А сдай он чеченца властям, еще и дополнительно заработал бы кое-какие очки, укрепил свое положение как лояльный к властям лидер азербайджанской диаспоры...

Он опоздал. Стараясь перехитрить всех, гордясь своей ловкостью и изворотливостью, Фархад заигрался... И в результате перехитрил сам себя.

Дорога к Лосю ему теперь, когда чеченец растворился где-то в лабиринте городских кварталов, была закрыта. Предположим, он приехал бы к авторитету и сообщил бы тому: "Борис Максимович, в город прикатил чеченец и собирает информацию о тебе!" Неминуем вопрос: "А откуда ты, брат Фархад, это знаешь?.." И что он объяснит?.. Что принимал чеченца в своем доме, доставал для него оружие и боеприпасы, приставил людей собирать информацию о Лосе?.. Извините, но рассказать такое... Да это все равно что самому себе смертный приговор подписать!

По тем же причинам Фархад не мог обратиться к властям. Теперь его попытка сотрудничества была бы воспринята как очередной хитрый ход в какой-то не понятной никому игре. И ничего, кроме неприятностей, ему бы это не принесло...

Надо было понимать так, что и долларов никаких теперь не будет... Чеченец позвонит на родину и сообщит своему подельнику, что везти сюда что-то нет необходимости. Что он успешно "кинул" глупого лоха-азербайджанца...

Представив себе, как будут хохотать над ним эти проклятые чеченцы, Фархад даже зубами заскрипел и застонал, как от сильной боли. Толпящиеся вокруг земляки примолкли, с уважением поглядывая на авторитета. Вон как по покойному убивается... Как по близкому родственнику... И им было невдомек, что Фархад убивается не по Мамеду. Такого "мяса" в его окружении хватает...

Фархад скорбел по тому, как враз, в одночасье рухнули все его планы... По тому, что проклятый чеченец опозорил его... И не имеет особого значения тот факт, что никто, кроме него самого, об этом не знает. Теперь постоянный его удел – стыд. Стыд и... страх.

Если кому-нибудь из городской братвы станет известно о том, что он принимал этого чеченца в своем доме... Или о том, что он снабдил его оружием... На него тут же начнется самая настоящая охота. И тогда у него останется только один выход – уезжать в Азербайджан. В родные горы... Где он будет одним из многих, и любой участковый инспектор постарается получить с него мзду.

– Короче, так... – негромко начал говорить авторитет, и все окружающие его земляки почтительно замолчали, внимая его словам. – Труп Мамеда сжечь... О том, что здесь произошло, – никому и никогда не говорить...

Среди стоящих рядом прошло какое-то непонятное движение. Как волна прокатилась... Наверное, немногие были довольны решением авторитета. Но и открыто протестовать никто не осмелился.

– Я поехал, – продолжал Фархад. – А вы...

Тут он угрюмо посмотрел на остальных охранников, бывших в ту ночь здесь и беззаботно проспавших все события.

– ...А вы здесь все сделаете...

Больше не обращая внимания на подручных, авторитет тяжелой, шаркающей походкой, как очень старый, уставший от жизни человек, направился к своей машине.

Проклятый чеченец не только испортил ему настроение, поломал спокойную жизнь, сорвал так хорошо продуманную сделку. Он сумел вдобавок ко всему лишить его и недвижимости... В этом доме, где такой гадкой смертью умер один из его близких, Фархад вряд ли когда еще появится. Он не верил в привидения, но чувство вины и страха не даст ему покоя в этих стенах...

– ...Ты соображаешь, что ты делаешь?! – Василий грозно навис над Витосом, опершись двумя руками о стол, за которым тот сидел. – Ты же мальчишек калечишь! Психику им ломаешь! Ты чему их учишь?!

То, что Скопцов увидел в этом подвальном клубе, потрясло журналиста до глубины души. Совсем еще юные мальчишки, будущее страны, где им выпало жить, которых этот несчастный парень, так и не сумевший вернуться с войны, оставшийся навсегда где-то там, под селом Комсомольское, пичкал идеями национализма...

Но уверенный в своей правоте Витос был совершенно спокоен. И нападки Скопцова его ни грамма не пугали.

– Не говори ерунды, – небрежно отмахнулся он. – Я их учу защищать Родину!

– От кого?! – психовал Василий. – От кого защищать?!

– От инородцев, которые грабят и насилуют нашу Родину, – невозмутимо отвечал Витос.

О господи! Как же все это было знакомо!.. Неужели история ничему не учит людей?! Во все времена, начиная с глубокой древности, нерасторопные и нерадивые правители старались направить недовольство народа на какую-нибудь этническую группу. На "инородцев", как сейчас выразился Витос. Знаешь, кто виноват во всех твоих горестях, народ? Вон, смотри! Хитрые евреи, жадные среднеазиаты, воинственные кавказцы... Вот они! Все они живут лучше тебя! Так накажи их! Бей, ломай, круши!..

И озверелая, подогретая водкой и наркотиками толпа бросается вперед... За что?.. А кто его знает... Да это уже и не имеет особого значения... Безнаказанность опьяняет толпу, дает выход самым низменным, самым отвратительным человеческим инстинктам...

И самое страшное было сейчас в том, что в какой-то степени Скопцов и сам разделял эти националистические убеждения своего спарринг-партнера. Это был отголосок той войны, что пришлось ему пройти... Когда некто черный и бородатый, определенной национальности, стреляет в тебя, то это ни в коей мере не делает его в твоих глазах другом и братом. И вообще... Да, слишком уж много в России приезжих. И уж слишком по-хозяйски они себя тут ведут, иногда откровенно не считая аборигенов за людей. Но в то же время он прекрасно понимал – просто взять и прогнать всех тоже не метод борьбы... Может быть, имеет смысл начинать с воспитания собственного народа?..

Но как объяснить все это Витосу?.. И Скопцов попробовал зайти с другой стороны.

– Витя, вот ты воевал...

– А ты что, нет? – чуть насмешливо скосился спарринг-партнер в сторону Скопцова. Вычислил, зараза...

– Сейчас это неважно, – отвернулся Василий. – Ты никогда не думал о том, что в любой войне обе противоборствующие стороны правы?..

– Это как?! – Кажется, журналисту удалось все же если не переубедить собеседника, то хотя бы удивить его.

– А вот так, – развел руками Скопцов. – Попробуй посмотреть на эту войну с точки зрения чеченцев. В конце концов, это ведь мы пришли в их дом... Это мы бросали бомбы на их села и города... Это мы превратили их столицу в груду камней... А они только защищались...

– Чего-то ты гонишь... – нахмурился Витос. – В девяносто девятом они начали агрессию, не мы... Это мы защищались... От вторжения.

Василий, кстати, до сих пор был уверен в том, что вторая чеченская война была начата Кремлем. Или теми немногочисленными людьми, которые, скрываясь за этим громким словом, обстряпывали свои делишки, "рубили капусту"...

На взгляд Скопцова, схема выглядела достаточно просто. Некая группа лиц, официально не имеющая никакого отношения к властям, но в то же время "делавшая политику" в этой стране из-за кулис, страстно желала, чтобы престарелый и безобидный "отец русской демократии" остался у власти...

Несомненно, эти люди имели и определенное влияние на начавшего вторжение Басаева... По их представлению, Басаев, являющийся героем первой чеченской, человек, чье имя с восторгом повторял практически каждый кавказец, входил в Дагестан, также мусульманскую республику, под гром оваций, и к нему тут же присоединялись местные жители... Все. Поголовно. Весь Северный Кавказ, огромный регион, оказывался в огне мятежа, и федеральным властям не оставалось ничего другого, как ввести чрезвычайное положение по всей стране... То есть медленно впадающий в маразм президент оставался у власти на неопределенно долгий срок. Формально, по крайней мере... Кочевал бы себе из больницы на теннисный корт и обратно, дирижировал оркестрами, отплясывал с эстрадными звездами... А в это время реальные правители продолжали бы грабить страну от его имени...