— Ясненько, — оборотень поднялся на ноги, — Пока во мне нет надобности, может, я отдохну чуток?

— Как знаешь, — равнодушно отмахнулся Эверонт и жестом остановил оборотня, когда тот протянул руку к зеркалу, — Оставь. Снег это совсем не то, что солнце. Он успокаивает меня.

За стеклом продолжали кружить и бесноваться на ветру снежные хлопья.

— Нос отмерз! — пожаловался Ронф, — Когда ж это прекратится-то? Хватит уже.

Он давно слез с лошади и тянул ее за повод. Гоблин, конечно, не признавался, но боялся упасть с нее, потому что не мог видеть ничего вокруг из-за сильного снегопада. Точно также поступил и Нок, ворча себе в бороду, и раздумывая, не пнуть ли под зад своего пони, который упрямо отказывался иди вперед. Когда путники выбрались из чащ Зеленолесья на открытую равнину, над Дивным Краем кружила метель.

— И впрямь достаточно, — заметил Орн, натянувший капюшон плаща на самый нос.

Странники ехали, с трудом пробираясь среди глубоких сугробов, согнувшись в седлах под порывами ветра. Только Элиа будто не замечал суровых капризов зимы. Некоторое время назад он выбрался из повозки и пошел рядом, не смотря на уговоры Кадо, просившего его немного поспать в тепле.

— Это бесполезно, — тихо молвил Элиа своему огорченному другу, — Я теряю силы не от усталости. Зеленый камень в руках врагов. Его сила тает, и я вместе с ней.

Повозка слегка отстала от остального отряда, с трудом проезжая в глубоком снегу. Белые эльфийские пони тяжело переставляли ноги среди зимнего бездорожья. Кадо приходилось их уговаривать почти на каждый шаг. Услышав, как Элиа заговорил осмысленно, впервые, после выезда из Парладора, Кадо и сам остановился и замер. Слова Элиа напугали его еще больше, чем молчание. Да и вид у друга был совсем измученным. Кадо решил бы, что Элиа бредит, но его взгляд, полный черноты, был обращен прямо на него.

— Послушай, что я скажу, — продолжал Элиа, взявшись за поводья пони, и задерживая повозку, — Не говори остальным.

— О чем? — спросил Кадо дрогнувшим голосом; он почувствовал, что готов по-настоящему испугаться.

— Ты видишь, что происходит, — тихо промолвил Элиа, опустив голову, но в следующий миг его глаза опять испытующе воззрились на Кадо, — Неведомое зло набирает силу, а мы не знаем, как ему противостоять. Если случится так, что Дивный Край окажется в опасности, только Кристалл Знания может помочь его спасти.

— Но его нельзя собрать вновь, — возразил Кадо.

— Можно, — хрипло возразил Элиа, шагнул к Кадо и с неожиданной силой сжал его руку, — И я знаю, как. Я могу доверить это только тебе. Если понадобится, сделай, как я скажу: собери камни, соедини их в Кристалл, — он опустил голову и тихо, но твердо закончил, — Чтобы взять последний камень… Ты убьешь меня, чтобы освободить зеленый камень и соберешь Кристалл. Обещай.

Стало очень тихо. Слышен был только вой ветра. Отряд отъехал дальше в поле, и друзья остались одни среди белого кружения вьюги. Они с трудом могли видеть друг друга сквозь снежную пелену. Но Кадо чувствовал холодные пальцы, державшие его руку.

— Обещай, — настойчивым хриплым шепотом повторил Элиа.

— Нет, — также тихо и решительно ответил Кадо, — Я этого не сделаю. Никогда. Что бы дальше ни было с Дивным Краем, что бы с нами не случилось, я верю, это не понадобится. Мы найдем другой способ все исправить!

— Гвендаль бы поставил все на свои места, — Элиа отпустил руку Кадо и побрел вперед, словно забыв о его существовании и о повозке Колдуна, — Гвендаль бы все смог. Куда же ты делся? Где ты, когда ты всем так нужен?

Он остановился и поднял голову, глядя на сыплющий с неба снег. Капюшон упал с его головы, ветер трепал волосы. Хлопья снега облепили Элиа и медленно таяли на его лице.

— После того, как ты отдал мне зеленый камень, как послал меня в тот поход против Темной госпожи, все изменилось между нами, — сказал Элиа с горечью, глядя куда-то в высь, сквозь летящие снежинки, — Знаю, ты винишь себя в том, что со мной случилось. Тебе стыдно, что ты изменил мою жизнь, не спросив моего согласия. Но из-за этого ты отдалился от меня. Мы словно стали чужими, — он рванул завязки плаща, словно они его душили, — Я этого не хочу! Я по-прежнему тебя люблю. Не прячься от меня, дядя!

Вслед за Элиа Кадо поднял голову к снежным небесам. На миг ему показалось, что сейчас Гвендаль должен откликнуться на этот отчаянный призыв. Затаив дыхание, он ждал и вслушивался в вой ветра. Но зимнее небо над Дивным Краем хранило молчание.

— Надо же какой сильный снегопад! Больше похож на метель.

Тарилор сидела перед окном в библиотеке Дарфиона. На трехногом столике рядом с ней в круглой коробочке сплетенной из ивовых прутьев лежали разноцветные мелки пастели. Она брала их один за другим, нанося штрихи на лист пергамента. На рисунке Тарилор ветви лесных деревьев сплетались и гнулись к земле под тяжестью снега, тяжелые хлопья летели с неба, мешая рассмотреть что-либо. Услышав слова Эгмара, эльфийская дева оторвалась от своей работы и подняла глаза, оборотившись к окну. За окном над Спрятанной долиной раскинулось чистое небо, с него ярко светило полуденное солнце. Эгмар следил за выражением ее лица с ласковым сочувствием во взгляде.

— Понимаю, дочь, — молвил он, положив ладонь на вновь склонившуюся голову Тарилор, — Ты хотела ехать с ними. Но на сей раз так нужно. Доверься Генимар.

Тарилор вздохнула, опуская глаза на рисунок. Ее тонкие пальцы машинально терли пергамент в том месте, где под сенью лесной чащи сгущались тяжелые сумерки. На подушечках пальцев оставались темно-синие следы.

— Я знаю, atar, — негромко ответила Тарилор, — Но это нелегко. Мы столько пережили вместе, и вот теперь я должна предоставить их собственной участи. Элиа… Он кажется тенью — тенью самого себя.

Эгмар опять погладил ее по густым рыжим волосам.

— С этим мы не можем ничего поделать. Ни ты, ни я, — сказал он, — Наберись терпения следовать своему пути. Кстати, — добавил он, запустив руку в карман серебристого кафтана, — Господин Эзельгер нашел в зимнем саду твое зеркало.

— Я не теряла зеркала, — возразила Тарилор, с недоумением отрываясь от рисунка.

— Ну, как же? Я помню, что видел его у тебя, — сказал Эгмар, протягивая Тарилор зеркальце на длинной, богато украшенной ручке.

Увидев зеркало, Тарилор встала со стула, уронив под ноги мелки и рисунок. Эльфийка взялась за ручку обеими руками и заглянула в круглое, оправленное в серебро, стекло. В стекле отразилось ее бледное потрясенное лицо. По поверхности зеркала, пересекая щеку девушки, точно шрам, пролегала трещина. В следующую секунду Тарилор сжала ручку зеркала в кулаке и стремительно выбежала из библиотеки. Она промчалась по анфиладе комнат, ведущей на открытую площадку одной из башен. Эгмар услышал сначала, стук распахнутой двери, а потом голос Тарилор, эхом прокатившийся над горами:

— Вернись! Вернись!

Метель утихла лишь в тот день, когда путники приблизились к долине реки Ильрадан. Последний привал Элиа и его товарищи устроили на опушке Разнолесской чащи, на маленькой поляне под сенью вековых дубов. Смеркалось, воздух был морозным и прозрачным. Красно-золотые отблески заката терялись в просветах между стволами деревьев. Все вокруг было одето снегом. Путники утоптали небольшую площадку рядом со стволом поваленного дерева. Ронф и Евглен нарубили с него сучьев. Сметливый Кадо разжег костерок и заварил над огнем чаю, приятно пахшего дымком и травами. Рядом настелили срезанного в ближайшем ельнике сухого лапника, набросили на него дорожные одеяла, и все смогли рассесться у огня с тем удобством, какое возможно в дороге. Кадо проверил, удобно ли и тепло устроен в своей повозке Восточный Колдун, и раздал остальным по жестяной кружке с горячим чаем. Некоторое время все молчали, грея руки о стенки своих кружек, полных кипятка.

— Вот почти что и приехали, — заметил Вернигор, не без затаенной грусти, — Скоро наши пути опять разойдутся.