– Моя дорогая Джасинда, – произнес он, подходя к ней, – как давно я не имел удовольствия видеть вас. – Блекстоук взял ее руку и, низко склонившись, слегка коснулся губами пальчиков.

– Мы очень рады видеть вас в Бонклер, лорд Фаншоу, – ответила она, отнимая свою руку, – всегда вам рады.

Он понизил голос.

– Я надеялся, вы найдете возможным называть меня просто по имени.

– Я… я бы так не спешила, милорд. Ведь, в конце концов, еще ничего не решено между нами.

Голубые глаза лорда настороженно смотрели на нее, по он выпрямился и улыбнулся.

– Тогда вам, наверное, будет приятно услышать, что мы с вашим отцом уже уладили все дела относительно свадьбы. Осталось только назначить день.

– Как замечательно! – воскликнула леди Сандерленд.

Блекстоук не обратил на нее внимания.

– А вы, Джасинда, вы тоже думаете, что это замечательно?

От его настороженного взгляда девушка почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

– Я… я… – заикаясь, произнесла она, не в состоянии подобрать нужной фразы. Как сказать ему, чтобы не обидеть?

– Конечно, как она еще, по-вашему, должна себя чувствовать? – вмешалась леди Сандерленд, грациозно поднимаясь с кресла. Она подошла и встала рядом с дочерью. – Девочка онемела от счастья.

Джасинда заметила, как напряглось его лицо, а глаза, казалось, потемнели от сдерживаемого раздражения.

– Конечно, – ответил он, поворачиваясь к Джасинде спиной. – Сандерленд, я бы с удовольствием выпил то бренди, о котором ты упомянул по дороге сюда.

И пока он стоял спиной, леди Сандерленд сжала руку Джасинды.

– Ради всего святого, ну хотя бы притворись, что ты рада, – зашипела она в ухо дочери. – Ты нас совсем разоришь!

Блекстоук повернулся, держа в руках бокал, и поднял его, произнося тост.

– За мою будущую жену! Самую прекрасную леди из всех, которых я когда-либо встречал! Пусть наша дальнейшая жизнь под моим руководством принесет ей удовлетворение!

С трудом Джасинда заставила себя улыбнуться, несмотря на предчувствие, что ее засасывает черная бездна, из которой нет выхода.

И как всегда, ей приснился рыцарь, скачущий навстречу, и как всегда, она сбегала вниз по лестнице к нему, но на этот раз девушка была уверена, что достигнет его. Теперь он не исчезнет…

Внезапно чья-то сильная рука взяла ее за руку, уводя назад в башню. Она обернулась, пытаясь отказаться, но протест так и не сорвался с губ от леденящего душу свирепого взгляда Блекстоука. «Ты моя, Джасинда, ты принадлежишь мне.» В окружавшей ее темноте башни она оглянулась, чтобы увидеть яркий солнечный свет позади себя. Он уже подъехал к замку. Впервые он достиг его. Он ждал, искал ее глазами, сидя на гнедом коне, надеясь… Но она была уже не свободна, чтобы выбежать к нему.

Никогда она не познает его любви.

Джасинда сидела на краю окна и смотрела на лужайку, простирающуюся перед особняком. Блекстоук уехал рано, еще солнце не успело закатиться за горизонт. Из этого же окна своей спальни она смотрела, как он уходит. Она чувствовала облегчение, что не придется видеть его снова утром. Прошедшая ночь была сплошным кошмаром. Она рассердила его. И хотя Блекстоук ловко скрыл это, Джасинда почувствовала его недовольство и испугалась.

– Что со мной?

«Пусть жизнь под моим руководством принесет ей удовлетворение!» Вот как он сказал. Его руководство! Ни нужно стать его служанкой! Отныне у нее не будет своей жизни.

«А разве сейчас она у меня есть?» – подумала она.

Нет. До свадьбы ее жизнь принадлежала отцу, а теперь будет принадлежать мужу. Все так просто. Такова жизнь. Почему же она не может принять это, как делают все остальные женщины?

– Потому что мне хочется свою жизнь отдать мужу, и выйти замуж не для того, чтобы он забрал ее у меня! – прошептала она, прижавшись лбом к стеклу. – Потому что я хочу познать, что такое любовь!

Вот в чем дело. Ей хотелось познать любовь. Она могла бы навсегда позабыть свой сон, но ведь он выражает то, что она чувствует. Ей хочется познать любовь. Но она никогда не знала ее и, может быть, никогда не узнает. Она должна выйти замуж за человека, который был для нее чуть больше, чем незнакомец, за человека, который никогда не сможет понимать ее. Ему хотелось иметь ее, и значит, он получит, но в его чувствах не было любви к ней.

– Это несправедливо, – прошептала она, – это несправедливо.

Всю неделю шел дождь. Джасинда бесцельно бродила по усадьбе. Серое, затянутое тучами небо отражало, как в зеркале, ее настроение. Она знала, что мать неодобрительно смотрит на нее, но девушке было все равно. Не хватало сил притворяться, что она счастлива. Она проснулась утром от золотого солнечного света, разливающегося по комнате и, не думая о завтраке, надела костюм для верховой езды и поспешно пошла к. конюшне.

– Джилс, оседлай для меня, пожалуйста, Пегаса! – крикнула она, входя в конюшню.

– Мигом, мисс! – ответил конюх.

Джасинда наблюдала, как Джилс вывел Пегаса из стойла. Его мозолистые руки проворно почистили белую шерсть лошади, затем надели на спину седло. Пока слуга работал, девушка трепала гриву Пегаса, шепча ничего не значащие звуки.

– Не рановато, мисс Джасинда? – натягивая на голову Пегаса уздечку, спросил Джилс.

– Еще минута дома, и я бы не вынесла, – ответила она, надевая перчатки. – Если бы дождь не кончился, я бы сошла с ума.

Конюх понимающе кивнул и сочувственно улыбнулся, обнажив крупные зубы. Он вывел лошадь из конюшни и помог Джасинде сесть в седло.

– Я, может быть, покатаюсь подольше в это утро, Джилс, но обещаю не перегревать спину Пегаса. – Пришпорив лошадь, она медленно поехала вниз по длинной тропинке, ведущей к дороге.

Как только дом скрылся из вида, Джасинда отпустила поводья, и Пегас понесся галопом, взметая копытами дорожную пыль. Попутный ветер бил в лицо, и в уголках рта Джасинды заиграла улыбка. В какое-то мгновение у нее появилось желание скакать так всю жизнь, но она знала, что это невозможно. С неохотой она ослабила узду.

После дождя этим ранним весенним утром воздух был напоен одурманивающей свежестью. Девушка вдыхала запах молодой листвы и диких трав. Утреннее солнце ласкало землю теплыми лучами, радостно сверкавшими в каплях дождя, дрожащих на листьях деревьев и кустов.

Незаметно для себя Джасинда вдруг очутилась на дороге, ведущей к дому Локсвоза. Это было массивное каменное здание – четыре этажа в центральной части и только по два – в боковых. На дороге, ведущей прямо к центральному входу, гостью встретил молодой слуга. Он взял лошадь под уздцы и помог слезть.

– Герцог принимает сегодня? – спросила она лакея, входя в дом.

Симс, главный слуга Локсвоза, кивнул.

– Для вас, леди Джасинда, его сиятельство всегда дома. – Он проводил ее в восточную комнату. Жестом пригласив сесть, Симс сказал: – Я доложу его сиятельству о вашем приходе.

Джасинда и ожидании герцога нервными движениями снимала с рук перчатки, чувствуя себя немного виноватой за столь ранний визит. Хотя она знала, что Симс сказал правду. В этом доме она была всегда желанным гостем, независимо от времени суток. Герцог Локсвоз был ее другом. И даже больше, чем другом. Он был для нее как дедушка. Это единственный человек, к которому за свои восемнадцать лет она испытывала чувство привязанности. Она чувствовала, что Локсвоз любит ее так же, как любил бы свою внучку, живи она с ним.

Джасинда поднялась с кресла, бродила по комнате, рассматривая висевшие на стенах портреты. На одном была изображена жена герцога, на другом – герцог с герцогиней и их единственным ребенком, дочерью Фелицией, красивой блондинкой с голубыми глазами. Она умерла прошлой зимой в Америке, и Джасинда знала, что ее старинный друг все еще скорбит по безвременно ушедшей дочери.