С этими словами Томас так сильно развернулся к заднему сиденью, что я испугалась, а он лишь радостно ухмыльнулся.

Машина продолжала уверенно мчаться вперед - похоже, ее сервомозги тоже обладали хорошим нюхом.

Итак, эти два интригана категорически отказывались отвечать на вопросы, получая самое настоящее удовольствие от моего замешательства. Мы ехали на взятой напрокат машине, окна которой залепил снег, доверяя ей самой выбирать дорогу. Рэджем и Томас то и дело принимались напевать какие-то песни, но постоянно путались и мешали друг другу уже на первых строчках. Через некоторое время я сообразила, что они не настолько пьяны, просто решили расслабиться. Несмотря на то что я обладала значительно более высоким профессионализмом и не могла позволить себе такое, я вдруг обнаружила, что тихонько подвываю, когда они завели одну из своих любимых песен.

- Мы уже близко, - через некоторое время объявил Рэджем.

Я открыла окно со своей стороны, слизнула снег, который мгновенно влетел внутрь и уселся мне на лицо, и оглядела окрестности. Парковочная площадка - точнее, здесь должна быть парковочная площадка. Сейчас же я смотрела на большие снежные сугробы примерно такого же размера, что и наша машина. Скрещивающиеся у нас над головами лучи зеленого и красного света высекали разноцветные искры, сталкиваясь со снежинками. Послушный совету Рэджема, Томас остановил машину, умудрившись закрыть выезд сразу трем автомобилям.

Тяжелые снежинки, медленно кружа, казалось, выбирали подходящее место, чтобы приземлиться. Я наблюдала за их танцем, восхищенная его непредсказуемостью.

- Поспеши, Эс, - одновременно позвали меня Рэджем и Томас и тут же выволокли из машины.

Издалека доносились звуки музыки. Я не успела определить, что это за мелодия, когда два моих ополоумевших спутника схватили меня за руки и потащили ей навстречу.

- Поторопись! Уже почти полночь! - задыхаясь, выкрикнул Томас.

Он скользил и спотыкался так часто, что в конце концов я решила, что он умудряется удерживать равновесие только благодаря мне.

Мы почти бежали по пустой улице, вдоль которой стояли маленькие аккуратные домики, а также магазинчики - темные внутри, но снаружи освещенные яркими огнями - красными и зелеными. Я бы с удовольствием остановилась на мгновение, чтобы поискать в памяти Паутины информацию на их счет - что-то в сочетании этих цветов с белым снегом показалось мне знакомым. Впрочем, люди не дали мне возможности сосредоточиться. Музыка зазвучала громче по мере того, как мы приближались к ее источнику, и вскоре я уже начала узнавать голоса и инструменты.

Мы в прямом смысле слова ворвались на площадь, заполненную сотнями людей, так тепло укутанных, чтобы защититься от холода, что различить представителей разных миров не представлялось возможным. В конце концов одна из мелодий помогла мне вспомнить:

- Рождество...

- Конечно, - подтвердил Томас и потащил нас сквозь толпу к огромному дереву. Со всех сторон слышались песни и гимны, которые тут и там сразу же подхватывал дружный хор голосов. - А если щеночек будет шевелить своими лапами чуть-чуть быстрее, мы успеем встретить Новый год.

Зажатая между ними, я могла только улыбаться вместо извинений, когда мы пробирались сквозь толпу, налетали на других участников праздника, толкали их или просто отпихивали в сторону. Надо сказать, никто не обижался, и большинство желало нам вслед: "Счастливого Рождества!" или "С Новым годом!", но не слишком громко, чтобы не заглушать гимнов.

Ански обожала Рождество, неожиданно всплыло в моей памяти, и причиной тому была ее поэтическая природа. Когда позволяли дела Паутины или ей надоедало изучение артиканов, Ански отправлялась на экскурсии, причем непременно с гидами. Последнее путешествие по разным планетам позволило ей стать свидетельницей десяти следующих друг за другом праздников.

Несмотря на то что решение, в какой день будет отмечаться Рождество, принадлежало самой планете и многие миры встречали Новый год по нескольку раз, обычай веселого торжества отличался поразительной устойчивостью. Лично я считала, что это, скорее всего, связано с купцами, которые постоянно путешествуют между мирами, чем с желанием сохранить традицию. Ански, кстати, назвала такой подход исключительно циничным, заявив, что когда я повзрослею, то научусь ценить подобные вещи.

Отбросив в сторону все сомнения, я решила, что буду наслаждаться жизнью, и принялась подвывать в такт гимну, который Ански выучила во время своих путешествий.

Ригеллиане принесли в жертву празднику традиционное вечнозеленое дерево, которое теперь стояло на площади, надежно закрепленное пластиковыми подпорками.

"Совсем неплохо", - решила я, оценив широкий спектр висевших на ветках съедобных украшений.

Особенно меня заинтересовало печенье, которое разукрасил снег разноцветными искорками в сиянии ярких лампочек. Часы на верхушке дерева были в форме звезды и, следуя традиции, отсчитывали минуты до Нового года.

Кто-то втиснулся между мной и Томасом, что было совсем не просто, поскольку нас сильно прижали друг к другу, словно желая, чтобы мы срослись в единое целое. Карлик, нет, ребенок, упрямо пробирался вперед. Толпа вокруг нас затрепетала, точно поверхность желе, когда целая армия детей начала проталкиваться к подножию дерева. Взрослые добродушно отступали, чтобы пропустить их вперед.

- Эс, полночь приближается! - крикнул Рэджем.

Поморщившись, я прижала к голове уши, поскольку, несмотря на страшный шум вокруг, все прекрасно слышала. Кивнув, я вместе с остальными принялась всматриваться в часы. Последние звуки песни повисли в тишине. Снег кружил у нас над головами, падал на дерево, детей, пробирался мне за шиворот. Я вздрогнула.

Осталась одна минута.

Некоторые миры утверждают, будто они используют земные стандарты времени, но мне показалось, что эта минута тянулась гораздо дольше.

Десять секунд до наступления полночи.

Несколько сотен глоток начали отсчет: девять, восемь, семь...

Я вдруг обнаружила, что ору вместе со всеми.

- Два, один...

Часы взорвались ровно в полночь, озарив поднятые лица разноцветными искрами, которые таяли у нас над головами, окутывая ароматом корицы. Дерево, начиная от самой верхушки, вдруг раскололось на четыре части и величественно опустило ветки с сокровищами в протянутые руки детей.

- Счастливого Нового года!

Взрослые колотили друг друга по чему попадет, обнимались, целовались и вообще вели себя так, словно забыли о сдержанности и правилах хорошего тона. Казалось, никого не волнует, что я не целую их в ответ, а облизываю языком. А где Томас и Рэджем?

Ански, видимо, не довелось пережить ничего подобного, или я неправильно поглотила ее воспоминания. Я испытала очень сильное чувство сопричастности и единства, почти такое же волнующее, как в Паутине.

"Может быть, даже сильнее, если подумать о том, что меня ждет, когда я вернусь", - мрачно подумала я.

Впрочем, сейчас было совсем не подходящее время для неприятных мыслей.

Когда толпа немного успокоилась, кто-то передал мне огромный круглый пирог, горячий и восхитительно ароматный. Я откусила кусок и почувствовала вкус гвоздики, изюма и хрустящих кусочков сахара. Какие чудесные люди!

- Эс! - Рэджем дергал меня за рукав. - Иди сюда. Томас нашел спурл.

Я не стала возражать, хотя не имела ни малейшего понятия, о чем идет речь, так как еда является удовольствием с точки зрения почти всех форм мыслящих существ. Ланивариане (по крайней мере, когда у них под ногами твердая почва) обладают очень надежной пищеварительной системой, чему я получила подтверждение, когда жила на Краосе и питалась всем, что мне удавалось добыть. Я могла легко переварить любое блюдо, съедобное с точки зрения местных жителей. На самом деле я вообще могла переварить все, что угодно, - нужно было только успеть вернуться в форму Паутины, если бы возникли какие-нибудь проблемы, например с достаточно сильным и быстродействующим ядом. Хотя в подобных случаях Эрш некоторое время все-таки неважно себя чувствовала, но без серьезных последствий.