобы не прерывался звон ни с помощью хворобы, ни — хуже — похорон. Что ж, осы, налетайте стремглав на грудь мою; и жальте, и кусайте; я сам о том молю. 27.07. * * * Сгорает дерево в огне. Готовится шашлык. Ах, до чего привольно мне, я к этому привык. Со мной жена и рядом дочь. В углу цветет сирень. И вовсе не пугает ночь, ведь завтра новый день. Свершились детские мечты. Вьют музы хоровод. В кувшине на столе цветы алеют круглый год. О, как бы я одно хотел, чтобы за гранью лет, когда постигнет свой удел обугленный скелет, когда найду последний дом, откуда сбечь нельзя, меня бы вспомнили добром дочь и мои друзья. 28.07. ВЕТРЕННЫЕ СТРОКИ А. Э. Хаусману
Дает природа лишку. Не угасает лето. Листает ветер книжку английского поэта. Его за четверть века так и не перевел я, простого человека в геройском ореоле. От водки пухнет ливер, полшага до могилы, выращиваю клевер над нею, что есть силы. А ветер эту книжку по-прежнему листает, как будто бы коврижку медовую кусает. И я за ним по следу спешу — листать страницы, на той сыскать победу, а здесь — остановиться. И все же сердце радо, ведь, солнцем залитая, дается, как награда, погода золотая. Ни дождика, ни хмури, лишь на висках седины; да при такой лазури вскрываются глубины. И рифм бездымный порох вдруг вспыхивает рьяно, с самим собою в спорах не нахожу изъяна. Что складно — то и ладно. Два-три броска лопаты. Вот ландыш непарадный встал из груди собрата. Боярышник, ракитник заждались, где же птицы… А я застрял, как путник, на 107 странице. Цветочные сугробы с усильем разгребаю, стихи высокой пробы шутя перелагаю. Порою мне бывает то весело, то грустно. А как еще влияет на мальчиков искусство? К чему плодить вопросы? Да ведь судьба такая. Кругом летают осы и бабочки мелькают. И я своим умишком на перепадах лета нектар сбираю с книжки английского поэта. Ведь он давно заждался любви и уваженья; хоть с миром попрощался, но ждет переложенья стихов на вкусный русский язык; а я, каналья, им, вроде, без нагрузки владею досконально. Недаром четверть века искал я в чистом поле простого человека в геройском ореоле. 28.07. * * * Однообразен стук секунд… зачем, томительно виня, они безжалостно секут коротким кнутиком меня? Зачем, натягивая лук и продолжая произвол, они стремятся каждый звук вогнать больнее, чем укол? Привязан к плахе временной, я, как святейший Себастьян, пробит очередной стрелой, но есть в терзаниях изъян: кем был запущен механизм, сплетенье тросиков и жил, чтобы, проснувшись, организм в согласии с распятьем жил? 17.08 |
