— Святой отец, если будете в Америке, милости прошу! — сказал ему Фридмен.

Итальянец снова покачал головой, как бы давая понять, что ему нечего делать в безбожной стране.

Подошел официант, чтобы убрать со стола, и Фридмен заказал выпивку на всех.

— У нас есть повод, не правда ли? Необходимо спрыснуть наше знакомство.

— Извините. — Фон Шелленберг поднялся. — Мне необходимо позвонить по важному делу. Бизнес, знаете ли.

— Но ведь все мы как будто в отпуске! — воскликнул Фридмен.

— Извините, господа. — Немец учтиво склонил голову. — Спокойной ночи!

И зашагал прочь своей величественной походкой. Американец проводил его тяжелым, недобрым взглядом.

— Ну и тип! Чем он занимается?

— Бизнесмен, — ответил я.

— А что у него за бизнес?

Я пожал плечами.

— Вы его компаньон?

Я кивнул.

— Ношу за ним чемоданы.

Фридмен захохотал:

— Тоже бизнес!..

Он велел принести коньяк для нас, вино — для итальянца. После первой же рюмки священник отправился на боковую, а мы заказали еще коньяку и весело скоротали вечер. Я уверен, что янки старался напоить меня допьяна. Я пил с ним на равных, не отставая, а сам все думал, что ему от меня надо. Узнал я это значительно позже.

Мы изрядно набрались, и я пошел спать, решив, что позвоню Сэму на следующий день с места очередной ночевки — из палаточного лагеря Кура.

В лагере Кура телефона не было, я узнал об этом, когда мы туда добрались, покрыв более двухсот километров по ухабистому африканскому бездорожью.

Управляющий лагерем, недавний выпускник Утали-колледжа в Найроби, объявил, что его рация бездействует уже несколько месяцев — никак не пришлют запасных частей. Молодой человек держался уверенно, был радушен и общителен, и казалось, что отсутствие связи с внешним миром его ни чуточки не огорчает.

— Вы проводник? — спросил он меня.

— А что, похож?

Он улыбнулся и покачал головой:

— Да нет, те циники. Вы из туристской группы?

Я кивнул и спросил:

— А все-таки, что вы делаете в экстренных случаях, когда необходимо дозвониться?

Он пожал плечами.

— Я здесь пять месяцев, а телефон уже год как молчит, и за все это время не было ни одного экстренного случая.

— А если, скажем, гиена стащит кого-нибудь из туристов?

Он добродушно рассмеялся.

— Во-первых, у местных гиен хороший вкус. Во-вторых, недалеко отсюда, в Магади, есть полицейский пост.

Я присвистнул. По карте, которую я приобрел на бензоколонке фирмы "Шелл", до Магади отсюда целых шесть сантиметров солончаков. Я не преминул высказать свои сомнения.

— В этой глуши и дикости, — ответил управляющий, — шестьдесят километров не расстояние.

Я вернулся к себе. Палатки были поставлены позади просторного бревенчатого коттеджа, в котором находились контора, ресторан и бар, а также ванные комнаты и душевые кабины с холодной и горячей водой. Палаток было не менее пятидесяти, разных размеров и формы. Территория лагеря была обнесена проволочным заграждением, чтобы отвадить не в меру любопытных зверей. В углу, всего в нескольких метрах от озерка, на четырех стальных опорах высилась водокачка.

В соседней палатке разместился фон Шелленберг. Я привязал полотняные створки таким образом, чтобы открыть доступ свежему воздуху, и прилег на койку. Прошедший день показался чересчур долгим и жарким, кроме того, давало себя знать выпитое накануне. Я заснул и спал, пока не позвали к ужину.

Когда все сели за стол, я извинился и вернулся в палатку, якобы за сигаретами. Настало время действовать, решил я. Одолжив у ночного сторожа фонарь, я отыскал палатку Вэнса Фридмена и учинил в ней тщательный обыск, однако не нашел ничего, что бы подтвердило либо развеяло мои опасения. Отдав фонарь хозяину, я вернулся в ресторан. Какая обида, что нельзя позвонить Сэму!

После ужина большинство уставших с дороги туристов разбрелись по палаткам, за нашим столом остались только Вэнс Фридмен, Ивонн и я. Вскоре, выпив лишь пару рюмок, американец нас оставил. Мы болтали с француженкой о разных пустяках. Она расспрашивала про Африку, я отвечал что знаю. Оказалось, что во многих вещах я куда менее сведущ, чем она: Ивонн добросовестно штудировала путеводители.

— Значит, вы из гостиничной охраны? — Она разразилась звонким смехом.

— Должен же я был что-то вам сказать, — улыбнулся я. — Конечно, вы мне не поверили, но все-таки не стали кричать.

— Что вам понадобилось в моей комнате? — спросила она.

— Говорю же — смотрел в окно!

— Очевидно, в вашем номере окон не было!

— Они выходили на другую сторону.

— А я решила, что вы насильник.

— Конечно, что еще вы могли подумать?

На ней было длинное вечернее платье и на плечах белая шаль — ночной воздух был довольно прохладен. Длинные черные волосы развевались по ветру, обрамляя лицо. Большие глаза неотрывно следили за мной.

— Вы так до сих пор и не сказали, чем на самом деле занимаетесь.

Я кивнул. Тут к нам подсел Джо и целиком завладел вниманием девушки. На нем был темный костюм, галстук, он из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление. Я почувствовал себя лишним.

Ночь делалась все холоднее. Взошла луна, ярко заблестела поросшая акацией долина, тянувшаяся, казалось, до самого края земли, и оттуда долетали странные ночные звуки. С потолка веранды свешивалась карбидная лампа, ее шипение дополняло симфонию африканской ночи.

На веранде осталось не больше дюжины туристов. Джо развлекал француженку эпизодами своей героической биографии. Я откинулся на спинку плетеного стула, гоняя комаров и довольствуясь скромной ролью зрителя. Мне было не до чар Ивонн, обстоятельства требовали быть начеку.

Внезапно из ночного мрака донесся жутковатый хор. Все прислушались. Непонятные вопли то усиливались, то затихали, напоминая смех безумца.

— Дикие собаки, — хладнокровно пояснил Джо. — Наверное, празднуют удачную охоту, добычу делят.

Ивонн спросила, откуда ему это известно.

— Да уж известно! — ответил Джо. Он был весьма самоуверен и потому каждое свое слово выдавал за непреложную истину. — Я в этом деле не новичок, — заявил он и, приложив ладонь к правому уху, снова прислушался. — Теперь к веселью присоединились гиены и шакалы.

Перебранка плотоядных хищников продолжалась еще несколько минут, затем прекратилась. Очевидно, все до последней косточки было разобрано и стая мародеров отправилась на поиски новой поживы. Жизнь на равнинах бьет ключом, у нее бешеный темп. Тянущая килограммов на триста зебра за четверть часа может быть изглодана без остатка.

Джо говорил теперь о ночи. Для него это была открытая книга, он все тайны ее постиг, это очень просто, надо лишь быть повнимательней. Видать, он всякий раз проделывает с туристами такие трюки. Вскоре все, кто был на веранде, внимательно вслушивались в ночь, пытаясь отличить отдельные ее голоса и шорохи.

— Что это? — спросила Ивонн, касаясь руки Джо.

Казалось, совсем близко от лагеря в густой траве, залитой лунным светом, кто-то протяжно стонал. От этого звука мороз подирал по коже — так мать оплакивает сына.

На лице Ивонн запечатлелся притворный ужас, она явно заигрывала с Джо.

— Сова-орел, — сказал он, похлопывая ее по руке. — Совершенно безвредное существо.

Пары, сидевшие за соседними столиками, засыпали Джо вопросами, он охотно отвечал. Ивонн не отняла у Джо своей руки. Он заказал еще выпивку и раскурил для нее сигарету. Я лишь наблюдал за ними, радуясь тому, что не участвую в спектакле.

Постепенно под благотворным действием джина с тоником француженка оттаяла и, поддавшись уговорам Джо, принялась рассказывать о себе: единственная дочь у родителей; отец крупный винодел; сама она учительствует в окрестностях Парижа, работа ей нравится. Путешествовать в обществе родителей не такое уж удовольствие. Отец все время боится, что их обсчитают, надуют. Мать вечно его бранит, а ей приходится быть меж двух огней.