— Вот оно, наше рукотворное озеро. — Брайан постучал ногтем по карте. — На его месте раньше был ключ, пересыхавший в сухое время года. Теперь же круглый год заповедник Цаво будет напоен водой. Скажу, не впадая в преувеличение, — это подлинный триумф инженерной мысли.

— Впечатляюще, — кивнул я.

— Впечатляюще?! — гаркнул Брайан. — Да это совершеннейшее чудо! Ведь равнина Куко — сущий ад, настоящая преисподняя. Там давно уже ничего не растет. Только в прошлом году от засухи погибло более тысячи слонов и десятки носорогов, не говоря уже о мелком зверье. Новая система водоснабжения превратит ад в рай. Вот увидите, пусть только новое озеро наполнится до краев.

— А что будет с Амбосели? — спросил я. — Оно не обмелеет, отдав свою воду?

Брайан засунул карту в карман.

— Совершенно исключено! Установлено, что даже в самый засушливый сезон уровень воды будет понижаться всего на несколько сантиметров. Не забывайте, воды Амбосели постоянно пополняются за счет реки Наманга и ключей Леме Боти. Мы тщательно изучили этот вопрос, в таких вещах рисковать нельзя.

Он подошел к краю платформы и помыл руки, хотя сам предупреждал о крокодилах. Внезапно он вскинул глаза на противоположный берег, потом на вершину горы и замер.

— Какой-то дурень туда забрался, — сказал он, распрямляясь.

Достав из машины бинокль, егерь навел его на горы, потом покачал головой и передал бинокль мне. Я стал вглядываться в каменистый берег — ничего примечательного.

— Я увидел отражение в воде, — сказал Брайан.

Я снова уставился в бинокль.

— Видите? — спросил он.

Я покачал головой.

— Старею, видать, — закряхтел Брайан, влезая в кабину. — Почудилось, видно, хотя голову бы дал на отсечение, что… Ну да ладно, залезайте в кабину, попутчик.

— Местный? — спросил я, садясь рядом с ним.

— Нет, — покачал он головой, — какой-то белый.

"Ленд-крузер" чихнул и рванулся с места прежде, чем я успел вцепиться в поручень. Назад мы ехали другой дорогой, не отрываясь, однако, от огневых просек. Машина подпрыгивала на кочках и неслась вперед, как рассвирепевший носорог.

Туристы вернулись с дневных экскурсий раньше нас с Брайаном. Автобусы, точно стадо зебр, уже выстроились в ряд на стоянке. Брайан затормозил и выскочил из кабины, а "ленд-крузер" долго еще колыхался и дребезжал.

— Не хотите ли выпить? — крикнул я ему вслед.

— Встретимся в то же время, что вчера. Идет?

— Буду вас ждать.

Брайан подошел к красному "сузуки", припаркованному в дальнем углу автомобильной площадки, покачал головой, потом направился вверх по тропинке к своему жилищу.

Поднявшись к себе, чтобы принять душ, я подошел к двери фон Шелленберга, соседствующей с моей, и уже собрался было распахнуть ее, как до меня донеслись голоса. Мой наниматель горячо препирался с кем-то.

— Мне он не нравится, — кричал фон Шелленберг.

— Я им займусь, — отвечал незнакомец.

Голос его показался мне знакомым. Минуту-другую оба молчали. Потом раздался звон стаканов, что-то забулькало.

— А как насчет денег? — спросил фон Шелленберг.

— Все улажено, — ответил незнакомец.

— Отлично. Как только здесь закончим, улетим в Швейцарию. Каждый получит свою долю.

Оба снова замолчали. Я стоял в нерешительности.

— Твой телохранитель, — заговорил незнакомец, — насколько он надежен?

— Умеет обращаться с оружием, — ответил фон Шелленберг.

— Что у него за пушка?

— Автоматический пистолет тридцать восьмого калибра.

— Что-нибудь придумаем, — помолчав, сказал незнакомец.

Я на цыпочках прошел в ванную, открыл краны. Раздеваясь, я весело насвистывал, потом залез в горячую воду и принялся тщательно соскребать с себя дорожную пыль. Надев свежий костюм, я постучался к фон Шелленбергу.

Немец сидел на кровати, держа стакан с виски. Незнакомец стоял у окна, тоже со стаканом в руке. Он был долговяз и сухощав, с чертами южанина — то ли француз, то ли итальянец или испанец, а может, и грек. На вид ему можно было дать лет сорок.

Фон Шелленберг представил нас друг другу. Незнакомца звали Янос.

— Янос мой компаньон, он только что прилетел из Европы.

Мы обменялись рукопожатием, ладонь Яноса оказалась жесткой и грубой. Произнося обычные в таких случаях любезности, он даже не улыбнулся.

Фон Шелленберг сказал, что я сопровождаю его в путешествии. Янос кивнул, и вот тут его тонкие губы растянулись в усмешке.

— Садитесь, — предложил мне фон Шелленберг. — Выпьете с нами?

Я кивнул. На тумбочке у кровати стояла початая бутылка виски. Он налил мне, и мы подняли стаканы в безмолвном тосте. Потом фон Шелленберг с озабоченным видом обратился ко мне:

— Планы изменились. Отпала необходимость моей поездки в Найроби, вы отправитесь туда без меня.

Я выказал удивление. Он взял сигару.

— Дело в том, что завтра вечером из Франкфурта прилетает еще один наш партнер. Я просил бы вас встретить его в аэропорту и тотчас доставить сюда. Возникли неотложные дела, которыми нам надлежит незамедлительно заняться.

Он как будто совершенно упустил из виду одно обстоятельство: утром наш "караван" снимается с места и берет курс на Момбасу. Я напомнил про это, и он кивнул.

— Я договорился, что задержусь здесь на пару дней. А потом мы с вами вновь присоединимся к маршруту "Цаво-четыре" в отеле "Ньяли-Бич", как раз поспеем к прогулке на парусных лодках, дхоу, до Ламу.

Теперь уже я кивнул. Значит, мне еще удастся провести несколько дней с Ивонн. Однако я опасался за своего работодателя и без обиняков сказал ему об этом. Хмыкнув, немец ответил, что ему здесь ничто не угрожает. Мы выпили еще и пошли ужинать. В дальнем углу ресторана отыскался столик, накрытый на троих. Ели молча. Янос мне не нравился. Очевидно, я ему тоже не приглянулся.

Мы доедали свиные отбивные, когда он вдруг обратился ко мне:

— Я слышал, вы неплохо стреляете.

Я изумленно вскинул на него глаза, но тут вмешался фон Шелленберг:

— Янос тоже волнуется за мою безопасность. К тому же сюда едет наш партнер, вот он и спросил про вас.

Я понимающе кивнул. У меня возникло мимолетное чувство неловкости: немец платит мне ни за что, но, раз ему так нравится, пора принимать это как должное и наслаждаться жизнью.

— Пожалуй, один лишь американец внушает беспокойство. — Фон Шелленберг указал на Вэнса Фридмена: — Вон он, сидит за столиком с французским семейством. В нем есть что-то подозрительное.

— Похож на удалившегося от дел шулера, — заметил Янос.

— Сегодня я снова побывал в его номере, — доложил я. — Никакого оружия, даже перочинного ножа!

Карие зрачки Яноса забегали — то на Фридмена поглядит, то на меня. А на губах все то же подобие улыбки. Я не мог понять, смеется он надо мной или Вэнсом Фридменом. Шулер на пенсии! Именно это сравнение я искал с тех пор, как впервые увидел янки в отеле "Бульвар". Не в бровь, а в глаз!

До конца ужина больше не было произнесено ни слова. Кофе пили на террасе. Янос и фон Шелленберг говорили о делах, о переводе каких-то акций из нью-йоркского банка "Ферст Нэшнл" в цюрихский "Кредит Женераль". Судя по отдельным репликам, фирма задолжала фон Шелленбергу. Янос уверял, что по возвращении в Европу недоимка будет погашена.

— Как мне добраться до Найроби? — спросил я.

— Янос вас отвезет, — ответил фон Шелленберг. — Он зафрахтовал самолет.

Таким образом я получил ответ на другой, незаданный вопрос — как Янос оказался в "Баобабе".

Фон Шелленберг перевел глаза на Яноса, тот молча кивнул.

— Завтра утром в путь, — продолжал немец. — Ганс прилетает в десять вечера триста девяносто первым рейсом "Люфтганзы". Янос заказал три номера в "Бульваре". Переночуете там, послезавтра вернетесь, а уж потом махнем в Момбасу.

Я опять кивнул, меня такая программа вполне устраивала. Таким образом, в Найроби у меня весь завтрашний день свободный — вполне достаточно времени, чтобы довести до конца дела с Сэмом.