– Нет! Убирайся! – она пыталась справиться со своими слезами. – Я верила тебе. Даже после того, что случилось, я верила тебе. Я пришла сказать, что сожалею о происшедшем, что была неправа, и, видишь, что обнаружила. Ты и эта… эта… Лорали…

Тристан с силой ударил по двери. Она раскрылась, и Джасинда отпрянула в сторону и заняла оборонительную позицию за столом.

– Ты не видела меня вместе с Лорали, – настаивал он. – Ты видела только ее.

– А ты бы предпочел, чтобы я застала вас там вместе? – спросила она, глядя на него непреклонным взглядом. – Ты желал бы, чтобы я обнаружила тебя… тебя и ее… – она опять всхлипнула, понимая, что начинается истерика.

Тристан закрыл за собой дверь и подошел к ней. Его глаза умоляли Джасинду выслушать его.

– Не важно, когда бы ты пришла, Джасинда. Меня не было в комнате всю ночь. Я был на палубе.

Ей хотелось верить ему. Всеми фибрами души ей хотелось верить ему.

– Я даже не знал, что там будет эта женщина. – Он коснулся рукой ее плеча. – Клянусь тебе!

– Но она…

Его пальцы взяли ее за подбородок, принуждая поднять голову и посмотреть на него.

– Я был на палубе всю ночь. – Свободной рукой Тристан смахнул слезы с ее щеки.

– Но она сказала…

– Клянусь тебе, – прошептал он, проведя губами по ее лбу.

– Ах, Трис! – слезы снова сверкнули в ее глазах, но его крепкое объятие сдержало их поток. – Я не знаю, во что мне верить. – Плечо Тристана, к которому она прижималась, заглушало слова. – Я только знаю, что люблю тебя!

– И я тоже люблю тебя! Мы забудем о Лорали и обо всем, что случилось сегодня ночью. Я люблю тебя, Джасинда!

Нежный поцелуй щекотал макушку ее головы. Она слышала биение его сердца рядом со своим. Ее руки обвились вокруг него, крепко прижимая к себе. Они долго так стояли, обнимая друг друга, пока не высохли слезы, и Джасинда опять почувствовала себя в безопасности, пока не исчезли из головы мысли о Лорали.

Наконец, Тристан заговорил.

– Извини, Джасинда. Прости меня за то, что я причинил тебе столько неприятностей. Если бы ты была в Англии, никто бы из нас…

Она покачала головой, останавливая его слова и сильнее прижимаясь к его груди.

– Нет, если бы я осталась в Англии, то вышла бы замуж за Блекстоука и никогда не узнала, что такое любовь.

– Блекстоук, – эхом повторил он, отодвигаясь от нее. Черные глаза Тристана испытующе смотрели на Джасинду, когда она подняла голову и посмотрела ему в лицо. – А что Блекстоук?

– Я презираю его.

– Но тебе пришлось бы выйти за него замуж?

– Да.

– Почему?

Джасинда опять покачала головой.

– Как я могу объяснить тебе это? Мне было все равно. У меня не было ничего, кроме иллюзий и снов. Что изменилось, если бы я жила с Блекстоуком, как с моим мужем, или осталась бы с родителями в Бонклер? Мой отец дал согласие Блекстоуку на этот брак. Я должна была выйти замуж, а это была подходящая партия. Будущий маркиз – это удача для дочери графа Бонклер. У меня не было причин отказывать желаниям моего отца. – Она положила голову ему на грудь. – У меня не было сил противиться ему.

Тристан поцеловал ее волосы.

– А что же изменилось сейчас? – осторожно спросил он. – Сомневаюсь, что твой отец одобрит брак с простым американцем, капитаном корабля, если он рассчитывал на маркиза. Сейчас у тебя есть силы противиться этому?

Золотистые глаза Джасинды вспыхнули.

– Теперь у меня есть силы противостоять любому, кто попытается разлучить нас. Меня не волнует, одобрит отец этот брак или нет. Я не дам ему выбора. Пока ты не бросишь меня, я буду с тобой.

– Как моя жена?

Этот вопрос застал ее врасплох, лишил дара речи. Его женой? Он хочет жениться на ней? Она мечтала об этом, но…

Тристан нежно улыбался ей, но глаза его были серьезными.

– Я никогда не брошу тебя. Синда. Я обожаю тебя, твою яркую красоту. Мне холодно, когда тебя нет рядом даже секунду. Ты выйдешь за меня замуж?

– Да, Тристан, да!

Он опять прижал ее к себе. Их губы таяли в обжигающем, горячем поцелуе. Тристан шептал:

– Синда, любовь моя, мой свет, мой маяк!

И все отступило и забылось, когда Тристан снова разжег огонь их любви.

В один из тихих зимних дней «Танцующая Габриэлла» неслась по волнам Эгейского моря к проливу Дарданеллы, который тянулся на сорок миль в длину и четыре мили в ширину. Вдоль берега стояли сторожевые башни для защиты столицы Оттоманской империи. С другой стороны пролива открывался проход в Мраморное море. Путешествие близилось к своему завершению.

Ночью, перед прибытием в Константинополь, Тристан раздал всем женщинам паранжи и длинные черные платья. Он отдал приказ не выходить на палубу, пока они не наденут на себя эти вещи. В эту ночь Джасинда спала беспокойно. Тристана не было рядом с ней. Проснувшись, она облачилась в черное одеяние и поспешила на палубу.

Константинополь, единственный город в мире, располагающийся на двух континентах, раскинулся на холмах, открывая свое великолепие всем, кто приближался к нему на кораблях. Справа поднимались кварталы христиан, многие дома ясно напоминали своей архитектурой европейские. По левую сторону стоял старый город, лабиринты деревянных домишек, длинных дворцов, изысканных шатров и розовые купола византийских церквей. Мечети и минареты, разбросанные повсеместно, устремляли к небу свои купола. В самом конце старого города виднелись своды Сераглио, величественной резиденции Султана.

При первом взгляде на чужеземный город Джасинда не могла сдержать свое волнение и любопытство. Она прислонилась к бортику, укутанная в длинные черные одежды, прохладный ветерок развевал накидку, а над головой ветер надувал паруса. Ей хотелось узнать у Тристана, где они проплывают, что это перед ними. Она украдкой взглянула на корму.

Тристан стоял у штурвала. Он сосредоточенно слушал Випа, глубокая морщинка пролегла у него на лбу. По случаю прибытия Тристан надел свой черный сюртук, изысканную жилетку и черные бриджи. Из-под капитанской фуражки, почти полностью скрывавшей черные локоны его волос, виднелся перевязанный на затылке лентой хвост. Джасинда подумала, что он выглядит необыкновенно красивым, и пожалела, что не смеет присоединиться к нему.

Она вздохнула и перевела взгляд на восточный город, но мысли вернулись к событию прошлой ночи.

Он стоял в дверях их каюты с паранжой и накидкой в руках, смотрел на нее серьезными глазами.

– Джасинда, я не смогу быть с тобой до самого отплытия из Константинополя.

– Но почему?

Он поднял руку и покачал головой.

– Я просил тебя верить мне. И сейчас я должен просить тебя повиноваться мне. – Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. – Наша миссия очень опасна.

Джасинда, до того сидевшая на кровати и вышивавшая носовой платок Тристану, поднялась.

– Я не понимаю, Тристан!

– Это и к лучшему. – Он положил на стол черные одежды для нее и подошел ближе, сжал плечи своими сильными загорелыми руками. – Ты не должна покидать этот корабль. Не должна разговаривать ни с кем, кроме тех, кто находится на борту. Ты можешь это сделать для меня?

– Но почему?

– Нет, ты ответь, можешь?

– Ну, если ты этого хочешь, Тристан, но я все же не понимаю…

Он обнял ее.

– Я этого хочу, – крепко поцеловал он ее. – Ты должна быть в безопасности. – Он отпустил Джасинду и потянулся за паранжой и накидкой, передавая одежду ей в руки. – Женщина должна быть скрыта от чужих глаз. Таков местный обычай. Это как-то связывается с мусульманской верой. Местные жители строго придерживаются этих правил. Перед тем, как выйти на палубу, обязательно переоденься.

Джасинда с трудом выдавила из себя улыбку.

– Не очень-то это красиво, не правда ли?

Тристан ответил с улыбкой:

– Ты красива в любом наряде.

– Трис? – она взяла в ладони его голову. – Ты что-то скрываешь от меня?