— Здесь, — решительно сказал он и указал на это место.

Взгляды других последовали за его пальцем. Никто ничего не говорил, пока Рурьос не нарушил молчание.

— Хорошее место. Там протекает небольшой ручей между несколькими холмами. Там можно занять хорошую позицию. Если придется там защищаться, то опять же для этого хорошо подойдут холмы.

— Вы думаете, что Сцилас нападет? — спросил Оден.

В ответ ему кивнули сразу оба — и Тамар, и Рурьос.

— По крайней мере, он выстроится перед нами. Если бы он хотел только защищаться, то остался бы в Турдуе. Вопрос, конечно, предоставит ли он нам выбор места, но я не знаю, как он хочет заставить нас напасть на него первыми. А если он не будет нападать на нас, мы просто заберем себе Турдуй назад и закончим его небольшой военный поход.

— Местность хороша для нас, и он увидит это, но ему она тоже дает некоторые преимущества, — рассудительно сказал Рурьос.

Он вытащил свой кинжал из-за пояса, подошел к столу с напитками и едой, с преспокойным видом отрезал себе кусок ветчины. Жуя мясо, он снова указал жирным лезвием кинжала на выбранное место.

— Холмы дают ему надежное место для развертывания войска. Там совсем мало леса, что уменьшает опасность засады. Это хорошее место для битвы, — заявил он.

Другие дворяне были явно согласны с его словами, что очень обрадовало Тамара.

— Вецет, где мы разобьем лагерь? — спросил Оден, обратившись к юному марчегу.

— Мы разобьем два лагеря. Один северный холм мы выберем для наших отрядов, влахаки же должны занять место немного южнее от нас. Я должен буду обсудить это с Ионной, но, думаю, у нее не будет возражений.

— Два лагеря?

— Были некоторые трения, — оправдываясь, объяснил Тамар. — Будет лучше держать солдат раздельно.

— Трения, господин? — снова вмешался Рурьос, и Тамар вздохнул.

Он еще хорошо помнил о приговоре, вынесенном своим воинам. И даже если для этого и была веская причина и необходимость, происшедшее все равно оставило неприятный осадок в душе.

— Некоторые сорвиголовы нашли повод для ссоры с влахаками. Были драки. В одной из них дошло до применения оружия, — кратко сообщил марчег. — Я был вынужден принять жесткие меры, чтобы восстановить порядок. Но, тем не менее, мы решили устанавливать два лагеря отдельно, чтобы, по возможности, не давать ни малейшего повода для повторения подобных ситуаций.

Присутствующие всполошились. Даже Рурьос был совсем не рад.

— Какие меры, вецет? — спросил старый вояка, бросив косой взгляд на Одена, который моментально вызвал у Тамара тревогу. «Что у них там двоих происходит?»

— Был общий суд, состоящий из меня и воеводы. Каждый из нас засудил своих подданных. Нам пришлось некоторых повесить.

Оден резко вдохнул. Рурьос тоже казался обескураженным. Про себя Тамар проклинал тех дураков, которые в простой драке в лагере схватились за оружие. Когда дерущихся разняли, в пыли осталось лежать двое убитых, неподвижные глаза которых уже видели Божественный свет. Возникла опасность потерять контроль над своими отрядами, поэтому Тамар и принял такие решительные меры.

— Вы повесили масридов за то, что они побили влахаков? — тихо переспросил Рурьос.

— Были убитые, баро. Я не мог позволить, чтобы мои подданные подрывали мой авторитет, попирая тем самым новый союз, — холодно объяснил Тамар.

И хотя он сам не был доволен своим решением, он чувствовал, что был прав. Он был вынужден вынести такой суровый приговор, так как непредвиденные драки между союзниками могли иметь губительные последствия. «Но для этих баро все выглядит совсем иначе, — подумал марчег, смотря на их рассерженные лица. — Пока я восстанавливал свой авторитет у пехоты, я потерял его здесь. Моя единственная сила и власть заключаются в моем имени и преданности моей дружины. Отец знал это и пытался научить меня этому. Его смерть и падение Турдуя подорвали мои позиции подобно тому, как это делают саперы со стенами крепостей».

— Вот так незадача, — многозначительно заметил Оден. — Люди начнут задаваться вопросом, к кому вы более благожелательно относитесь: к ним или к влахакам?

— Я благожелательно отношусь к тем, кто мне верен и выполняет мои приказы, — горячо ответил Тамар. — Тот, кто пренебрежительно относится к моим словам, будет наказан за это. Будь то масрид или влахак. Или сцарк, — мрачно добавил он.

Высоко подняв голову, он смотрел на своих подданных. Последние слова были очевидным предупреждением, но Тамар знал, что в случае необходимости у него может и не оказаться достаточно власти, чтобы привести эти слова в исполнение. «Если воины больше верят другому предводителю, то мне остается лишь моя кровь Бекезаров, к которой я еще смогу апеллировать. Хотя и эта кровь всего лишь красная, как некоторые уже успели заметить. Мне нужна поддержка всех баро и доверие солдат. Моя гвардия верна мне, как и отряды из Турдуя, однако у баро больше воинов, чем у меня. И если они решат объединиться вокруг другого предводителя…» Заканчивать эту мысль марчегу совсем не хотелось. Уже достаточно плохо было то, что ему пришлось отдаться на милость влахаков, но то, что ему пришлось жестко подавить волнения в собственных рядах, еще больше омрачало его душу. «Когда гриф силен, ему служат все; однако во времена слабости начинаешь замечать, кто воистину верен твоему гербу».

Оден и Рурьос вновь обменялись взглядами, и это не ускользнуло от Тамара. Оба влиятельных баро даже слишком явно показывали, что они в союзе. Выражение лица Одена казалось более самоуверенным, да, почти самодовольным, в то время как выражение Рурьоса было скорее озабоченным. Старый ветеран был всегда верен Гиуле, боролся как против периодических нападений Цорпада, так и против влахаков, и при этом всегда непоколебимо служил только дому Бекезаров. То, что он унаследовал от Гиулы некоторые тайны, не могло не волновать.

Когда совет был окончен, Тамар взял кусок мягкого хлеба и немного сыра и задумчиво посмотрел на старого воина. Бормотание других, разделившихся на маленькие группы, отошло на задний план, в то время как Тамар глубоко задумался над происходящим. «Оден опасен, его голод власти и авторитета слишком силен. Но Рурьос мне всегда был известен как хороший человек и никогда не был тщеславен, чтобы становиться опасным для своего господина. Он человек, который держит свое слово». С этими мыслями масрид доел хлеб. И пока он наслаждался пряным привкусом, который остался у него во рту после сыра, в нем созрело решение.

Быстрым решительным шагом он подошел к Рурьосу, который в этот момент был погружен в разговор с некоторыми баро, и кивнул ветерану.

— Мне нужно еще немного поговорить с вами, баро, чтобы обсудить преимущества проведения битвы в холмах. Вы не против?

— Конечно, вецет, — кратко ответил Рурьос и последовал за Тамаром к столу с картой.

Когда они вдвоем склонились над картой, Тамар тихо спросил:

— Что вам сказал Оден?

От такого вопроса брови баро тут же удивленно подскочили вверх. Сначала он не ответил, и Тамар уже начал опасаться, что его вера в честность этого человека была большой ошибкой, однако наконец Рурьос несколько нерешительно ответил:

— Баро Оден против вашего союза с влахаками. Он сказал, что мы сможем выстоять против наших врагов без их помощи и нам совсем не нужно объединяться для этого с этим сбродом.

— Значит, такими были его слова?

Старый ветеран кивнул и пристально посмотрел в глаза Тамару.

— Он считает, что влахаки обязательно воспользуются благоприятным случаем, чтобы окончательно уничтожить нас. Ионна хочет стать королевой всей Ардолии, и война между вами и Сциласом дает ей такую возможность.

— А что вы думаете, Рурьос?

— Его слова звучат здраво, — осторожно ответил баро. — Мне тоже неприятно доверять свою судьбу влахакам. Возможно, это всего лишь ловушка кошки.

Здесь он пренебрежительно использовал тот титул, которым масриды наградили Львицу из Дезы.

— Возможно, — согласился Тамар, что вызвало вопросительный взгляд Рурьоса. — Но я в это не верю. Мой отец был за этот союз. Он знал, что уживаться с влахаками будет непросто. Он был прав, мое сердце сжимается каждый раз от мысли, что мне пришлось повесить масридов.