— Ага, — хохотнул он, — уже пропечатали! Представляете, этот старик целый акр земли засадил каннабисом и набивал себе мошну, а сын ему помогал.

— Вы выяснили, кому он сбывал товар?

— Признаться, я не готов ответить, его сейчас допрашивают в участке, но я немедленно все разузнаю. Мы не придали особого значения этому делу, оно числится по разряду мелких правонарушений. Кстати, Кип, отчего вдруг столь большой интерес? Стоило ли звонить из Найроби из-за подобной мелюзги?

— Представь себе, стоило… — Я торопливо прикидывал, насколько можно посвятить его в дело. — В управлении подозревают, что какие-то иностранцы вывозят бханг за границу. Мне поручено расследование.

— Вот оно что. — Он выдержал паузу, потом добавил: — Хотите проверить, нет ли связи между нашим крестьянином и вашими экспортерами?

— Скажу спасибо за любые сведения.

— Я позвоню вам, как только что-нибудь выясню.

— Еще одно. Когда суд над стариком кончится, его товар, очевидно, сожгут?

— Ну да, так уж заведено.

— Пожалуйста, уговорите судью отступить от этого правила и отправьте травку к нам в Найроби. Она может понадобиться в качестве наживки. Я получу санкцию комиссара.

— Договорились. Снаряжу конвой, как только будет указание шефа.

Я поблагодарил его, посулив, что угощу пивом, когда он в очередной раз приедет в Найроби. Упомянув о пиве, я и сам сразу ощутил жажду.

Я принял его за одного из завсегдатаев: на первый взгляд ничего в нем нет подозрительного. Он скользнул по гостиничному холлу к стойке бара, за которой мы сидели на высоких табуретах, и, заказывая пиво, равнодушно кивнул Гитхуа. Я вскоре забыл о нем, поджидая свою "дичь".

Гостиница, где мы находились, была, по теперешним меркам, довольно скромной. Белых туристов в ней немного, зато африканцев среднего достатка полным-полно, особенно у бара.

Дело было в три пополудни, на улице знойно и сухо. Вокруг нас еще несколько человек потягивали пиво. У стойки, поодаль от нас, сидела белая пара, типичные учителя из провинции. Меня уже мутило от ледяной содовой, я мечтал о пиве, но на работе не полагается. А этот чертов Кассам все не шел…

— Меня зовут Кассам. — Маленький индиец — тот, что кивнул Гитхуа и сел на соседний табурет, — протягивал мне руку. — Кассам Кхалиф. Рад с вами познакомиться, э… Простите, как вас величать?

— Кип. — Я растерянно улыбнулся. Он ошарашил меня, возникнув неожиданно, как чертик из табакерки. — Поль Кип.

— Рад с вами познакомиться, Поль.

— И я тоже рад нашему знакомству.

Мы пожали друг другу руки, он втиснулся между мной и Гитхуа. В нем было чуть больше пяти футов, тощий, болезненный. Бесцветные глаза за толстыми линзами очков то и дело моргали, темные курчавые волосы лоснились. Зубы тоже не прибавляли ему привлекательности: неровные, в желтых пятнах от табака и бетеля.

— Пожалуйста, переставьте сюда мою бутылку с пивом, — сказал он бармену, потом обратился ко мне: — Как поживаете, бвана?

— Помаленьку, — бесстрастным голосом ответил я.

— Квели кабиса, бвана. Маиша сику хизи инакува нгуму кабиса[14], — продолжал он на суахили.

— Ндио[15], - согласился я. — Вы родом с восточного побережья?

— Почему вы так решили, бвана?

— Отлично говорите на суахили и на индийца не очень похожи, скорее, пожалуй, на выходца из арабских стран.

— Нет, бвана, вы ошибаетесь. Но я и не кениец.

— Так вы пакистанец?

— Нет, перс.

— Значит, из Ирана?

— Персы, — улыбнулся он, — живут не только в Иране.

Я решил, что тема эта исчерпана: в такую жару мне было не до словесной эквилибристики.

— Позвольте вас чем-нибудь угостить. — Я старался казаться любезным.

— Спасибо.

Я заказал на всех.

— А сами вы, бвана, не пьете пива, только содовую.

— Днем мне ничего другого нельзя, иначе начинается невыносимая головная боль. Вечером наверстаю.

— Понятно.

Теперь Кассам повернулся к Гитхуа, между ними также произошел обмен дежурными фразами. Я тем временем оглядел позиции своей "команды".

За дальним столиком сидел сержант Мачария еще с двумя сотрудниками уголовной полиции, которых мы взяли себе в помощь. На сержанте была ковбойская широкополая шляпа, темные очки, синие брюки и черный кожаный пиджак, на шее болтался серебряный медальон. В противоположном углу сидел инспектор Мбуви, нарядившийся для маскировки фермером. Еще несколько наших людей находились в разных концах зала. Всего нас было десять человек. Я едва сдерживал смех, наблюдая за тем, как каждый старался убедительнее и правдоподобнее сыграть свою роль. Бармен тоже получил от нас соответствующие инструкции и делал все, что от него требовалось.

Гутхуа позвонил мне накануне — пять дней спустя после того, как согласился сотрудничать с нами, — и доложил, что разыскал Кассама Кхалифа.

— Я спросил его, по-прежнему ли его другу требуется большая партия товара. У меня, мол, завелся надежный поставщик.

— Как ты напал на его след?

— Через друзей, — односложно ответил Гитхуа. — Сначала Кассам прикинулся, будто мое предложение не представляет для него особого интереса, но потом обещал разыскать европейца — он якобы давно его не видел — и справиться, возьмет ли тот товар.

— Он не сказал — этот белый все еще в Найроби?

— Прямо не сказал, однако дал понять, что европеец пока в Кении.

— Ясно.

— Кассам сначала хочет встретиться с вами. Он, мол, не знает, может быть, у европейца уже есть другой поставщик. Кассам должен удостовериться в вашей надежности, прежде чем рекомендовать вас кому-либо.

— Значит, хочет прощупать меня, иначе белого не выманить из берлоги? усмехнулся я. — Что же, резонно. Хорошо, Гитхуа, я встречусь с ним. Устрой нам свидание в холле какой-нибудь гостиницы.

— Вам где удобнее?

— Чтобы была не слишком большая и не слишком роскошная, например "Мунсайд", или "Джумбо", или "Крещент".

— Понятно.

— Желательно во второй половине дня, однако не позднее четырех часов. Сообщи ему эти условия и потом позвони мне.

Мы с Гитхуа говорили утром, а в полдень он перезвонил:

— Кассам будет ждать в "Мунсайде".

— Передай ему, что я приду.

Я срочно собрал своих людей и еще нескольких полицейских на инструктаж. Если все сойдет гладко, у нас окажутся отпечатки пальцев одного или нескольких членов синдиката. Это как раз и поручено бармену.

— У вас как будто есть что-то для меня, — сказал перс, выводя меня из задумчивости.

— Есть.

— А много ли?

— Пять мешков.

— Хорошо.

К нам приблизился официант, разносящий напитки по залу, и мы смолкли, чтобы он не мог нас подслушать.

— Я понял так, что вы лишь посредник, товар нужен кому-то другому, сказал я как бы невзначай.

— Да, но это к делу не относится. Где хранятся мешки?

Я лукаво ухмыльнулся, притворяясь осторожным дельцом, никому на свете не доверяющим.

— Я у вас их не отниму, — произнес он, обнажая неровные зубы. — Вы не так меня поняли. Надо договориться, когда и где забрать товар. Заплатим мы вперед, как только убедимся, что у вас действительно есть то, что нам нужно.

— А если это не в городе?

— Не имеет значения.

— Как насчет фараонов?

— Предоставьте их нам. Договоримся о цене и месте передачи, остальное наша забота. Мы все обставим профессионально.

— Товар здесь, в Найроби, — сказал я, — так что вы сэкономите на транспортировке. Однако непонятно, зачем вам понадобилось со мной встречаться, если покупатель не вы. А его вы как будто уже несколько месяцев не видели.

— Я с ним в постоянном контакте.

— Сколько он даст за один мешок?

— Надеюсь, вы с ним сторгуетесь. Уверен, никаких проблем не возникнет.

Я покачал головой, заметив, что бармен смотрит в нашу сторону. Мы учили его держаться естественно, даже прерывать нас. Перс иначе расценил мой жест.