Девушку душила обида. И не столько на этого пьяницу Димку, сколько на систему в целом. Опер – он ведь только часть механизма. Винтик, болтик, шестеренка... Как ни назови, все будет правильно. Пьющий, ленивый, равнодушный... Но из таких винтиков складывается огромный, охватывающий всю страну механизм. И Димка – порождение этого механизма, плод его работы. Но одновременно с этим он – его создатель...

И весь этот механизм в целом – неэффективный, ленивый, бездушный, зацикленный на своих внутренних проблемах. На никому не нужных процентах, на сводках и отчетах, на рапортах и реляциях, благодаря которым создается видимость активной и успешной деятельности на благо общества...

И беда этой милой и доброй девушки заключалась в том, что она не хотела становиться частью этого проржавевшего механизма. Со свойственной молодости самонадеянностью она верила в то, что сможет исправить этот мир. Увидеть его таким, каким ей хочется...

Немного успокоившись, Марина решительно протянула руку к телефонному аппарату. Не хочет Димка проверять ее слова?! Не надо! Есть, в конце концов, люди, стоящие на более высоких ступенях милицейской иерархии... И это необязательно большие начальники...

Вопрос теперь был только в том, куда звонить – в городское УВД или в областное?.. Насколько Марина помнила телепрограмму, в которой рассказывалось о погроме на еврейском кладбище, расследованием занималась прокуратура области. Значит, оперативное сопровождение должны осуществлять областные сыщики...

Марина решительно набрала номер телефона дежурного УВД области:

– Простите, а вы не подскажете, кто занимается делом об убийстве на еврейском кладбище?..

Была у Максима Оболенского, старшего опера "убойного" отдела УВД области, привычка... Каждое утро, после планерки отдела, он спускался в дежурную часть и забирал один из экземпляров суточной сводки происшествий и преступлений по области. А потом, обосновавшись в своем кабинете, прочитывал эти несколько листков бумаги от корки до корки.

Кому-то это казалось глупым – что может быть в этих сводках, в которых действительность отретуширована и приведена в соответствие с представлениями, по большей части искаженными, руководства об окружающем их мире?.. Кому-то – просто смешным. Шерлок Холмс играл на скрипке, комиссар Мегрэ курил трубку, майор Пронин посещал партийные собрания, а великий сыщик Оболенский, значит, читает сводки...

Максим не обращал внимания на эти насмешки. Пусть говорят... Его в свое время, еще в райотделе, учили именно так – каждое утро начинается с изучения суточной сводки по городу. Причем учил человек, полжизни проработавший на "земле", обладающий богатейшим опытом розыскной работы, которого Оболенский искренне, от всей души уважал.

Это ведь раньше было – на подготовку работоспособного оперативника уголовного розыска, способного самостоятельно решать стоящие перед ним задачи, тратилось в среднем от трех до пяти лет, исключая время, проведенное в специальном образовательном учреждении. Редкие самородки вставали на ноги за два-три года. Таких было немного, и это были по-настоящему талантливые сыщики, которых ждало большое и успешное будущее.

А сейчас... Три года – средний срок службы опера на "земле", в низовом подразделении, которое, собственно, и несет основную нагрузку по раскрытию преступлений. А потом еще толком не оперившийся пацан уходит на повышение либо прощается с органами. Причин масса – выявленные "гестапо" злоупотребления, пьянство и лень, наступление вожделенных двадцати семи лет, после которых он уже не подлежит призыву в Вооруженные силы...

Ушедшие используют приобретенные ими за время службы основы знаний о процессе негласного раскрытия преступлений в частных охранных структурах, службах безопасности или "в бандитах". Проще говоря, там, где платят намного больше. И где они более востребованы.

За годы "преобразований" и "реформирования" правоохранительных органов в духе российской псевдодемократии милицией было утрачено самое главное – преемственность поколений. Чему может научить своих подчиненных старший опер или начальник отделения, которому едва исполнилось двадцать пять и который на службе без году неделя?.. Грозно хмурить брови, "колотить понты", над которыми опытный, бывалый "жулик" только посмеется... Ну, и "стресс снимать" с помощью водки. То есть тому, что умеет сам...

Потихоньку забываются имена тех людей, которые сделали это словосочетание – "уголовный розыск" – именем нарицательным, внушающим страх и ненависть одним, вызывающим восторг и почтение у других. Тех, кто прошел все инстанции службы – патрульный, потом участковый на том же участке, и только потом, после долгих "приглядок" и прикидок, – оперативный уполномоченный уголовного розыска. Такой сыщик знал по имени и отчеству всех своих "клиентов", ему охотно рассказывали все, и даже бродячие собаки на обслуживаемой им территории спешили раскланяться при встрече...

Именно таким был первый наставник Оболенского. Так что Максим дорожил каждым словом, что слышал в свое время от него, считая их истиной в последней инстанции. А эти, "скороспелки"... Да пусть смеются!

...Вот и в это утро Оболенский, "отпланировавшись", спустился вниз, в дежурную часть УВД области... Стоял у стола, ковыряясь в разрозненных, перемешанных между собой листках сводки. Экземпляров распечатывается достаточно много, хватит на всех желающих... Но вот полностью, листок к листку, комплектуют те, что подаются генералу и его замам. А все остальные вольны выбирать то, что им нравится из сваленной в беспорядочную кучу бумаги.

– Макс! – окликнул оперативника помощник оперативного дежурного по области, молодой майор, который перебрался сюда, на более спокойное и во всех отношениях тихое место, из розыска, где прижиться не сумел. – Слышь, Макс!..

Оболенский очень неохотно развернулся на этот оклик – терпеть не мог, когда его называли Максом. Было в этом словечке нечто похожее на собачью кличку. Впрочем, поправлять помощника он не стал – не тот человек... Какое-то время они работали рядом. И Максим не уважал этого майора, лодыря и сплетника.

– Тут, короче, такое дело... – майор помахал в воздухе телефонной трубкой. – Звонит инспектор ИДН из Юго-Восточного. Вроде как у нее какая-то информация имеется... По убийству на еврейском кладбище... Будешь говорить?..

– Дай. – Шагнув вперед, Оболенский протянул руку к трубке. Помощник послушно вложил ее в ладонь опера.

– С вами говорит капитан Оболенский, старший оперуполномоченный второго отдела Управления уголовного розыска области, – представился Максим. – Что вы хотели сообщить?..

Дежурный майор просто изнывал от любопытства, но ни по бесстрастному лицу Максима, ни по ровному, полностью лишенному какой-то эмоциональной окраски голосу не мог понять – что-то стоящее толкует инспектор?.. Или так, "пыль метет"?..

Вообще-то он мог поговорить с инспектором и сам.

По занимаемой им должности имел полное право и даже обязан был это сделать. Но только принимать какую-то информацию – значило брать на себя ответственность. А единственное, что твердо усвоил майор за время службы, – инициатива наказуема. Намного проще сидеть тихо, подобно мыши. Ничем себя не проявляя... Отбыл сутки, отвечая на звонки и распечатывая сводки, – и домой, на дачу, к семье и собаке. Трое суток отдыха... А срок службы идет, звания присваиваются вовремя, оклад повышается соответственно выслуге лет... И уйдет он на пенсию в положенный срок, и получит свою "дежурную" микроволновку. А там хоть трава не расти.

Но быть "в курсе" все равно очень хотелось. И он старательно ловил сказанное Оболенским, пытаясь строить свои гипотезы и делать выводы. Вот только пищи для размышлений Максим подкидывал очень немного...